Максим Бутченко - Художник войны
Антон прислушивался к своему сердцу, он искал ручейки логики, смысла, которые позволили бы ему честно ответить на этот вопрос. Не перед Колей – перед собой. В воздухе скопилось такое напряжение, словно здесь и сейчас решаются судьбы мира.
Ему хотелось сказать, что да, Коля, ты не враг мне, и как можешь быть врагом, если я стоял между тобой и твоей смертью. Большой поступок это или маленький, но Антон ощущал некую нить, которая тянулась от него к Николаю.
– Ты еще можешь все изменить. Нельзя же воевать за фашистов. Разве так делали наши деды? – спрашивал Антон.
– Мои деды сражались в Советской армии за Украину. Вы говорите «деды воевали». У меня создается впечатление, что они воевали в полиции. Потому что не могут деды-герои породить внуков, которые пытают, убивают, похищают, – ответил Николай.
Еле сдерживая себя, Неделков зашагал по комнате, отсчитывая шаги, как секундная стрелка время. Разве он не видит, что происходит? Как с ним быть? Что делать?
Сердце выскакивало из груди, будто голубь из рук. Казалось, его душа подвешена на одной верёвочке с Николаем, весь вес прошлого оттягивал ее, она дрожала от напряжения, растягивалась и опять чуть сжималась. Она висела на одном хрупком волоске.
Внезапно Антон схватил нож, поднес к горлу Коли, медленно поводил по шее, так что узкие капельки закровоточили из порезов.
– Одно движение разделяет человека от смерти. Ты храбрый, потому что думаешь, что знаешь меня. Разве ты не боишься умереть? – говорил он, не находя больше никаких аргументов.
Конечно, пленник боялся. Он напрягся всем телом, страх поплыл по его сознанию хлипкой лодкой в океане. Еще одно слово – и ничто не остановит его нынешнего соперника.
– Я понимаю, что это звучит смешно – под острием ножа, но то, что делаю, это глубоко мой личный выбор. Я, может, романтик, но хочу помочь своей стране, чтоб она стала ближе к той мечте, которая у многих была на Майдане, – медленно проговорил Николай.
Антон искал какие-то слова, предложения, но тут в дверь вломились его товарищи. Они приехали на БТРе, готовые погрузить пленника и отвезти его на базу.
Один из «ополченцев» срезал с пленного веревки, на которой тот был подвешен, рассёк узлы на ногах, чтобы тот мог идти. Стоял светлый летний день. Голубое фарфоровое небо разрезали трещины тонких, длинных облаков. Какая-то птица маячила над полем движущейся точкой жизни, которая выстраивала свои графики встреч и расставаний. И тут раздался грохот, прозвучала короткая очередь. Потом взрыв. БРТ моментально вспыхнул, как будто зажжённую спичку поднесли к осенней сухой траве.
– «Укры», лежать всем, бере… – успел крикнуть «ополченец», который вел Николаева, и тут же безмолвно свалился наземь. Снайпер сработал точно. Пленный мгновенно рванул в сторону. Бойцы украинского батальона выследили, кто похитил их командира и теперь были готовы разнести все и всех к чертям собачьим. Антон, пригибаясь от свиста пуль, рванул за беглецом.
Тот скрылся в кустах, только легкий шорох сопровождал его движения. Неделков видел мелькавшую куртку, тропинка извивалась в придорожных зарослях, казалось, вот он потеряет его из вида. Но беглец вдруг споткнулся и покатился кубарем в небольшой овраг. Антон в прыжке налетел на него, когда тот приподнимался. С гулом оба тела упали на землю. Придерживая одной рукой связанные руки Николая, второй он приставил к горлу все тот же нож с зазубринами. Чуть надавил, и капельки крови покрыли блестящее лезвие, как отблеск заката покрывает неровными кровоподтеками зеркальный киевский небоскреб.
– Дернешься, убью, – предупредил Антон.
Николай на секунду замер. Но тут послышались приближающиеся шаги сепаратистов. Это был последний его шанс, как бывает один шанс для смертельно больного человека исцелиться, или как одинокому бомжу, который потерял семью и достоинство, вдруг найти миллион в мусорном баке.
Николай рванул телом, стараясь ногами спихнуть с себя «ополченца». Его попытка – движение, которое заняло три секунды – сумма напряжений мышц спины, рук и ног. Эта сумма должна вывести за знаком «равно» хоть какой-то результат. Если он сейчас не рискнет – это плен, пытки и позорная тягучая смерть. Но результат уравнения движения оказывался не таким, как он хотел.
