Андреа Фациоли - Как ограбить швейцарский банк
Распелли, так или иначе, успел научиться кое-каким штучкам. И, естественно, заработать кое-какие франки.
Поэтому он был счастливым владельцем «Инфо-3000», компьютерного магазина в Цюрихе, на Лангштрассе, 32. Клиентура у него была, мягко говоря, весьма пестрая. Злые языки из своих нор шипели, что магазин – лишь ширма для перепродажи краденых компьютеров, но Распелли их не слушал. И гордился тем, что он человек свободный, несудимый и к тому же поэт (почти).
– Видишь ли, Карл, – говорил он старичку с лицом внезапно разбуженного крота, – проблема не в том, могу ли я стереть все, что внутри компьютера…
– Это ведь вовсе не проблема, правда? – пробормотал человечек на швейцарском немецком.
– Проблем вообще нет, Карл, – одни решения. Я хотел спросить: тебе действительно надо стирать всё? Это ведь хороший комп, знаешь?
– Хороший? В самом деле? Когда мой двоюродный брат подарил мне компьютер, он не сказал…
– Слушай, давай сделаем так. Я сотру личные файлы и жесткий диск твоего… твоего кузена, но сохраню программу и приложения. Выйдет немножко дороже, но зато ты и сам сможешь перепродать…
– Перепродать? А кто тебе сказал…
– …сможешь перепродать, я говорю, компьютер, по более высокой цене. О'кей?
Старый крот кивнул, смирившись.
– А когда он будет готов?
– О, ну давай я тебе позвоню. Завтра, через неделю. Как пойдет.
– А, конечно, спасибо, Джотто. Тогда до встречи.
И крот уполз, сразу исчезнув в людском потоке Лангштрассе. Распелли встал на пороге и посмотрел на улицу, где шел слабый дождь. Мимо шли женщины в разноцветных ветровках, проезжали мужчины на велосипедах, прикрываясь от воды сложенной газетой. Трамвай на расстоянии нескольких метров от него резко затормозил. Распелли повернул голову и увидел человека в плотном плаще, который, казалось, возвращается с полей после осеннего ливня.
К своему удивлению, Распелли узнал в этом человеке Жана Сальвиати.
– У вас тут в Цюрихе вообще бывает лето? – проговорил закутанный в плащ перед дверью магазина, вроде как не обращаясь ни к кому конкретно.
– Also, du bist Salviati , [27] – сказал Распелли.
– Да, тот самый, что не говорит по-немецки.
– И тот, что обзавелся виллой в Провансе.
– Ну, пусть так. Можно мне зайти или тебе нравится стоять под дождем?
Распелли заварил чай, вскипятив воду посредством печального с виду кипятильника, непонятно как затесавшегося между принтером и модемом. Сальвиати обхватил горячую чашку ладонями и сказал:
– Я приехал к тебе за помощью.
– Ты опять при делах?
– Не совсем. Кстати, сколько времени?
– Без четверти двенадцать. Я как раз хотел закрываться. Если…
В этот момент мелодия заполнила компьютерный магазин. Распелли поднял брови, а два старых «Макинтоша», казалось, вздрогнули.
– Мой телефон, – объяснил Сальвиати, роясь в кармане в поисках мобильника. – Я не сумел поменять сигнал.
Он принял звонок, прикрыл микрофон рукой.
– Можно?
– Конечно, – отозвался Распелли, который еще не опустил брови. – Будь как дома.
– Алло, – сказал Сальвиати, глядя, как Распелли тактично удаляется.
– Алло.
– Кто… Лина, это ты? Молчание.
– Это я.
– Лина! Как ты? Где ты?
– Со мной обращаются хорошо.
– Кто?
– Я не могу. Тут громкая связь включена, они не хотят, чтобы…
– Где ты?
– Не могу.
– Понял. Ты в порядке?
– Да. Слушай, мне жаль…
– Тебе жаль?
– Я…
– Твоей вины здесь нет, так ведь?
– Что?
– Не надо тебе ни о чем жалеть, ты не виновата.
– Но долги…
– Брось. Если бы я знал, что ты вляпалась в неприятности с этим говнюком Форстером… Но теперь ни о чем не беспокойся. Скоро будешь на свободе.
– Но, папа, взамен они хотят, чтобы ты…
– Я знаю.
– Столько денег, не шутка!
– Знаю, не беспокойся. Это мое ремесло.
– А если у тебя не получится? Если на этот раз не…
– Лина? Я ведь сказал тебе, что сдюжу Слушай, с тобой точно обходятся хорошо? Почему тебе до сих пор не давали позвонить?
– Я… я не знаю, но здесь никто мне не делал ничего плохого.
– Кто с тобой? Марелли?
– Не могу. Молчание.
– Конечно, – сказал Сальвиати через несколько секунд. – Не можешь. Но я хочу, чтобы ты мне опять позвонила, завтра. Это мое условие, чтобы я сделал то, чего они от меня ждут. Скажи им там!
– Да.
