Марк Хелприн - На солнце и в тени
К этому времени они стали союзниками темноты, полностью поглощенные своей задачей и далекие от колебаний относительно того, что собираются сделать. Вечнозеленые растения, ветер и холод почти полностью превратили их в тех, кем они когда-то были, и они ждали, не расслабляясь до конца и прислушиваясь к раскачивающимся и скрипящим ветвям. Хотя им предстояло оставаться неподвижными на холоде в течение, может быть, часа или двух, незадолго до этого они провели суровую зиму в заснеженных лесах и на выбеленных равнинах, по которым, словно перец, были рассыпаны воро́ны и во́роны, бежавшие от морозов России.
Их дисциплина была такова, что спустя час, в течение которого они не шевелились и не говорили, каждый из них не замечал никаких признаков того, что остальные находятся на прежних местах. Неподвижно ожидая в засаде, они чувствовали, что их тела сливаются с местностью так же неприметно, как ил, спокойно оседающий на дне после стекания в озеро. У них обострились зрение и слух, и теперь, в отличие от первых мгновений на позициях, они знали, с каких углов их не видно совсем, а с каких – только частично, и могли укрыться полностью с помощью незначительных изменений позы, сдвигаясь на дюйм или два в ту или иную сторону или плотнее прижимаясь к земле. Изготавливаясь, они чувствовали, что поднимают волны и рябь, но через час озеро их окружения стало невозмутимым. К половине десятого они уверились, что укоренились не хуже, чем камни и деревья.
В сорока милях к югу, в самой раскаленной части Манхэттена, Кэтрин, вместо того чтобы идти домой, оставалась у себя в уборной. Во-первых, здесь быстрее пройдет время, во-вторых, она хотела выйти под занавес. После ее песни зрители устроили овацию стоя, и аплодисменты несколько раз возрастали до пика, что напомнило ей не град, но шквал, бьющий по воде с такой силой, что она чернеет. Овации продолжались, словно дождь, колотящий по морю, иногда усиливаясь в унисон со многими сердцебиениями, а она принимала их спокойно, поднявшись на другой уровень, чтобы никогда не отступать. Почитание, в котором ей отказывали, теперь было с ней, заслуженное множество раз. Уравнение было решено, и, словно у атмосферного фронта, надвигавшегося с запада, ее небо было ясным. Она достигла места своего назначения.
Чуть позже половины десятого появился человек, наполовину видимый над стеной, огораживающей дом. Он был толстым и массивным, но, поскольку никто не знал высоты вала, судить о его росте было нельзя: тот мог составлять как пять футов, так и шесть футов десять дюймов. Он закурил сигарету, и с тех пор в темноте плавал крошечный красный диск, не ярче, чем свет по ту сторону залива, мерцавший сквозь остатки гонимых ветром облаков. Гарри урывками видел сквозь листву алмазы, горевшие на другом берегу, и они возвращали его к той ночи, когда они с Кэтрин поднялись на дюну и увидели далекие огни, мягко пульсировавшие в летнем ветре.
Но красное пятнышко над валом удерживало его в настоящем: оно означало, что охранники ожидают возвращения Вердераме с минуты на минуту. Хотя огни по ту сторону залива, казалось, молили об ином исходе, пути назад не было. Они слегка отливали синевой и манили, но красное пятнышко выше по дороге светилось с вызовом и не двигалось с места.
В 9.43 – Гарри глянул на светящийся циферблат часов, которые надел в первый раз после войны, – с севера неожиданно появился автомобиль. Изменил ли Вердераме маршрут, чтобы приблизиться с той стороны, пусть даже это означало ехать по грязи, пачкать автомобили, миновать ворота, а затем въезжать задним ходом? Машина проехала мимо ограды и продолжала медленно двигаться дальше по дороге. Они заметили, что под красной точкой произошли перемены. Угадывалось, что охранник снял с плеча длинное ружье и теперь держит его прямо под светящейся сигаретой. Когда машина двинулась дальше, охранник снова повесил ружье на плечо.
Облегчение было недолгим, потому что машина остановилась на дороге, напротив Байера, который, хотя и был хорошо скрыт, не мог не заподозрить, что его заметили. После долгой паузы машина медленно двинулась вправо, на участок земли, с которого открывался хороший вид на залив. Гарри надеялся, что люди в машине полюбуются им и поедут, но в машине выключили двигатель, а затем и фары. Последовала звенящая тишина, а затем снова стал слышен шум ветра. Грубый треск аварийного тормоза возвестил, что кто-то собирается задержаться здесь на какое-то время. Нельзя было ничего предпринимать, пока эти люди, кем бы они ни были, оставались на месте. Отсчитывая секунды, Гарри напряженно ждал запуска двигателя. Он приказал себе иметь терпение. Затем автомобиль дернулся. Они перебрались на заднее сиденье. Не прошло и нескольких минут, как окна стали запотевать.
