Любко Дереш - Голова Якова
– А ты кто такая вообще?
– Я – просто Майя. Просто Майя. Или Марайя. Либо Марина. Я Мара. Мэри. Мари. Кумари. Мириам. Миринда. Миранда. Мандала. Мантра. Мрия. Мираж. Мирабела. Я – Мера. Я просто знаю, что это невкусно, господин Богус. Всего доброго, господа.
Майя пошла наверх собирать вещи.
XI. Великая темная ночь, когда гибнут боги Presto furioso (неистово)
1
Чтобы взломать пароль, составленный из случайной последовательности знаков, компьютеру необходимо перебрать 2 в 28 степени вариантов. При скорости 1000 попыток в секунду компьютер потратит на подбор 3 дня. Код, который составлен из четырех случайных общеупотребимых слов, дает неопределенность в размере 2 в 44 степени вариантов. Чтобы подобрать его, компьютеру нужно пятьсот пятьдесят лет.
Взломать трудно, запомнить легко. Четыре случайных слова, например ЖИЛ БЫЛ БРАТ ЯКОВ.
2
Гениальность порождает гениев трех конфигураций.
Гениев первого типа оценивают еще при жизни. Например, Бах, Дюрер.
Гениев второго типа признают после смерти. Например, Джордано Бруно, Гоген.
Гении третьего типа – люди, которых никогда не признают гениальными.
3
Насколько сложным казался этот мир. Сложным и запутанным. Насколько легкой казалась эта простота, которая всегда легко дается, но никогда не приходит с муками. Насколько холодным был этот мир.
Как он ему не дался. Как проскочил мимо всех касс. Как он пролетел. Яков почувствовал, что умирает.
4
Он почувствовал, что замерзает. Стены комнаты растворились. Он лежал посреди безлюдной пустыни, заснеженной и открытой всем ветрам. Дыхание ледяного ветра. Над ним – бескрайняя черная беззвездная пустота. Холод выламывал ему кости, и когда его кости от мороза затрещали, а в глазах стало красно от мороза, Яков увидел, как отслаивается и облезает его сетчатка глаза, и как в оголенный нерв бьет поток слепящего света.
И такой же слепящей тьмы.
Первой за ним из тьмы пришла Ирена.
5
Ирена была голой, в ослепительной темноте она казалась красной. На шее у нее было ожерелье из голов, на бедрах – пояс из рук и языков. Яков узнал все свои головы: головы алчности, головы секса, головы вожделения, головы злобы, головы пьяные, головы дикие, головы, головы – все, что он в себе знал. Все руки, которыми касался Ирены, все руки, которыми ворошил, срывал, брал, сжимал, удерживал, ласкал, давил, бил, драл, тер, мыл, – все руки, какие у него были, – теперь болтались на поясе у Ирены. Она пришла за ним.
Ирена задрала голову к небу и пропела голосом валькирии:
– «Да безумные пребудут вовеки!» – и от рубила Якову руки.
Яков закричал.
– «Да величественным пребудет их путь». – Ее меч с размаха отрубил Якову ноги.
Яков завыл.
– «Храбрые и бесстрашные пусть славятся на веки вечные», – пропела она и отрубила ему голову.
Голова захрипела. Кровь брызнула из обезглавленного тела, и голова Якова увидела, как струи крови тройным фонтаном прыснули Ирене в рот. Кровь его текла сильнее, и когда Ирена допила его кровь, голова Якова увидела, как темнота отодвинулась и кровь его допивали Яна и Йоланта.
Из тьмы вышла четвертая – женщина в маске, она распорола туловище Якова кривым ножом и вырвала из его спины позвоночник.
Жрица взяла голову Якова и срезала с нее скальп. Голова Якова ощутила, как на ее черепе вырезают ножом простые знаки санскрита:
ЗДЕСЬ БЫЛА КАЛИ
Кали просверлила ножом в его голове дырочку, и туда хлынуло знание всех знаков, которые существовали, могли или будут существовать.
Кали соединила позвоночник с головой.
Яков, зачарованный светом познания, трепетал и пытался пролезть в дырочку, его позвоночник задрожал, как хвост у сперматозоида, и Яков почувствовал, что может действовать. От радости он задергался, выгибая позвоночник еще больше, и ощутил, как по позвоночнику прокатываются приятные волны. Мощный импульс направил его вглубь этого океана света, а дальше он поплыл сам – направив все силы на то, чтобы сближаться с большим, круглым, сильным, которое было всем вокруг.
Яков плыл и видел вокруг себя миллиарды своих отражений. Все они виляли хвостиками. Маленькие живчики с головкой и жгутиком.
Яков видел, что он – первый и единственный.
Он сладко врезался в упругую материю и ощутил, как по плечи погружается в беспамятное, безымянное, беспредельное, безначальное, бесконечное лоно. «Я-й-Це! Я-й-Це!» [1] – кричал он в экстазе, и, чтобы вместить весь экстаз, какой только возможен, он стал бесконечно делиться, делиться, и когда его стало много, бесконечно много, он спросил себя хором: «Кто мы?» И мы ответили, что мы – бесконечное количество частей целого, блаженство, знание блаженства и любовь от знания. И мы поняли, что мы – полнота мудрости и что мудрость эта вечна, одна и в каждом.
