Джеффри Арчер - Бойтесь своих желаний…
Последовала тишина, показавшаяся Эмме бесконечной, на самом же деле длившаяся лишь несколько секунд.
– Миссис Клифтон, – наконец последовал ответ.
Эмма раскрыла от удивления рот. Старик наклонился над столом и прошептал:
– Всегда сомневался в Фишере, а как только он проголосовал за себя, понял, что был прав.
Эмма не знала, то ли рассмеяться, то ли поцеловать его, но секретарь компании прервал ее мысли:
– Мистер Хардкасл?
И вновь все в комнате переключили внимание на единственного человека, которого никто не знал.
– Будьте так добры сообщить нам свое решение, сэр. – Фишер нахмурился.
Всего шесть. Если бы Сьюзен проголосовала за него, голос Хардкасла значения бы уже не имел, но он по-прежнему был уверен, что йоркширец поддержит его.
Седрик Хардкасл вытянул из верхнего кармана носовой платок, снял очки и протер их, после чего ответил:
– Я воздержусь и предоставлю председателю, который знает обоих кандидатов куда лучше меня, решить, кто из них больше годится в преемники.
Когда вновь избранный председатель совета директоров занял свое место во главе стола, Сьюзен Фишер оттолкнула свой стул и тихонько выскользнула из зала заседаний.
Пока что все шло как надо. Однако Сьюзен знала, что для завершения оставшейся части ее плана следующий час будет решающим. В то утро Алекс даже ничего не сказал, когда она предложила отвезти его на собрание совета, чтобы он смог сосредоточиться на своей речи. О чем она умолчала – так это о том, что обратно она его не повезет.
Какое-то время Сьюзен мирилась с тем, что ее брак оставался фарсом, и не могла даже припомнить, когда они последний раз занимались любовью. Она частенько спрашивала себя, почему все-таки согласилась выйти за майора. Постоянное мамино напоминание: «Не позаботишься о себе, доченька, останешься в девках», увы, не помогло. Она решила дать майору отставку.
Алексу Фишеру не удавалось сосредоточиться на речи Эммы, выражавшей согласие занять должность председателя. Он мучительно пытался придумать, как объяснит дону Педро, отчего жена проголосовала против него.
Поначалу Мартинес предложил, чтобы его сопровождали на совет Диего и Луис, но Алекс убедил: мысль о том, что компанию возглавит иностранец, напугает директоров больше, чем женщина-председатель.
В конце концов он решил, что просто доложит дону Педро о победе Эммы с преимуществом в один голос, а о том, что жена не поддержала его, умолчит. Он не подумал о том, что произойдет, если дону Педро попадется на глаза протокол собрания.
Припарковав машину перед многоквартирным домом «Аркадия», Сьюзен Фишер отперла входную дверь, поднялась на лифте на третий этаж и вошла в квартиру. Быстро прошла в спальню, опустилась на колени и вытащила из-под кровати два чемодана. Затем начала опустошать шкаф: шесть платьев, два костюма, несколько юбок и бальное платье – придется ли когда-нибудь снова надеть его? Потом, выдвигая ящики комода один за другим, вынула свои чулки, нижнее белье, блузы и джемперы и почти наполнила первый чемодан.
Когда она поднялась с колен, взгляд ее упал на акварель «Озерный край» – Алекс купил ее, когда у них был медовый месяц, и немного переплатил. К удовольствию Сьюзен, картина идеально уместилась на дне второго чемодана. Затем она прошла в ванную, собрала туалетные принадлежности и косметику, пеньюар и несколько полотенец, рассовав их по свободным секциям второго чемодана.
В кухне Сьюзен понадобилось немногое – главным образом веджвудский обеденный сервиз, свадебный подарок от матери Алекса. Она тщательно завернула каждый предмет в страницы «Дейли телеграф» и сложила все в два пакета из-под продуктов, которые нашла под раковиной.
Простенький зеленый чайный сервиз она оставила: он ей никогда не нравился, особенно потому, что на нем появилось много сколов, да и места во втором чемодане уже не было.
– На помощь! – невольно воскликнула Сьюзен: она хотела бы увезти много больше того, что взяла, но оба чемодана были уже битком набиты!
Сьюзен вернулась в спальню, встала на стул и стянула со шкафа старый чемодан Алекса. Выволокла его в коридор, отстегнула ремни и продолжила свое дело. В гостиной на каминной полке стояли старинные часы с ручкой наверху – фамильная ценность, по словам Алекса, и три фотографии в серебряных рамках. Она вытащила фотографии и порвала их, а пустые рамки упаковала. Сьюзен с радостью забрала бы и телевизор, но уж слишком он был большим, да к тому же этот шаг мама бы не одобрила.