Первая секунда – Антон сдавил руки пленного. Вторая секунда – упираясь ногами, сдержал удар по своей спине. Третья секунда. Самая длинная. Позже Неделков часто будет ее прокручивать в голове, а порой она – секунда – станет приходить к нему в страшных кошмарах. Украинец почти вырвался, вывернулся ужом, когда в его спину вонзился нож так, что острие вышло из груди. В тот момент, когда борьба была в самом разгаре, второй «ополченец» увидел, что противник почти побеждает, моментально пронзил Николаева насквозь.
Кровь брызнула в лицо Антона. Теплые, практически горячие струи жизни орошали кожу, как вода из душа. Тело Николая дернулось в последнем, предсмертном рывке.
Его бывший друг, тот, ради которого он когда-то рисковал своей жизнью, спасая в шахте, которому открывал тайны своей души, ощущая некое таинственное влечение духа к духу, теперь лежал мертвый. Антон тяжело дышал, кровь капала с лица ветхозаветным проклятием египтян.
В тот же день они вернулись в лагерь. Он жил обычной спокойной жизнь. Война не сильно задевала его, находящегося в глубине «Новороссии». Смывший остатки крови Антон доложил об уничтожении опасного врага в штаб.
Этот поступок не остался незамеченным со стороны начальника «армии» Юго-Востока. За поимку командира, за которым охотились давно, Антона наградили Георгиевским крестом ДНР – ЛНР и повысили в звании, сделав командиром роты.
Через несколько дней, проходя мимо своих солдат, Неделков вдруг подумал, что никогда не мог представить себя вот таким – в камуфляже, обвешанный боеприпасами, словно некими смыслами, которые достались ему по воле судьбы.
Зайдя к себе в палатку, Антон посмотрел на картину, висевшую прямо посредине. Его последняя работа, наиболее дорогая ему – вся в черно-белом цвете, нечто необычное. Когда он еще сядет за холст? Ненадолго задержав взгляд на картине, он вдруг вспомнил, что хотел, – открыл ноутбук и набрал текст письма: «Сергей, я живой. Воюю с Украиной. Ты можешь меня не понять, но теперь все изменится у нас. Это будет праведная страна».
Нависая рукой над кнопкой Enter, он несколько секунд думал о том, стоит ли так себя открывать. Ведь до сих пор семья не знает, где он. Но почему-то стойкое чувство подсказывало, что обратиться нужно вначале именно к Сергею. Нависший над маленьким монитором человек в форме цвета хаки застыл в нелепой позе, и ему нужно было всего лишь нажать на кнопку. Но это нажатие – не просто приложение усилий. Казалось в тот момент в жизни без запятых, лишенной особенного смысла, разрушенной неудачами бытия, как неподвижной точки, которое никуда не двигается или перемещается, что-то переменится. Свет люминесцентной лампы опрокидывал на человека в палатке свои потоки, высветляющие его фигуру на фоне серо-зеленой палатки, когда Антон опускал палец, чтобы нажать на клавиатуру. Раздался характерный щелчок. Письмо полетело адресату, а палец от клавиши поднимал некто новый – командир роты Художник.
Глава 11
В Луганске боевики ЛНР торгуют «отжатыми» авто по 3–5 тыс. у. е. В областном центре по ул. Оборонная террористы организовали «ярмарку». На захваченной территории одного из автосалонов на продажу выставлены машины, которые отобраны у населения. Террористы продают автомобили китайского и европейского производства. Часть машин без госномеров и украдены из автосалонов города. Также боевики выпустили из плена владельца автосалона «Toyota», которого держали несколько недель, пока мужчина не дал согласие «переписать» собственность и активы на боевиков. Новые легковые автомобили импортного производства террористы продают по 3–5 тыс. у. е. На площадке было около 100 транспортных средств.
Сайт informator.lg.ua, 6.07.2014 г.Просторный офис, поделенный на ячейки, подобно лабиринту, пустовал. Комната напоминала незаселенный остров с вершинами шкафов, костлявыми утесами мониторов и креслами, похожими на диковинных застывших кенгуру. Только один квадрат рабочего места освещался неяркой лампой. Сергей расположился у компьютера и просматривал новости.
Как-то сидя в киевском кафе с Юлей Петренко, когда он прилетел в Украину, говорили о том, что западный мир предлагает понятные конструкции общества, наполненные логическими узлами и связями, а как разгадать восточную Украину?
Они познакомились еще в Киеве, на деловом обеде. Юля – стройная подтянутая женщина лет тридцати, была словно срисована с портрета украинки в национальной одежде. Сергею казалось, что ангелы лепили ее лицо вручную.
– Ты пойми, – говорила Юля, – небольшие города и поселки Луганской области живут почти в крепостном строе, там человек важен тем, сколько часов он проработал на заводе или на шахте. Все построено таким образом, что у людей нет денег выезжать, нет привычки выезжать, нет потребности выезжать. Ты вырвался, а это удается очень редко. Подумай, ну куда им идти, если дома стреляют, за порогом большой неизвестный мир.
