Розали Хэм - Месть от кутюр
– Как прошел футбольный бал? – поинтересовалась миссис Олменак.
– Я, конечно, сплетничать не привыкла…
– Конечно, нет.
– …но эта Миртл Даннедж, которая нынче зовет себя Тилли, такая наглая, дальше некуда. Заявилась на танцы в жутко неприличном платье, почти голышом, и весь вечер липла к Тедди Максуини. Скверная она девчонка, дурная. Нет, нет, я вообще-то помалкиваю – я ведь и про Фейт О’Брайен ничего не говорю, только эта Тилли еще натворит бед, вот увидишь. А Гертруда Пратт всю ночь до самого утра прошлялась с молодым Бомонтом…
– Гертруда?
– …и Нэнси сказала мне, что Бьюла ей сказала, что Гертруде, видимо, теперь придется замуж выходить. Ужас, что с Элсбет случится, когда она узнает!
11
Утреннее солнце согревало спину сержанта Фаррата, который завтракал на заднем крыльце. Он упер кончик банана в тарелку и рассек его вдоль, потом нарезал на небольшие кусочки. Отложил нож и аккуратно очистил кожуру при помощи изящной десертной вилки. Положил маленький полумесяц в рот, тщательно прожевал. Он тоже слышал про зеленое платье и теперь размышлял, не обратиться ли к Тилли за страусиным пером. Съев тост с джемом, сержант смахнул крошки со своего наряда – ансамбля из блузки и юбки, как у Риты Хейворт[14], который он скопировал по журнальной фотографии, запечатлевшей свадьбу Риты и принца Али Хана[15]. В своей копии шляпки он увеличил поля до восемнадцати дюймов и украсил ее нежно-голубой вуалью и белыми розочками из гофрированной бумаги. Сержант вздохнул: идеальный туалет для посещения скачек.
В это время на холме Тилли, склонившись над машинкой, вшивала шестидюймовую «молнию» в лиф нового платья густого лилового оттенка. Умелые пальцы продвигали ткань под иглой. В кухню вошла Молли. По пути к задней двери она клюкой смела со скамьи солонку, перечницу, вазу с засушенными цветами и курильницу для благовонных палочек. Тилли продолжала шить. На веранде Молли прислонилась к стене и устремила взгляд на приближающуюся фигуру. По холму поднимался молодой человек; он широко размахивал руками, чтобы не потерять равновесия из-за деформированной ноги, обутой в огромный ботинок. У ворот молодой человек снял замусоленную кепку и встал, тяжело дыша и сияя от уха до уха. Лицо его было усыпано воспаленными прыщами с белыми гнойными головками, из маленького рта торчало слишком много зубов. Куртка была ему мала, а штаны – велики.
– Миссис Даннедж? – обратился он к старухе.
– Сама знаю, – буркнула она.
Улыбка юноши померкла.
– Это я, Барни.
– Мы родственники?
– Нет.
– Слава богу.
– Я пришел к Тилли.
– С чего ты взял, что она захочет тебя видеть?
Барни заморгал и нервно сглотнул. Физиономия у него вытянулась, бедняга начал мять кепку.
– Привет, Барни! – Улыбающаяся Тилли вышла из-за спины матери.
– О, я так рад, – облегченно вздохнул Барни и вдруг заметил, что Тилли одета лишь в коротенькую ярко-синюю шелковую комбинацию.
Он смущенно переминался с ноги на ногу, сильно припадая на деформированную стопу.
– Тебя Тедди прислал?
– Да.
– Послушай, Барни. – Тилли спустилась на одну ступеньку, и он шагнул назад. – Возвращайся домой и передай Тедди, что я не пойду с ним на скачки. Это мой окончательный ответ.
– Знаю, только… Может, ты захочешь пойти со мной? – Он снова потоптался, теребя кепку.
Молли собралась что-то сказать, но Тилли обернулась и закрыла ей рот ладонью.
– Можешь хоть покончить с собой, Молли, мне все равно, и на скачки я не пойду, – заявила она.
Ожоги на бедрах Молли все еще саднили, когда она принимала ванну. Тилли повернулась к приунывшему пареньку.
– Не то чтобы я не хотела идти с тобой…
– Вот-вот, в этом все и дело. Она не хочет с тобой идти, потому что ты идиот, – заявила Молли.
Тилли опустила голову, медленно досчитала до десяти, потом посмотрела на Барни. В его маленьких голубых глазах стояли слезы.
– Будь добр, зайди в дом и подожди немного, пока я дошью платье, – попросила Тилли. – Мне нужно всего несколько минут. – Посмотрев на мать, она строго сказала: – А ты оставайся здесь.
– Думаешь, уйду из дома и напьюсь в дым? – Молли подмигнула Барни: – Входи, входи, парень, я налью тебе чаю. Не пей ничего, что она тебе поднесет, она злая колдунья. Наверное, жутко неудобно таскать за собой такую уродливую ножищу, а? У тебя поди и горб есть?