Он протиснулся дальше, когда понял, что застрял.
Ни туда. Ни сюда.
И ощутил смех Кали. Он понял, какой ужасный обман произошел.
Она проглотила его своим чревом. Она душила его между своих ног.
Он сбежит.
Он выживет.
Он будет жить и носить в себе единое. Вперед, Кецалькоатль! Вперед!Футбольное поле. Он майянский жрец, который кричит в сложенные ладони:
– Вперед, Кецалькоатль, вперед!
И летят головы с плеч команды соперников.
И смеется Кали.Великий инквизитор. Он вешает на крючья тех, которые кричали: «Бей, Кепалькоатль, бей!» И Кали заходится хохотом.
Он убивает зло из пистолета, винтовки, ножом, из самолета, из подводной лодки, он сбрасывает ядерные бомбы, он трясет планету и давит галактики черными дырами.
Но Кали чернее черных дыр.
Он смотрит на то, что не может уничтожить, и видит, что ему нет ни начала, ни конца. Он ложится отдохнуть на краю этой бескрайности, которая, где бы ни лег, всюду оказывалась серединой, и все постепенно умиротворяется.
Восходит луна и освещает все ровным, прохладным светом.
Он не шевелится, и ни одна волна не прокатывается от его движения по поверхности бескрайнего озера лунного света.
Все вещи возвращаются к началу.
И он понял, что без нее он труп недвижимый, а с нею – блаженство мужского рода. Лунные воды засияли ярче, и Яков понял, что он – солнце.
XII. Музыка для космических дальнобойщиков Adagio (медленно, спокойно)
1
После эдакой сцены с Яковом Матвей, чтобы остыть от эмоций, поставил себе на ночь музыку. Целую ночь ему снились очень странные сны.
2
Ему снилось, очень подробно, как ночью он просыпается от сильной рези в боку. Его тошнит, рвет, начинается понос – и все это весьма и весьма реалистично, настолько реалистично, что под утро он от этих реалистичных, дальше некуда, переживаний понимает, что ему срочно нужно в больницу. Богус отвозит его в районную больницу, где Матвей еще долго задыхается в спазмах, пока под капельницей ему не снимают судороги и не отправляют на рентген.
Когда Матвей услышал слова врача про рентген, он весь оцепенел, и когда врач сказал ему, что у него в печеночной артерии застряла раковая клетка-метастаза, Матвей обмочился. А осознав, что обмочился, понял и слова врача.
«Это сон», – подумал он, но не проснулся.
«Это мне, наверное, снится. Это не может быть правдой».
Но туман от услышанного помутил сознание, и Матвей заснул глубже.
3
Потом Матвею снилось, как он поехал в Киев и встретился в донецкими. Их встреча прошла под покровительством Сунь-Цзы, и все три дня переговоров были успешными. Матвей назвал свою победу Стратагемой 37 – «Отдать врагу соломенного императора», и в закрытом китайском ресторане они праздновали подписание контракта китайскими яствами и кокаином.
Ночью, оказавшись в огромной пустой квартире в центре Киева, Матвей увидел луну над заснеженным Подолом и ощутил желание позвонить Йоланте. Его мучил страшный кокаиновый бодун. Матвей запомнил эти странные диалоги и потом, проснувшись, целый день прокручивал их в голове, не зная, принять их или отбросить.
4
– Алло, Йоланта?
– Слушаю вас, – раздался в трубке ее голос.
– Это Матвей звонит.
– Очень приятно.
– Послушай, Йоланта… ты можешь говорить?
– Конечно.
– У меня тут такая ситуация… Ты можешь поговорить со мной чуть подольше?
– Это будет зависеть только от вас, господин интеллектуал.
– Послушай… Мне нужно поговорить.
– Как ваше здоровье после больницы?
– Послушай… Со мной сегодня произошло одно событие, я о нем хочу рассказать. Мне кажется, ты меня выслушаешь.
– Я вас слушаю.
– Ты знаешь «Канон перемен»?
– А должна?
– Мой день начался с приема у гастроэнтеролога. Я вспомнил гексаграмму 63. Она предпоследняя и называется Цзи-Цзи, «Уже конец». Эта гексаграмма превращает все в хаос. Пока я ждал под дверями гастроскопии, я вспоминал последние три дня. Все, что случилось между нами. Думал про гексаграмму шестьдесят четыре и про тебя, Йоланта. И знаешь, что я думал? Я думал вот что: «Кто она такая, эта телка, чтобы на нее западать? Неужели ты не лапал лучших сисек? Или не видел больших губ? Ты же прикармливал эти губки и сиськи пачками, а потом выбрасывал их зубные щетки». Меня это злило, Йоланта. Я был зол, как черт, на тебя. Я мстителен. Я хочу быть с тобой откровенным. Ты здесь?