Секретарь компании объявил собрание закрытым, но за ланчем Алекс не присоединился к своим коллегам. Не обменявшись ни с кем даже словом, он быстро покинул зал заседаний. Следом ушел Питер Мейнард. Дон Педро дал Алексу два конверта по тысяче фунтов в каждом. Жена, разумеется, не получит пятисот фунтов, которые он пообещал ей. Когда они оказались в лифте, Алекс достал из кармана один конверт.
– Вы, по крайней мере, сдержали слово, – сказал он, протянув конверт Питеру.
– Спасибо, – с благодарностью проговорил Мейнард, пряча деньги в карман. – Но какая муха укусила Сьюзен? – добавил он, когда дверь лифта открылась на первом этаже.
Алекс не ответил.
Когда они вышли из здания пароходства, Алекс не удивился, не обнаружив свою машину на привычной стоянке, однако его озадачил тот факт, что там был припаркован незнакомый ему автомобиль.
У передней двери машины стоял молодой человек с кожаным саквояжем в руке. Заметив Алекса, он сразу направился к нему.
Утомленная сборами, Сьюзен вошла в кабинет Алекса. Здесь она не ожидала найти чего-либо ценного в добавление к своей добыче: разве что две картинные рамы – одна серебряная, другая кожаная – и серебряный ножичек для вскрытия почтовых конвертов, который подарила мужу на Рождество. Но поскольку нож был всего лишь посеребренным, она решила оставить его майору.
Время поджимало, Алекс должен был скоро вернуться. Но, уже собравшись уходить, Сьюзен заметила толстый конверт со своим именем, написанным поперек. Она разорвала его и не поверила глазам: пятьсот фунтов, которые пообещал ей Алекс, если она придет на собрание совета директоров и проголосует за него. Что ж, наполовину она выполнила свою часть сделки: Сьюзен спокойно опустила деньги в сумочку и улыбнулась впервые за этот день.
Сьюзен закрыла дверь, быстро прошлась по квартире и осмотрелась еще раз – на всякий случай. Она что-то забыла, но что? О, ну конечно, конечно! Она кинулась в спальню, открыла маленькую кладовку и улыбнулась во второй раз, увидев ряды обуви, которая осталась еще со времен ее «модельных» дней. Не спеша она принялась складывать обувь в чемодан. Она уже хотела закрыть дверь кладовки, как ее взгляд остановился на аккуратном рядке черных кожаных туфель и коричневых брогов – все начищены, как на парад. Обувь была гордостью и отрадой Алекса, все пары сделаны у Лобба из Сент-Джеймса, и, как он частенько напоминал ей, сносу им не будет всю жизнь.
Сьюзен взяла по левому ботинку каждой пары и побросала в старый школьный чемодан Алекса. Туда же проследовали правая тапка, правый башмак «Веллингтон» и правый кед. Покончив с этим, она уселась на чемодан и застегнула ремни.
Наконец она выволокла все три чемодана и два пакета на лестничную площадку и закрыла дверь дома, в который никогда больше не вернется.
– Майор Алекс Фишер?
– Да.
– Мне велено передать вам это, сэр. – Молодой человек вручил ему продолговатый темно-желтый конверт.
Не добавив больше ни слова, юноша вернулся в свою машину и уехал. Вся встреча длилась менее минуты.
Озадаченный, Алекс нервно надорвал конверт и достал документ на нескольких страницах. На титульном листе он увидел надпись: «Исковое заявление о расторжении брака: миссис Сьюзен Фишер против майора Алекса Фишера». У него подогнулись колени, и он ухватился за руку Мейнарда, чтобы не упасть.
– Что стряслось, старина?
Седрик Хардкасл
1959
В поезде, уносящем его обратно в Лондон, Седрик Хардкасл еще раз припомнил, каким образом он очутился на собрании совета директоров бристольского пароходства. Все началось с того, что он сломал ноги.
Почти сорок пять лет Седрик вел жизнь, которую даже его местный викарий описал бы как безупречную. За это время он заработал репутацию человека честного, принципиального и здравомыслящего.
В пятнадцать лет он окончил классическую школу в Хаддерсфилде и пошел работать к своему отцу в «Фартингс банк», что на углу Центральной улицы, – в этом банке вам не удастся открыть счет, если только вы не родились и не выросли в Йоркшире. Каждому работнику, как зеленому практиканту, здесь с первого дня вдалбливали в голову ключевую доктрину банка: «Береги пенсы, а фунты позаботятся о себе сами».
В тридцать два года Седрик стал самым молодым в истории банка заведующим отделением, и его отец, по-прежнему рядовой кассир, вышел на пенсию как раз вовремя, чтобы ему не пришлось на работе обращаться к собственному сыну «сэр».