Сержант Фаррат стоял перед зеркалом, разглядывая свой новенький американский утягивающий корсет с высокой талией, который «успешно скрывал лишний вес, не препятствуя свободному дыханию». Он не спеша оделся, взял в руки простенький фотоаппарат, любуясь своей постройневшей фигурой. Сержант сфотографировал свадебный ансамбль а-ля Рита Хейворт, разложенный на кровати, и нахмурился.
Переполненные трибуны ожидали следующего забега. Элсбет чувствовала себя не в своей тарелке: теплый, пропахший лошадьми воздух явно был ей не по нраву. Уильям Бомонт появился под руку с Гертрудой Пратт, за ними шел Элвин. Зрители прекратили обмахиваться программками и вытаращились на пришедших. Мона ахнула, рука Элсбет потянулась к марказитовой броши на воротнике. Миссис Бомонт отвернулась, поднесла к глазам театральный бинокль и демонстративно устремила взгляд на пустой барьер вдалеке. Мона, поднеся к губам платочек, придвинулась к матери. Уильям, Гертруда и Элвин пробрались сквозь толпу и сели рядом с Элсбет. Элвин просиял и приветствовал ее взмахом руки; слабая улыбка Гертруды была обращена куда-то к верхушкам деревьев, Уильям же улыбнулся изумленной публике на трибунах вполне искренне.
– Ну что, Элсбет, вы на кого-нибудь поставили?
– Я не играю на деньги, – сухо ответила миссис Бомонт.
Элвин Пратт коротко хохотнул.
– Значит, просто посмотреть пришли?
Элсбет отняла бинокль от глаз и передала его Моне.
– А я, пожалуй, поставлю на Удачную Партию, кобылку под номером тринадцать, – радостно продолжил Элвин.
Окружающие вновь принялись обмахиваться программками.
– Ясное дело, на кого же еще вам ставить, – язвительно проговорила Элсбет.
Гертруда покраснела, Уильям закусил губу и стал рассматривать собственные шнурки. Элвин встал, откашлялся и громко – очень громко – сказал:
– Миссис Бомонт, будучи уверен, что встречу вас здесь, я воспользовался этим случаем и принес с собой ваши неоплаченные счета… за последние два года.
Он расстегнул пиджак и полез во внутренний карман.
– Решил сэкономить на почтовых расходах. Ну вы понимаете.
Элсбет выхватила у него толстую пачку счетов. Гертруда поднялась со своего места и с гордо поднятой головой прошествовала через толпу к выходу.
Уильям встал вслед за Элвином, пронзив мать гневным взглядом.
– Черт бы тебя побрал! – выругался он и ринулся сквозь скопление соломенных канотье, шляпок, беретов и рук в белых перчатках, яростно обмахивающихся программками у него за спиной.
Тилли вышла к столу на кухне в новом платье и широкополой соломенной шляпе. Барни поспешно вскочил, опрокинув стул, и сглотнул. К кончику непропорционально длинного подбородка прилип обломок сахарной глазури с кокосовой стружкой. Тилли стояла посреди тускло освещенной кухни в шикарном платье из чесучи цвета аметиста. Низкий квадратный вырез, жесткий лиф с заниженной талией. Чуть выше колен в несколько рядов струились пышные атласные оборки, руки оставались открытыми. Увидев на ногах Тилли черные сандалии с ремешками, Барни почему-то подумал, что в такой обуви ей трудно удерживать равновесие.
– Барни, – мягко произнесла Тилли, – ты должен кое-что знать. Твой брат попросил пригласить меня на скачки, чтобы потом отослать тебя и самому остаться со мной. Он даст тебе денег, чтобы отделаться, и все. Как ты думаешь, разве это честно?
– Нет, нечестно. Я уже забрал у него деньги.
Тедди ожидал на углу библиотеки в старом, но отполированном до блеска «форде», когда Тилли в своем великолепном платье, мерцающем на солнце, проплыла мимо него под руку с хромоногим Барни. Они увлеченно болтали, переходя на другую сторону к реке, и продолжали игнорировать Тедди, который медленно ехал за ними всю дорогу вдоль улицы, ведущей к футбольному стадиону – вне сезона он превращался то в ипподром, то в поле для игры в крикет. Женщины, одетые в цветастые хлопчатобумажные платья на пуговицах и юбки в бантовую складку, так и застывали на месте с выпученными глазами. Открыв рты от изумления, они показывали на Тилли пальцами и шептали: «Подумать только, возомнила себя королевской особой!» Тилли под руку с Барни прошла к стойлам. Тедди шагал рядом, старательно улыбался и приподнимал шляпу, встречая знакомых, которые таращились вслед Тилли. Все трое встали спиной к толпе и облокотились на загородку, чтобы рассмотреть лошадей.
– Моего лучшего друга зовут Грэхем, – сообщил Барни. – Это конь.
