Мария Миняйло - Четыре оттенка счастья
– Необразованный малорослик, с набриолиненными волосенками, – Ивана Артемовича настолько разозлил восторженный рассказ о загадочном Эстебане, что по его телу пробежала дрожь и он нервно сжал кулаки.
– Иван, родной, столько лет прошло, а ты все никак забыть не можешь! – Елизавета Борисовна хотела было поцеловать мужа, но он резко встал из-за стола и, сославшись на необходимость посетить уборную, вышел из комнаты.
– Не обращайте внимания! – Елизавета Борисовна загадочно улыбнулась, предложив заварить кофе.
Это был знак, что спектакль подходит к концу, влюбленные и так засиделись, порядком утомив актеров, чьи нервы были на пределе.
– Прекрасная идея, бабуля! Я помогу, – Даня резко подскочил и, придерживая старушку под руку, повел на кухню.
– Пожалуйста... – застонала Изабелла Николаевна, свесив покрученную морщинистую руку с антресоли, – верните ее... – она жалобно всхлипнула, но внимания проходивших мимо старушки и именинника так и не привлекла.
Иван Артемович был в ванной.
– Бабушка, а почему Иван Артемович так разозлился? – спросил Даня, перейдя на шепот.
– Потому что я чуть было не ушла от него, – ответила Елизавета Борисовна, безразлично пожав плечами.
– Как это? – изумился Даня.
– Просто. Тогда на Кубе я влюбилась, и Эстебан отвечал мне взаимностью. Можно сказать, у меня был страстный роман...
Елизавета Борисовна говорила настолько тихо, что Дане приходилось низко наклоняться, чтобы уловить каждое слово. Он был по-настоящему шокирован, ведь всю жизнь считал бабушку Лизу эталоном порядочности и благочестия. Изумление, появившееся на лице юного собеседника, очень развеселило Елизавету Борисовну.
– Не такая я уже и ханжа, как ты думал!
– Я? Я – нет! Что вы, просто...
– Да знаю я, знаю! Не оправдывайся. Я тогда еще молодой была, но уже зрелой... Эстебан был старше, держал небольшой ресторанчик. Мы там как-то обедали с другими преподавателями. Знаешь, Даня, вот сколько лет прошло, а я до сих пор вздрагиваю, вспоминая нашу первую встречу... Словно раскат грома, голова пошла кругом, а дыхание перемкнуло! Ни до, ни после я такого не испытывала...
– Но Иван Артемович...
– Я не могла с собой совладать! Первый и последний раз в жизни я не могла противиться эмоциям. Это был месяц безумия, месяц страсти... Я, как могла, скрывала от Ивана, но блеск в глазах не скроешь. Он догадался и поставил меня перед выбором.
– А Эстебан?
– Просил, чтобы я ушла от мужа, угрожал, что убьет его, если я откажусь, – Елизавета Борисовна улыбнулась.
– А вы... ну... с Эстебаном... – Даня замялся, не зная, как правильно задать вопрос, и будет ли это уместно.
– Спала ли я с ним?
– Простите... – юный собеседник Елизаветы Борисовны смутился, потупив взгляд.
– Даня, ну а ты как думаешь? Какой мужчина станет просить женщину уйти от мужа, если она, кроме поцелуев, ничего больше ему не позволяла? Да и как я могла ему отказать... Это было что-то... – Даня совсем опешил, не в силах поверить, что горячо любимая им, правильная во всех отношениях бабушка, когда-то была совсем другой.
– Моя командировка закончилась, и мы с Иваном вернулись домой. Вот такая вот история. Давай чашки, – старушка вытащила поднос, погрузила на него чашки с кофейником и, передав его Дане, медленно поплелась в гостиную. – После кофе собирайтесь и уходите, а то всех это уже утомило.
– А почему вы не остались с Эстебаном? – неожиданно спросил Даня.
Елизавета Борисовна замерла.
– Даня, тогда было другое время...
– Я не верю, что вас это сдерживало.
– Просто... Просто я всегда любила своего мужа...
Часы показывали 16:45.
– Спасибо всем большое! – Даня радостно улыбнулся, предвкушая окончание утомительного обеда, – нам с Аллой пора, – он допил кофе и уже был готов уходить.
– Даня! – Алла недовольно посмотрела в его сторону, после чего окинула взглядом всех сидящих за столом, – твои родные так старались, а ты хочешь уже уходить!
– Что вы, Аллочка! Идите, развлекайтесь, – поспешила успокоить Злата.
– Да, да! Мне и так уже пора ложиться, – подхватила Елизавета Борисовна, – здоровье уже не то!
– Я бы не отказалась еще от чашечки кофе, – Алла мило улыбнулась, а Даню при этом передернуло.
– Я сделаю, – сухо кинула Злата, приподнимаясь из-за стола.
– Большое спасибо, Злата Ивановна!