– И постарайся сохранять спокойствие.
– Да. А сейчас мне надо с тобой прощаться.
– Пока. Спокойствие!
– Пока.
Сальвиати несколько секунд молчал. Ничего. Никакой подсказки. Никакой зацепки. Лина далеко, где-то в надежном месте, выбранном Форстером. А ему приходится плясать, как кукле, подвешенной за нитки. Но по крайней мере, она в порядке, жива. Может быть, они выберутся из этой ситуации без потерь.
– Распелли!
– Вот он я. – Компьютерщик вернулся, держа в руках свою чашку с чаем. – Я был в мастерской.
– Слушай, беда в том…
– Вообще-то это просто задняя комната, но ты не находишь, что «мастерская» звучит изысканнее?
– Распелли, беда в том, что похитили мою дочь, и я должен украсть десять миллионов франков.
Распелли сглотнул.
– Десять миллионов фр… Похи… кого?
Сальвиати еще раз глубоко вздохнул и объяснил Распелли механизм ловушки, в которую он попал.
– Десять миллионов наличными! – воскликнул Распелли. – Но… но как их повезут? В чемодане?
– Ты не представляешь, сколько денег можно запихнуть в чемодан. Пачка из тысячи банкнот занимает двенадцать сантиметров. Так или иначе, сегодня с утра я получил сообщение от Марелли и сразу же приехал в Цюрих. Потому что теперь все зависит от тебя, Распелли.
У Распелли еще не совсем пересохло во рту и было что сглотнуть.
– В каком смысле?
– Пойдем пообедаем, расскажу.
«Мамма Миа Паста amp; Пицца» – итальянский ресторан, название которого выдавало его цюрихское происхождение. В целом, кормили там хорошо, если не брать в расчет моцареллу. Вывеска смотрела на улицу. Сзади, во внутреннем дворе, находились два красных зонта и три стола, у фонтанчика, из тех, что пускают слабую струю вверх: такие особенно любят воробьи, которых, правда, не выпускают из-под контроля голуби.
– Планируются два перемещения денег в кантон Тичино, – объяснял Сальвиати. – Интереснее, вероятно, то, что пойдет в Беллинцону, так как там отделение меньше. Но я не знаю, когда это будет, и мне неизвестен точный порядок действий.
– Ara. A что ты знаешь?
– Знаю, что перемещать деньги будут в обстановке секретности. Предполагается участие только директора отделения, охранника и типа, который повезет наличность. Хотят всё провернуть тайком. Значит, по идее, должно быть нетрудно сделать чистую работу. Нужно только придумать хороший план.
Распелли почесал в затылке. У него было полно волос, и каждый из них устремлялся в свою особую сторону. Его однокурсник, забавы ради, когда-то описал этот феномен с помощью уравнения.
– Но мне невдомек, при чем тут я, – сказал компьютерщик. – Я в таких делах не смыслю.
– Ограблением в Тичино займусь я, – успокоил его Сальвиати. – Но мне пока недостает информации. А эта информация хранится в «Юнкере», в компьютере под замком.
– Я знаю кое-кого в «Юнкере», – отозвался Распелли. – Все зависит от того, кому поручили это дело. Без пароля и кодов доступа мы не сможем сделать ничего, это ясно. Однако…
– Однако?
– Однако, если ты мне подсобишь, мы можем использовать человеческий фактор.
Сальвиати ел без спешки. Он заказал пасту с чесноком, оливковым маслом и стручковым перцем, но первую скрипку в ней необъяснимым образом играла петрушка. Распелли взял весеннюю пиццу: кабачки, баклажаны, сыр «Грана падано», сыровяленая ветчина и рукола.
– Человеческий фактор, конечно, – сказал Сальвиати. – Но я должен знать, кто и что в точности.
На жаргоне «человеческий фактор» обозначал мужчин и женщин, которые всегда скрывались за паролем. Если не было возможности взломать систему, существовали отличные специалисты по взлому людей.
– Детали я смогу сообщить тебе через неделю-другую, – Распелли резал пиццу на ломти равного размера, распутывая волокнистую моцареллу – Когда будет ограбление?
– Именно это одна из тех вещей, которые я хочу узнать от тебя.
– Хорошенькое дельце, – ухмыльнулся Распелли. – Ты только вернулся и уже требуешь от меня чудес…
Позднее, дожидаясь трамвая, Сальвиати думал: колесо завертелось. У него было странное ощущение. Прованс и сад госпожи Августины как будто отодвинулись далеко во времени, а последние его воровские «работы», сделанные до отхода от дел, обретали более четкие очертания. Сальвиати помнил лица, слова, постоянную заботу о том, чтобы все было на месте, чтобы все люди преследовали одну цель и знали, как действовать.
Перед тем как сесть на обратный поезд в Тичино, он прогулялся по привокзальным улицам. Надменные женщины и пастельные галстуки Банхофштрассе контрастировали с непритязательным кварталом, где обитал Распелли. Словно другой город, другой мир.
