Джошуа Феррис - И проснуться не затемно, а на рассвете
Я занялся мистером Перкинсом. С его виниром все было прекрасно.
Хотите знать, в чем тут ирония? Мои коллеги без конца твердят мне, что мое желание защититься от ужасов Интернета и не пускать людей в личное пространство никак не пострадает от маленького безобидного сайта, на котором можно будет узнать часы работы клиники и как до нас добраться. Но знаете что? Оказывается, я совершенно не зря опасался за свое личное пространство, черт бы его подрал! И нарушил его именно маленький безобидный сайт! Созданный вами! Отвечайте уже, негодяи!
– Доктор О’Рурк.
Это была Бетси.
– Да?
– Прошу прощения за столь наглое вмешательство, я вижу, что вы очень заняты. Я только хотела сообщить вам, что я закончила с миссис Дайдерхоффер.
– Спасибо. Бетси…
– Что?
– Простите, что нагрубил вам. Я немного не в своей тарелке.
– Почему?
– Вы что, уже забыли про сайт? Про хищение моих персональных данных?
– Ох, да ладно вам! Не делайте из мухи слона!
– Почему вы нисколько не взволнованы? Злоумышленники нашли вашу фотографию из школьного альбома!
– Она мне всегда нравилась.
– Суть не в этом.
– Вам сделали прекрасный сайт. По-моему, это нельзя назвать хищением персональных данных.
– Тогда мы с вами никогда друг друга не поймем, Бетси.
Она ушла. Я написал:
Это безумие. То, что вы делаете.
– Доктор О’Рурк?
Снова Конни.
– Да?
– Мистер Перкинс отказывается уходить. Он говорит, цвет винира изменился.
– Он не изменился.
– Пациент настаивает.
– Господи… Сейчас приду.
Я пошел и занялся мистером Перкинсом. Цвет его винира не изменился.
Вы создали сайт, о котором я не просил. Это необходимо исправить в кратчайшие сроки. Пока дело не вышло из-под контроля. Или дело уже вышло из-под контроля? Можно ли каким-то образом прекратить существование моего сайта? Вообще – что такое сайт, как его помещают в Интернет и как можно его убрать? Уверен, вы будете смеяться над моими дурацкими вопросами, выдающими острую нехватку знаний о современном мире, – что ж, ну и пусть. Существует ли такое место, где я могу найти некий физический объект, отражающий написанный вами код, который интерпретируется компьютерами в виде сайта, придуманного вами для моей клиники? Я бы хотел устранить и уничтожить этот объект. Исчезнет ли тогда сайт из Интернета или будет жить дальше? Мне почему-то кажется, что будет жить. Ведь это и называется «кэшированием»? «Мой» сайт будет «кэшированным» до скончания веков? Сайт, созданный против моей воли?
Обычно, когда я сижу рядом с пациентом и что-нибудь с ним делаю, в голове у меня крутятся такие мысли: «Росс… А ее как звали… как ее звали… Росс и… как же ее звали? Вроде бы на «а» начинается… нет, не на «а»… черт… не могу… ой… а-а! Вспомнил! Ну конечно, болван, Росс и Рейчел! Как можно такое забыть? Росс и Рейчел, сразу запоминается. А сестру Росса звали… сестру Росса, которая дружила с Рейчел… ну, то есть они все дружили, самоочевидно… но с этой они вместе жили… если я не путаю ее с другой девицей, тупой блондинкой Лизой Кудроу… после сериала она толком нигде и не снималась… да они почти все куда-то пропали, никому не нужны… ладно хоть успели денег хапнуть. Но правда остается правдой: если ты попал в известный телесериал, наслаждайся каждым днем – дальше тебе путь заказан. Отныне ты актер одной роли. Ужасно, если подумать. Да, заработать они успевают, но вся их дальнейшая роскошная жизнь полностью лишена смысла… Я бы повесился, если б мне не дали заниматься тем, ради чего я появился на свет, – лечить пациентов, вот как этого, сломавшего себе зуб во сне… имя начиналось с «а»… Нет! Ничего подобного! Может, весь алфавит перебрать? Глядишь, какая-нибудь буква да встряхнет мою память… Почему бы и нет, какая разница, о чем думать… Поехали «А – нет, Б – нет, В Г Д Е Ё Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч… Ч… Ага, кого-то в сериале звали на букву «ч»… Чэндлер! Точно! А встречалась с Чэндлером Моника… Моника дружила с Рейчел… то есть они все дружили, самоочевидно… Так, Росс и Рейчел, Моника и Чэндлер… А остальных-то как звали? Как я мог это забыть?! Имя этого итальяшки прямо на языке вертится… Вот… вот… Джо! Кажется, его звали Джо. Интересно, Эбби знает, как его звали? Наверняка знает. Вы только посмотрите на нее. Конечно, она знает. Знает, но мне не скажет. Если я ее спрошу, она тут же включит дурочку и переспросит: «А? Что?» Вроде бы его звали Джо. Но тогда как бишь…»
– Доктор О’Рурк.
В дверях стояла Конни.
– Подойдите на минутку, когда сможете.
– Конни, как звали третью девушку в «Друзьях»? Тупую блондинку? Актрису, которая после сериала нигде не снималась?
– Фиби?
– Фиби! Черт! Ну, конечно! Фиби! Хорошо, миссис Дайдерхоффер, можете сплюнуть, – сказал я пациентке. Миссис Дайдерхоффер плевалась минут десять. Я подошел к Конни.
