Ингрид Нолль - Неунывающие вдовушки
И вот когда уже десять минут были на исходе, из дверей школы показался мальчик, одна нога в гипсе.
– Привет, пап!
«Сутенер» пошел ему навстречу, забрал у него костыли и повел к припаркованному автомобилю. Я слышала, как мальчик восторженно рассказывал об интернет-кафе.
Ох, какое облегчение! Катрин! Вот паникерша! Ну, я ей устрою! Надеюсь, Катрин сегодня вечером позвонит, она обещала. Вот я ее и обрадую: отбой! Осадное положение снимается. А еще у нас есть целая тысяча марок.
Первым позвонил двоюродный полубрат Коры, если для этого вообще есть название. Феликсу хотелось поболтать.
– Как там Энди? Успокоился? – справилась я.
– Не знаю, я его не застал. Беспорядок на кухне и в ванной оставил, как всегда.
– А от Коры новости есть?
– Никаких.
Едва я положила трубку, опять звонок. Катрин заверещала, не дав мне и рта раскрыть:
– А ты знаешь, что твой дирндль – музейная редкость? Бад-Аусзеер, земля Штирия, древняя старина! Со мной прямо на улице заговорила одна дама, у нее здесь в Инсбруке магазин народной одежды. Она отвалила мне кучу денег за твое платье и еще подарила классные брюки из оленьей кожи. Она выставила твое платье в витрине своего магазина. Я уж не стала ей говорить, что это богатство из мешка со всяким старьем.
Я даже не стала отвечать на ее болтовню.
– Катрин, тебе вовсе не нужно было уезжать. Феликс дал тысячу, а твой «сутенер» оказался безобидным отцом семейства, который каждый день забирает своего сына с компьютерных курсов. Кстати, ты уже говорила с моим попутчиком?
Услышав о тысяче марок, Катрин на мгновение примолкла. Но тут же снова стала отчитываться о своей поездке:
– Твой торговец сувенирами очень мил, пригласил меня даже переночевать у него, но я пошла в гостиницу. Мне щедро заплатили за твое платье, я смогла позволить себе отель.
– А что с картиной? – спросила я и услышала в ответ привычный вздох.
– В первом антикварном салоне владелец ее очень долго изучал – и с лупой, и без, расспрашивал, откуда она у меня. Семейная реликвия, говорю. Потом он потащил меня к себе в кабинет и запустил в компьютере диск с надписью «Похищенные произведения искусства». Выдохни, картина в списках не значится. Потом хозяина позвали в другую комнату к телефону. А я набралась храбрости и проверила Матисса. Представляешь, мой «гарем» действительно подлинник и объявлен в розыск. Хорошо, что я взяла с собой альпийский пейзаж, а не Матисса!
Здорово, конечно, что Катрин не арестовали, но получается, что самую ценную из четырех картин почти невозможно продать.
– Ты говоришь, это было у первого антиквара, значит, он пейзаж не купил?
– Ты бы слышала, какую мизерную сумму он назвал! Я сама ему не продала. Понесла картину дальше. Другой антиквар попался очень колоритный: в гольфах, причесан на косой пробор, очки с овальными стеклами в золотистой оправе, жакет, пуговицы с якорями. Заплатил наличными без единого вопроса. Наверное, рад был отделаться от грязных денег. Десять тысяч марок – каково, а?!
Впечатляет. Впрочем, на самом деле картина стоит наверняка втрое дороже.
– Ты завтра возвращаешься?
– Ой, честно говоря, так не хочется. Я бы еще задержалась. Здесь так сказочно! И в сувенирной лавке поработать здорово, – пропела Катрин в наилучшем расположении духа.
Как же, задержаться! Вас тут, девушка, работа ждет во Франкфурте, забыли!
– Ну, пожалуйста! Ну, замени меня еще пару раз. Ну зачем мне сейчас торопиться домой, зачем лететь сломя голову? Деньги у тебя теперь есть. А Инсбрук – просто рай. В каждом саду флоксы цветут!
Я закатила глаза.
– Здесь сейчас полным-полно туристов, немцев, итальянцев, – продолжала щебетать Катрин, – им можно ловко всучить тирольский наряд подороже. Ты хоть знаешь, чем отличается императорская тужурка от тужурки с воротником-стойкой? А что такое каринтийская свадебная блуза или рубаха из земли Флахау, знаешь?
Тьфу ты! Да иди ты! Я швырнула трубку. Вот черт, не спросила, как ей позвонить. Ну что я за дура! Второй раз наступаю на те же грабли: одну подлую подружку сменила на другую такую же. Хоть бы из вежливости спросила, как у меня прошел урок. Вот поеду сейчас, заберу Бэлу и прокутим мы эту тысячу на море.