Он пытался придумать, как их оттуда убрать. Любого, кто перейдет дорогу, увидит охранник на валу. Придумалось только одно – бросить камень в машину, чтобы спугнуть их. Люди, занимающиеся сексом на пустынной дороге, должны были почувствовать себя очень уязвимыми и умчаться сломя голову, когда один камень, а потом другой и третий ударятся о металл. С другой стороны, они могут быть так поглощены своим занятием, что ничего не заметят. Это было подобно орлянке, но не имело значения, поскольку Байер не думал в том же духе, а он был единственным, кто мог добросить камень. Гарри решил перебраться на позицию напротив автомобиля и сделать это сам, но, прежде чем двинуться, увидел, что красная точка исчезла, и поэтому остался на месте. В этот миг появился Сассингэм, перебравшийся к Гарри вместо того, чтобы придвинуться к Байеру.
– Что будем делать? – прошептал он.
– Потихоньку вернись, – сказал Гарри. – Если через несколько минут ничего не изменится, спустись к Байеру и брось в машину несколько камешков. Посмотрим, можно ли их спугнуть, чтобы уехали.
– Там нет камней, – прошептал Сассингэм, – только сосновые иголки.
– Тогда брось патрон. Они все протерты начисто.
Сассингэм пошел обратно, неслышно ступая по хвое. Затем открылись ворота. Вышли двое мужчин, видны были только силуэты, но одного из них можно было легко узнать по массивности и красной точке сигареты. Он шел вперед, поглядывая направо и налево, и, сойдя с дороги, взял на изготовку длинное ружье (когда он приблизился, Гарри увидел, что это дробовик). Он прошел мимо Джонсона, хотя явно опасался засады из леса. Миновал Гарри, постоянно державшего его под прицелом карабина, и прошел мимо Сассингэма, который сидел тихо и не двигался, зная, что Гарри его прикроет. Подойдя к автомобилю, который покачивался в такт совокуплению, он закинул дробовик за плечо, слегка расслабился и посмотрел в правое заднее окно.
Даже Джонсон, находившийся дальше всех и быстро переводивший взгляд от ворот к машине, чтобы следить за обеими целями, увидел, что охранник рядом с автомобилем ослабил свою стойку. Красный огонек пролетел в темноте к середине дороги, разбросал оранжевые искры при падении и лежал там, чуть тлея. Дуло дробовика постучало в окно с такой силой, что могло бы разбить стекло.
– Убирайтесь отсюда! – услышали они.
Автомобиль на мгновение замер, перестав покачиваться, а затем сильно наклонился вперед, когда водитель бросился на переднее сиденье. Завелся двигатель, зажглись фары, и машину грубо перевели на передачу заднего хода. Она качнулась назад и застыла. За звуком снятия аварийного тормоза, подобного звяканью упавшего куска металла, последовал еще один резкий удар по стеклу. Изнутри донесся крик обнаженной женщины, оказавшейся в полутора футах от огромного и злого человека с дробовиком. Двигатель снова завелся, автомобиль вернулся на дорогу, проскрежетал передачами и с ревом помчался на юг, так и не наехав шинами на все еще тлеющую сигарету. Охранник закинул дробовик за плечо и пошел обратно к дому.
Прекрасно, подумал Гарри. У несущихся по дороге двоих голых людей в автомобиле – он полагал, что их было двое, – навсегда отпечатается в памяти то, что случилось. Они будут знать приблизительное время. Они, возможно, выступят с подчищенным рассказом (они остановились на минутку, чтобы полюбоваться видом) и сообщат, что в лесу они наткнулись на человека-быка с сильным нью-йоркским акцентом, угрожающим поведением и дробовиком. На дороге найдут его сигарету, а его следы обнаружатся на слякоти обочины, по которой четверо десантников, ждущих теперь в засаде, постарались не ходить.
Ворота открылись и закрылись. Через минуту, тяжело дыша, здоровяк снова показался на валу. Он не дал себе возможности подышать удивительно свежим воздухом, который вдувал ему в легкие ветер, но закурил еще одну сигарету, и, когда все успокоилось, над стеной снова появилось красное пятнышко.
Около одиннадцати, рано для Бродвея, но поздно для Кротона, когда Кэтрин под оглушительные аплодисменты вышла к занавесу, «Кадиллак» с его эскортом поднялся на холм с юга. Он перешел на третью скорость, огибая поворот с востока на север, а потом, на прямом отрезке дороги, поехал, пылая фарами, на четвертой.