– Тебе ответили.
Она вручила мне айпад.
Знаешь ли ты самого себя?
– И все?! – вопросил я. – Я ему штук сто писем отправил, а он мне отвечает одной строчкой? Знаю ли я самого себя?! Это возмутительно.
– И еще кое-что…
– Что?
– Твоя биография изменилась.
Разработчики временно отключили сайт – или как там это называется, – изменили мою страничку и снова его включили. Все было в точности как прежде, кроме одного странного абзаца, добавленного к моей и без того странной биографии.
И Сафек собрал нас всех вместе, и мы жили с ним в земле Израилевой. И не было у нас города, который бы дал нам имя, и не было короля, который бы назначил капитанов и превратил бы нас в орудия войны; не было у нас и законов, кроме одного. Смотри, и да освятится сомнением сердце твое; ибо Господа может познать лишь Господь. И мы пошли за Сафеком, и не исчезли.
– Опять какой-то религиозный бред! – вскричал я. – Бетси! Кто такой Сафек?!
– Кто-кто? – донесся ее голос из соседнего кабинета. В стоматологических клиниках прекрасная слышимость, ибо – по причинам, которые не сможет объяснить даже самый матерый врач, – стены здесь как в офисах и туалетах, не доходят до потолка примерно на фут.
– Сафек!
Какой смысл в ежедневном чтении и подчеркивании Библии, если ты не знаешь даже персонажей?!
– В Новом Завете таких нет! – крикнула Бетси.
– Я тоже не слышала такого имени, – сказала Конни, – но само слово знаю.
– Слово?
– Ну да. Это иврит.
– И как оно переводится?
– Сомнение.
– Сомнение?
– Да. Сафек – это «сомнение» на иврите.
Знаю ли я самого себя? – написал я «СеирДизайну».
Иди в жопу, там познавай себя сколько влезет.
Моим последним пациентом в тот день была пятилетняя девочка, у которой зашатался зуб. Взглянув на родителей, я мысленно отнес их к категории людей, которые потащат ребенка к нейрохирургу, если узнают, что на детской площадке кто-то дернул его за волосы. Мать: типичная представительница породы «слинги-и-грудное-вскармливание-до-школы», сама готовит овощные пюре из выращенных на огороде овощей и т. д. Отец: рубашка из технологичных материалов, застегнутая на все пуговицы, аккуратная бородка, знает все местные пивоварни. Конечно, я не послал их куда подальше, сказав, что они перегружают систему здравоохранения своими беспочвенными страхами. Если бы не беспочвенные людские страхи, мои заработки бы упали вдвое. (С другой стороны, если бы люди меньше боялись стоматологов, мои заработки бы вдвое выросли.) Хотите на всякий случай показать мне расшатавшийся молочный зуб? Да сколько угодно! С радостью посмотрю! Я направил свет лампы в рот девчонке и… обнаружил там семь кариесов. Зуб шатался не потому, что ему пришла пора выпадать; он насквозь прогнил. Я сказал, что тут только дергать – другого выхода нет. Мать заплакала, отец покраснел. Выяснилось, что каждую ночь перед сном они давали ребенку леденец. «У меня сердце кровью обливалось, когда она плакала», – сказала мать. «Леденцы ее успокаивают», – сказал отец. Они не разрешали дочке пить воду из-под крана, кормили ее исключительно продуктами со словами «био» и «органик» в названиях, даже леденцы без сахара не могли купить (потому что в них, конечно, сплошная химия и канцерогенные сахарозаменители), но зато позволяли ей по десять часов в сутки гноить зубы сахаром, лишь бы бедняжка не плакала и спокойно спала. Люди часто затаивают обиду на своих родителей – мол, те плохо с ними обращались и изгадили им все детство, – но, стоит им самим родить ребенка, ровно в эту секунду они перестают быть несчастными детьми и превращаются в тиранов и мракобесов, несущих своим отпрыскам боль и страдания.
Эту мысль я и пытался донести до Конни. Она хотела детей, я не хотел. Точней, я думал, что хочу, когда мы только начали встречаться. Наконец-то моя жизнь станет полной и осмысленной, у меня появятся дети! С момента рождения и до того дня, когда они соберутся вокруг смертного одра выслушать мою последнюю волю, дети станут для меня всем. Причем в прямом смысле слова. Они станут смыслом моей жизни. Больше никаких ресторанов, бродвейских мюзиклов, походов в кино и музеи, выставок и прочих развлечений, коим несть числа в этом городе. Не то чтобы для меня это большая беда, все-таки я не самый заядлый любитель музеев и выставок. Но оставаться без возможности выбора мне совсем не хотелось. Выбор – это очень важно, выбор – это свобода, а дети лишат меня выбора и ограничат мою свободу. Как знать, возможно, я начну втайне на них обижаться. Мне бы не хотелось обижаться на детей за решение, принятое исключительно мной – решение произвести их на свет. Таких людей и без того слишком много. Они приводят детей в мою клинику, и я вижу эту обиду в их раздраженных, озлобленных взглядах. «Бросьте, – хочется сказать этим людям, – ребенок не сам решил появиться на свет и отрастить зубы. Это вы так решили. И вот эти зубы теперь надо ежедневно чистить и периодически лечить, так что смиритесь и возьмите бедного ребенка за руку!» Но мне-то легко говорить. У меня нет детей.