– Не подавись, – прошипела Злата, выходя в коридор. Вскоре она вернулась, неся в руках дымящуюся чашку.
– Должна перед всеми извиниться, но мне уже пора. Встреча в городе, – Наталья Геннадиевна поправила рукой выбившуюся прядь волос и быстро заспешила к выходу. – Было приятно познакомиться! – она кивнула в сторону Аллы, но в дверях ее остановила Злата.
– Наташенька, милая, раз уж ты уходишь, можешь занести Юре ужин? Он забыл его, – Наталья Геннадиевна замерла, борясь с нахлынувшей волной злобы и раздражения.
– Но ведь он поел... – начала, было, злая учительница географии.
– Но он будет там допоздна, проголодается. Это по пути. Пакет в коридоре. Спасибо, родная! – Злата неприятно оскалила зубы, поближе придвинувшись к Мише.
Постояв в дверном проеме, Наталья Геннадиевна решила не портить Дане праздник и ничего не говорить. Она скажет потом. Потом, когда комедия закончится и Злата снова станет глупой провинциалкой. А пока Наталья Геннадиевна обулась, накинула пальто, взяла в коридоре застиранный белый пакет, еще раз со всеми попрощалась и выбежала в парадное.
– Что-то я опять проголодалась! Все такое вкусное, – к нескрываемому ужасу Дани Алла потянулась за очередным салатом.
Часы показывали 17:15.
Мастерская Юры была в каких-то пяти минутах ходьбы от коммуналки №7, но Наталье Геннадиевне этот маршрут показался вечностью. Она нервно размахивала пакетом, надеясь, что очередной водянистый суп или слипшаяся вермишель от этого испортится. Ее щеки пылали, а кулачки то и дело сжимались, и с каждым шагом злая учительница все больше и больше предвкушала, что именно и как она выскажет Юре.
Мастерскую от подъезда отделяла огромная железная дверь, ручка которой давно уже проржавела. Наталья Геннадиевна громко постучала, но никто не открыл. Не дождавшись ответа, она, превозмогая отвращение, надавила на ручку – рассадник бактерий, и дверь открылась.
– Юра! – Наталья Геннадиевна осторожно зашла внутрь, но спустя несколько секунд поняла, что Юры в мастерской нет.
Немного расстроившись, что возможность выплеснуть на Юру злобу улетучилась, она поставила пакет на шаткий столик и собралась уходить. Мастерская ей совершенно не понравилась. Наталье Геннадиевне хватило нескольких минут, чтобы от затхлости и химических испарений закружилась голова, а бардак и убогость интерьера ничего, кроме уныния, не вызывали. Но уже на пороге ее привлек холст, накрытый тканью. В отличие от других, которые были на виду, он был почему-то скрыт от случайных взглядов. Несмотря на желание поскорее уйти, любопытство взяло верх, и Наталья Геннадиевна решила-таки взглянуть на загадочное полотно. Она медленно подошла, оглянулась, убедившись, что ее никто не видит, и резко сдернула накидку.
Наверное, ничего красивее она никогда не видела. Картина была не просто великолепно написана, она была живая! Женщина с портрета, еле заметно улыбаясь, словно наблюдала за каждым, кто восхищается ее красотой. Наталья Геннадиевна с замиранием сердца рассматривала портрет, не в силах поверить своим глазам. Она знает эту женщину! Очень хорошо знает. Лучше кого бы то ни было... Ведь это ее портрет...
– Подобається?
Учительница так увлеклась, что даже не заметила, как в мастерскую вошел Юра. Услышав его голос, она вздрогнула, отпрянув от холста.
– Я? Я ужин принесла, ты забыл... Я тут просто посмотрела... Ну, я пойду... – она что-то невнятно мямлила, всеми силами пытаясь структурировать мысли и правильно подобрать слова.
– Мені прикро, що ви побачили... – Юра вновь накрыл портрет тканью, – дякую за вечерю.
– Что это значит? – наконец спросила Наталья Геннадиевна.
В мастерской повисла пауза, потом Юра заговорил.
– Я не красномовна людина. Взагалі говорити не люблю... Але зараз треба щось сказати. Можливо, якби не ця картина, ви б ніколи і не дізналися...
– Ты о чем?
– Коли вже так все вийшло, то... Наталіє Геннадіївно, я нічого не можу вам запропонувати. Нічого більше того, що ви вже маєте. Я не будую ілюзій... Оскільки чудово знаю про ваше ставлення до мене. Але почуття є, і я нічого не можу з цим зробити. Тому, коли ви вже про це знаєте, прошу тільки не насміхатися і поставитися до цього з повагою... – Юра замолчал, напряженно всматриваясь в лицо возлюбленной.
Сама же Наталья Геннадиевна совершенно не понимала, что происходит. То ли от запаха краски, то ли от откровений Юры в голове была сплошная путаница.
– Я тебе нравлюсь? – наконец выдавила она, но слова больше походили на невнятный хрип.
