Александра Коутс - Клуб юных вдов
Я снова начала обедать в столовой, и это большой прогресс. Причем прогресс, главным образом, в том, что остальные чувствуют себя значительно комфортнее, а мне только это и надо. Чем комфортнее чувствуют себя окружающие, тем меньше они будут расспрашивать меня о Ное, о том, как я пережила все это, и о планах на оставшуюся жизнь. И меня вполне устраивает обед в одиночестве за столиком в углу – это важная, но целесообразная уступка.
Конец тем тоскливым перекусам в коридоре положила мисс Уолш. Еще она убедила меня ходить на ее факультатив по творческому письму. Она говорит, что у меня есть потенциал, но мне кажется, что ее просто грызет совесть за то, что в прошлый раз она не сделала все возможное, чтобы удержать меня в школе, хотя тогда у нас складывались неплохие отношения. Как бы то ни было, факультатив дает мне возможность не ходить на физкультуру, так что я против этой идеи не возражаю.
Но сегодня главное – это математика, и я так увязла в производных и дифференциалах, что не сразу соображаю, что кто-то пытается привлечь мое внимание.
– Эй, привет! – снова слышу я голос и поднимаю голову. К своему удивлению, я вижу рядом Юджина.
– Привет, – откликаюсь я, закрывая учебник. – Что ты здесь делаешь?
После суда Юджин и Росс по очереди звонили и писали мне. Но мне все еще было неловко, поэтому я не отвечала. В эсэмэсках они убеждали меня непременно заглянуть на ближайшую репетицию, и так постоянно, из недели в неделю, и я уверяла себя, что вот скоро обязательно загляну. Однако каждый раз, когда наступал вечер воскресенья, под каким-то предлогом оставалась дома. Слишком много уроков. Что-то интересное по телику. На самом же деле я чувствовала себя очень странно. Я понимала, что группе нужно двигаться дальше, но сомневалась, что у меня хватит сил смотреть на это. А вот позвонить Юджину мне следовало бы. Прошло уже несколько недель, а я так и не разобралась, за что мне стыдно сильнее: за то, что в ночь, когда нас арестовали, я вела себя, как последняя идиотка, или за то, что так и не извинилась за свое поведение.
Юджин плюхает на длинный оранжевый стол сумку из искусственной кожи и хлопает по ней ладонью.
– Заменяю учителя словесности, – говорит он. – Я впервые здесь после окончания. Пахнет тут так же.
– Ага. – Я улыбаюсь. – Жареная картошка по-каджунски и гормоны.
У Юджина всегда был очень забавный смех, какое-то глухое буханье, слишком мощное для его хрупкого телосложения.
– Точно, – говорит он и бросает взгляд на мой учебник. – Как оно все? Странно снова чувствовать себя ребенком?
– Вроде того, – отвечаю я. – Погано.
– Ведь тебе осталось чуть-чуть, верно? – пытается он подбодрить меня. – В том смысле, что тебе не надо начинать сначала.
– Может, и придется, – говорю я, указывая на закрытый учебник. – Такое впечатление, будто все написано каким-то шифром, а ключ к нему я забыла.
Юджин кивает и барабанит пальцами по столу. Повисает тяжелая пауза, и слова вдруг сами выплескиваются из меня, как лава.
– Прости, я так виновата, – бормочу я. – В смысле… зря я втянула тебя в неприятности.
Это все моя вина. Я пыталась объяснить им, что ты ни при чем. Делала что могла…
Наконец поднимаю взгляд и вижу, что он улыбается.
– Не переживай из-за этого. – Он пожимает плечами. – Я получил пять часов общественных работ. Соорудил изгородь в государственном лесу. Ерунда.
Я пристально смотрю на него и вижу того тихого, неуклюжего подростка, чью игру случайно услышал Ной. Юджин, который казался гномом рядом со своим неповоротливым контрабасом, тогда принес из дома запись какой-то старой песни Майлза Дэвиса и стал ей подыгрывать. В то время Ной и Росс как раз только задумались над созданием группы и искали музыкантов. Росс считал Юджина чересчур «правильным», это означало, что у того слишком свободные джинсы и слишком чистые волосы. Ной же бился за Юджина с самого начала.
Я рисую темные круги на полях тетради.
– Это не ерунда, – еле слышно говорю я. – Ты же просто пытался помочь.
Юджин пожимает плечами.
– Не надо было лезть не в свое дело. В любом случае, я здесь по другому поводу.
Он открывает сумку и достает рекламную листовку фестиваля – я помню, как в прошлом году собирала по нему материал в сети. Он называется «Местные таланты» и проводится каждую зиму. В нем участвуют группы из Бостона и окрестностей, играющие альт-блюграсс.
– Круто, – как можно беспечнее говорю я. Группа движется дальше, и мне трудно понять, как я сама вписываюсь в этот процесс, трудно понять, что я должна по этому поводу чувствовать.
