Луиза Уолтерс - Чемодан миссис Синклер
– Это ты у нас дохлая. А у меня – здоровый аппетит. Правда, Дот?
– Да, Нина, на аппетит ты не жалуешься. Кстати, покажи мне свое платье. Может, я смогу с ним что-то сделать.
Платье Нины было из светло-зеленого батиста с таким же матерчатым поясом. Довольно старое, оно требовало не только подгонки по фигуре, но и починки в нескольких местах. К счастью, оно было сшито с припуском. Дороти попросила Нину примерить платье и в нужных местах распустила швы, заколов булавками. Переделка оказалась удачной. В обновленном платье Нина выглядела просто замечательно. Зеленый цвет гармонировал с ее каштановыми волосами, лицом, обожженным деревенским солнцем, и такими же загорелыми руками. Конечно, красавицей назвать Нину было трудно. Если говорить честно, она была толстушкой. Однако Дороти испытывала что-то вроде материнской гордости, глядя на улыбающуюся девушку в ее преображенном платье.
В пятницу Дороти провела осмотр своего гардероба, решая, что́ завтра наденет. Для особых случаев у нее имелось три платья. Первое было красным, шерстяным, с длинным рукавом и больше годилось для зимы. Когда-то оно было ей в обтяжку, но теперь оказалось свободным. Родив Сидни, она за считаные недели очень похудела, а потом так и не сумела набрать вес. Красное платье, длиной чуть ниже колена, неплохо показывало ноги, и это ей нравилось. Особенно хорошо выйдет, если она наденет черные туфли на высоком каблуке. Ее ноги по-прежнему оставались красивыми.
Было у нее и узорчатое сине-зеленое хлопчатобумажное платье. Оно быстро мялось, но, самое главное, уже не соответствовало ее возрасту. Может, Эгги захочет его надеть. И наконец, третьим выходным платьем Дороти было летнее, из набивного ситца, с мелкими черными, белыми, розовыми и оранжевыми цветочками. Дороти очень любила это платье с его по-летнему короткими, пышными рукавами. В нем ей было удобно и приятно, как в одежде, к которой успел привыкнуть. Для июньского бала оно великолепно подходило. С ним можно надеть розовый кардиган и дополнить наряд коричневыми туфлями. Неброский и восхитительно подходящий наряд для почти сорокалетней женщины, бездетной и, скорее всего, вдовы.
Повязки с ее живота уже сняли. Кожа на лице была розовой, но краснота и воспаление исчезли. Боль почти прошла и ощущалась, только если дотронуться. Дороти припудрила место ожога, просто чтобы посмотреть, как это будет выглядеть завтра вечером. Вполне приемлемо. Она рассматривала платья, висевшие на дверце гардероба и разложенные на кровати. Все они нравились ей и сейчас, но если больше никогда не придется их надеть, она тоже не будет переживать. Ею владело безразличие: ужасное, полное безразличие, к которому она привыкла за прошедший год. Однако для завтрашнего торжества все-таки надо что-нибудь выбрать.
Три платья. Один бал. Одно решение. И всего один кавалер.
Насчет угощения Нина оказалась права. Раскладные армейские столы поражали обилием сэндвичей, мармелада, бисквитов, колбасок и даже пирожных. По углам зала стояли большие баки с кипятком. Желающие могли выпить некрепкого пива и сидра. На нескольких столах Дороти даже увидела бутылки с вином. Взяв чашку чая и маленький сэндвич, она села в углу. В зале непрерывно гремела музыка. Британские и польские летчики смеялись и танцевали с приглашенными. Свинг – кажется, так называлась эта музыка. Дороти она понравилась. Звуки парили под потолком, стремительно ныряли вниз и потом столь же стремительно взлетали. Дороти смотрела на танцующую молодежь, стараясь держать в поле зрения своих девочек. Сейчас обеим было не до нее. Розовощекие, они танцевали и смеялись. Их недавно завитые локоны подпрыгивали, ударяясь о крепкие молодые плечи. В сравнении с ними Дороти ощущала себя вялой, а свое присутствие на танцах – неуместным. Как хорошо, что она сидит в углу.
В гостях и на вечеринках ей нравилось сидеть в углу. Для нее не было ничего хуже, чем попасть в большой круг гостей и чувствовать, что ее не замечают. Нет, было, когда она оказывалась запертой в подобном кругу, среди глупых людей, которые задают глупые вопросы и мельтешат перед глазами. А как противно, соблюдая приличия, смеяться шуткам, смысла которых не понимаешь. Нет, уж лучше сидеть дома, одной, в тишине. Дороти откусила кусочек сэндвича с рыбным паштетом и мысленно задалась вопросом: какого черта она согласилась пойти на эти танцы? Командир эскадрильи Петриковски заехал за ней на служебной машине ровно в семь вечера. Широко улыбнулся, сделал комплимент по поводу ее платья. Дороти было и приятно, и неловко. Принаряженные, возбужденные девушки уселись на заднее сиденье и всю дорогу болтали и хихикали. Нина положила глаз на одного парня, с которым надеялась «покалякать» на танцах. В машине военных летчиков пахло соломой, кожей и сигаретами. У Дороти закружилась голова. Они ехали мимо лужаек, зеленых изгородей, деревьев и цветов, домов, пешеходов и велосипедистов. Все это стремительно проносилось мимо.