Во Франкфурте у меня нет ни друзей, ни знакомых. Загрустишь поневоле! Но вот Бернд Коппенфельд, директор Народного университета, пригласил меня вместе с двумя другими учительницами и своей секретаршей Моникой к себе на дачу жарить мясо на гриле. Вот это другое дело! Вот спасибо! Конечно, я еду. Жил он в южной части Франкфурта, в районе Оберрад, и у него был садовый участок на берегу Майна. Здесь он разводил клубнику и салат.
Какая идиллия! Терраса, полутень, сидим, на цветы любуемся, нахваливаем сад и садоводов. Дети Коппенфельдов играли с ручным хорьком-альбиносом, фрау Коппенфельд испекла пирог со сливами. Общалась она все больше с Моникой, они обсуждали рецепты от «Биолека» и излечение от всяких недугов.
После кофе мы прогулялись к знаменитой усадьбе Гербермюле, где в девятнадцатом веке к Марианне фон Виллемер езживал в гости уже пожилой Гете. Бернд как филолог-германист оказался в своей стихии: говорил, не умолкая, об этой исключительной, необыкновенной даме и цитировал стихотворение из «Западно-восточного дивана». Якобы это сочинила Марианна, а Гете всю жизнь это скрывал, выдавая за свое.
Когда коллегам налили яблочного вина, они стали обсуждать что-то сугубо профессиональное, в чем я совсем не разбиралась. Я почувствовала себя аферисткой: слово «куррикулум» было мне совершенно неведомо, и никакого представления о структурной дидактике иностранных языков я не имела.
Спасибо детям, выручили: увели меня к своему хорьку, показать, сколь он у них умен.
Хорек звался Фредом и, по словам детей, был умнее собаки.
– Или ты знаешь другого зверя, который на ночь сам укрывается одеяльцем? – спросил меня мальчик.
Его сестра рассказала, что Фред может пролезать в самую узкую щелку, например, в ящик комода или стола, даже если тот выдвинут всего на палец. Осторожнее, предупредила меня девочка, блестя глазами, стоит зазеваться, и Фред спрячет свой кусочек фарша мне в трусы.
Мне разрешили погладить чудо-зверька, он же крепко укусил меня за руку. После того как мне оказали первую помощь, я решила, что с меня хватит этой семейной идиллии. Между тем хозяин разжигал гриль.
– У тебя есть дети? – спросила девочка.
Я кивнула и тут же решила срочно забрать Бэлу. Я теперь тоже учительница и, вероятно, у меня есть шанс отодвинуть подружку Йонаса. Могла бы и я так существовать, как вот это семейство? Домик в саду, двое детей, домашний зверек? Чего я на самом деле хочу? Свободы или привязанности? Приключений или постоянства?
Вот именно сейчас, в этот самый момент я наслаждаюсь свободой. Вечереет. Сумерки. Тепло. Пойду пройдусь по городу. Черт, сандалии жмут, потому что не мои – этнологини.
В кафе на одной из площадей я заказала маленькую порцию мороженого-ассорти без сливок: после трех кусков пирога фрау Коппенфельд есть не хотелось. Людно, сотни туристов и горожан смакуют вечернее пиво. В таких местах полно и карманников, уж я-то в этом разбираюсь. И всегда находятся легкомысленные дамы, которые сдуру вешают сумочку на спинку стула. А потом вопят: ах! сумочку украли! Сами виноваты. Я вот сейчас могла бы с легкостью увести как минимум две сумочки и спокойно удалиться. У меня глаз-алмаз, я вмиг замечу, что очередная курица повесила сумочку куда не следует.
А! Муж Катрин! Совсем рядом! Сердце заколотилось. Только спокойно, без резких движений. Достаем темные очки и прячемся за ними. Вот так!
Эрик был не один. Сначала я не поверила глазам, но нет, так и есть: рядом с ним сидели маленькая тайка и ее отвратный муж. Те, что приходили на консультацию к Катрин. По левую руку Эрика восседала плохо выкрашенная блондинка. Не хватало только сутенера из Гросс-Герау. К счастью, хоть он оказался ложным.
Узнает ли меня Эрик? Мы тогда на секунду столкнулись на лестнице. Но после ограбления его квартиры он вполне мог связать мое появление с пропажей картин. Интересно, как скоро он заметил, что картин на стенах нет? А может, он зашел всего лишь за какой-нибудь бумагой, забытой в прихожей, и пропажи хватился только вечером? Маловероятно, конечно. Пойду-ка я отсюда побыстрее. Я позвала официантку, чтобы расплатиться, и в этот момент Эрик на меня посмотрел.
По дороге к станции метро я со страхом оглядывалась. Потом долго путала следы. Наконец окольными путями добралась домой. Господи, как мне страшно!
7
Ночь. Лежу без сна. Мучают угрызения совести, что со мной бывает крайне редко. Упреки Энди не прошли даром. Кора на моем месте рассмеялась бы в лицо всякому, кто вздумал бы ее упрекать. А меня, оказывается, задело больше, чем я думала.