– Нам нужна твоя помощь, – говорит Юджин. – Росс считает, что нам не по статусу звонить самим. А ты знакома с организаторами – в прошлом году уговорила их, чтобы нам дали выступить на том фестивале на Мысе, помнишь?
Я киваю. Дело было за неделю до свадьбы. Я тогда надеялась, что после выступления нам с Ноем удастся ускользнуть в гостиницу. У нас не было денег на медовый месяц, и я знала, что это – наш единственный шанс выбраться летом с острова. Однако все закончилось обычной палаткой, куда мы набились как сельди в бочку: я, вся группа, еще Симона и какая-то девица с попугаем, которую Тедди подобрал, когда стоял в очереди к торговому шатру. Конечно, романтического вечера на двоих не вышло, зато получилось классное приключение. С группой все становилось приключением.
– Я знаю, что тебе с Симоной стремно, – осторожно говорит Юджин.
– Н-нет, это не так, – сразу возражаю я, запинаясь.
Юджин окидывает меня быстрым понимающим взглядом.
– Ладно, неуютно немного, – признаюсь я. – Но какое значение имеет то, что я думаю?
– Об этом и речь, – говорит Юджин. – Имеет, очень даже. Ты нужна нам. Нам нужен новый лейбл, и без тебя нам его не найти. Ты хоть раз слышала, как Росс говорит по телефону? Он превращается в робота-продавца. А я? Я практически становлюсь заикой.
Я смеюсь. Это правда. Пусть ребята и до жути одаренные, но разговаривать с людьми они не умеют.
– Так что скажешь, Тэм? – не унимается Юджин. – Вернешься? Можешь воспринимать это как пробный прогон, если хочешь. Мы поедем в Бостон, посмотрим, что там будет. Если не придется по душе, тогда все. Договорились?
Я опускаю взгляд на паутину уравнений и цифр на обложке учебника. Предполагается, что я начинаю все сначала. Сосредоточиваюсь на учебе. Но Юджин прав. Это всего лишь один концерт. И если он пройдет хорошо и на группу посыплются приглашения, то никто не говорил, что я не смогу заканчивать школу и одновременно работать у ребят директором. Я бы и дальше ходила на вдовьи собрания, хотя от одной мысли о том, что придется сидеть напротив источающего осуждение, ухмыляющегося Колина и говорить о своих чувствах, меня передергивает.
Я обхватываю колени и притворяюсь, будто размышляю, хотя на самом деле приняла решения практически сразу.
– Ладно, – говорю я с неуверенной улыбкой. – Я в деле.
* * * * *Дома после школы я швыряю на пол своей комнаты распухшую от библиотечных книг и компенсационных тестов сумку и плюхаюсь на неубранную кровать. Учебник по истории лежит там, где я его бросила утром, – в складках сбитой простыни, и я тоже скидываю его на пол.
Я вытаскиваю одну из коробок, привезенных из коттеджа, ставлю ее на колени и роюсь в ней. Вставленный в рамку наш с Ноем снимок на «свадебном обеде»: столики на причале, жареные моллюски и роллы с омаром, с нами группа и родители Ноя. Я достаю комок скрученных шарфов, перепутавшиеся ожерелья и док-станцию для айпода, которую мы использовали в качестве будильника – по утрам играла наша любимая «Аллилуйя» Леонарда Коэна в версии Джеффа Бакли.
Наконец я нахожу то, что ищу: папку на молнии. Ной хохотал, когда я принесла ее. Он сказал, что мы единственная группа, которая с концерта на концерт таскает с собой дебильный школьный портфель. Но именно в этой папке я держала все свои записи, от контактов импресарио и фирм по аренде машин до плей-листа, списка тех, с кем мы познакомились в других городах и к кому могли бы завалиться, газетных вырезок… В общем, все важное. Росс называл эту папку «нашей Библией». Мы никогда без нее не путешествовали.
Я втыкаю в розетку вилку от док-станции и устанавливаю время. Знакомый тускло-красный свет возвращает меня в наш коттедж, и у меня на мгновение сжимается сердце. В другом мире мы с Ноем обсуждаем, что приготовить на ужин. Ной наигрывает новую песню, а я ищу в сети рецепт. Ребята удобно расположились на разношерстной мебели, собранной по подвалам и барахолкам, и выкрикивают свои пожелания по части еды и музыки.
Я роюсь в папке, пытаясь отыскать листовку с прошлогоднего фестиваля. Помню, мне тогда через общего знакомого удалось раздобыть номер личного мобильника одного из организаторов. Единственный способ устроить для ребят (и Симоны) приемлемую рекламу за такой короткий срок – это поднять старые связи, правда, связей-то особых практически не осталось. В дверь стучат, и сначала я не обращаю внимания: Элби быстро надоедает стучать, если ответа нет. Но дверь со скрипом приоткрывается, и я едва не вскрикиваю, когда вижу в щель папин мокасин.
![Эрих фон Дэникен - Боги майя [День, когда явились боги]](/uploads/posts/books/186572/186572.jpg)