Зал пульсировал от всплесков молодой энергии. Вокруг болтали, смеялись, ревновали и злословили. Дороти продолжала наблюдать за Эгги и Ниной, а также за остальной танцующей, флиртующей и смеющейся молодежью. Командиру эскадрильи было не до танцев. Он постоянно перемещался по залу, следя за тем, чтобы музыка была громкой, но не оглушительной. Дороти видела его беседующим с соотечественниками и с английскими летчиками. Говорили, что вскоре будет создана польская эскадрилья. Как здорово, что командир хорошо владел английским и не испытывал трудностей в общении. Казалось, всем хотелось побеседовать с Яном Петриковски. Он умел очаровывать людей, обладал какой-то магией притягательности. Но все, что в данный момент чувствовала Дороти (точнее, то, что она, возможно, начинала чувствовать), казалось ей совсем не важным. Дороти незаметно наблюдала за ним, потом искала глазами девочек, а найдя, снова поворачивала голову в его сторону. Сейчас командир эскадрильи разговаривал с несколькими женщинами из ее деревни. Те кивали, улыбались и поедали его глазами, не забывая одновременно набивать рты угощением.
В угол, где сидела Дороти, забрели две односельчанки – Сьюзен и Марджори. Дороти была с ними едва знакома, но вежливо улыбнулась, когда они расселись по обе стороны от нее.
Женщины принялись расспрашивать, как она себя чувствует. В деревне до сих пор говорят о ее храбром поступке. Она знает об этом? Ее считают героиней.
– Ничего особенного я не сделала.
– Да бросьте!
– Я серьезно.
– Сделали или не сделали, но впечатление на польского командира эскадрильи вы произвели!
– Я…
– Очень симпатичный мужчина, слов нет. И такой джентльмен.
– Да, можно сказать и так.
– А как хорошо он говорит по-английски!
От женщин пахло пивом и вином. Вероятно, они вообще не привыкли говорить тихо, а после выпивки их голоса звучали еще громче. Дороти была едва знакома с ними и не испытывала никакого желания поддерживать разговор. Должно быть, это подруги миссис Комптон, если у той вообще есть подруги.
– Согласна. У него прекрасный английский.
– А как вы вообще поживаете нынче?
– Прекрасно, благодарю вас! – Дороти обрадовалась перемене темы. – Девочки мне скучать не дают.
– Мы давно хотели сказать… правда, Сьюзен? Нас так опечалило, когда мы узнали о…
– В жизни всякое бывает, – сказала Дороти.
Неужели они собирались говорить с ней о смерти Сидни? А может, их больше занимало бегство Альберта? В любом случае Дороти не собиралась обсуждать эти вещи ни со Сьюзен, ни с Марджори. Их это не касается.
– Должно быть, вы скучаете по нему, – не унималась Марджори. – А мы вас совсем не видим. Неужели не надоело сидеть в четырех стенах? Честное слово, Дороти.
– Мне так лучше.
Сьюзен, которая была похитрее подруги и которой явно наскучили односложные ответы Дороти, как бы невзначай сообщила о появлении миссис Сандерсон и о своем желании с ней поговорить. Женщины встали и, пробормотав извинения, удалились в другой конец зала. Дороти видела, как они шептались со вновь приехавшими гостьями: миссис Сандерсон, миссис Причард и миссис Твуми. Может, там же была и миссис Комптон? Но Дороти ее не заметила. Односельчанки то и дело поглядывали на нее, однако тут же отворачивались, если видели, что она смотрит в их сторону. Она служила темой для разговоров и сплетен, но это ее не волновало. Пусть говорят.
Может, подкинуть им еще пищи для пересудов?
Оглядев зал, Дороти поймала взгляд Яна Петриковски и весело ему улыбнулась. Он сразу подошел к ней и сел на стул, где недавно сидела Марджори.
– Ну как, наслаждаетесь балом? Или нет?
– Нет. Не очень.
– Жаль. Вы устали?
– От этих женщин. До чего они шумные и любопытные. Мне они не нравятся.
– Тогда я останусь с вами и мы что-нибудь съедим. Я смотрю, ваша тарелка пуста. Что вам принести?
Отказываться было невежливо. Ян принес ей кусочек пирога. Они принялись есть. Он расспрашивал Дороти о разных людях. Кто та отталкивающего вида женщина в сером платье? Кто эти девушки, которые с откровенной неприязнью смотрят на Нину, Эгги и других работниц Земледельческой армии?
