Юханна Нильссон - Маргинальные любовники
– Ну ладно, уговорила.
София снимает туфли, стягивает чулки и кладет ноги Мирье на колени.
– Какие они холодные! – охает Мирья.
– Я часто мерзну.
Мирья массирует Софии ноги так же, как обычно делает это маме Розе после долгого рабочего дня. София смущена, но тронута и расслабленна. Обе молчат, но, когда Мирья приступает к нанесению лака и берется за один из пальцев, София не в силах удержаться от смеха. Слишком щекотно.
– Остановиться?
София качает головой. Мирья покрывает ноготь первым слоем лака.
– Когда ты будешь меня фотографировать?
– Когда захочешь. Приходи завтра, например.
– Я заканчиваю только в десять.
– Ничего страшного.
После того как красный лак подсыхает, Мирья обводит кончики ногтей белым лаком.
– Вот и все, – говорит она и обнимает Софию со спины. Кладет голову ей на плечо.
– Мы с тобой как сестры, правда? – спрашивает она, встречаясь с Софией глазами в зеркале на стене.
София чувствует возбуждение. Кивает и кладет ногу на ногу, чтобы скрыть эрекцию.
– Конечно. Как сестры. Мне нужно в туалет.
Она вскакивает и спешит в туалет, где стягивает юбку и трусы и с недоумением смотрит на чужеродный предмет у себя между ног. В возбужденном состоянии.
Она плещет на него ледяной водой и зажмуривается:
– Господи, помоги мне.
Эрекция прошла. Неужели ее молитвы услышаны? Дрожа всем телом, София поправляет одежду. Надо его отрезать. Если врачи снова откажутся, она сама это сделает.
– Увидимся!
Обнимает Мирью на прощание и выскальзывает в дверь, в которую только что вошла Беа с намерением выпить свой послеобеденный кофе.
Столик в углу занят. Есть два свободных стола, но Беа ждет, присев на краешек стула и склонившись над газетой. Нет, она не читает, она пристально следит за женщинами, сидящими за ее столом и продолжающими сплетничать, хотя латте уже давно выпит.
Несмотря на то что она прямо не дает понять, что хочет занять их стол, все равно ее присутствие, косые взгляды и упрямое выжидание заставляют подружек нервничать. Минут через пять они поднимаются и уходят. Беа тут же садится на еще теплый стул. Вечер спасен.
Она кладет на стол блокнот, вешает на спинку стула жакет и идет заказать стакан воды с лимоном, чашку кофе и два бискотти. Ее стандартное меню на полдник.
Мирья с улыбкой принимает заказ, но Беа мерещится в ней злорадство. Почему все над ней надсмехаются? Продавец в супермаркете, Мирья, все остальные? Что такого смешного в распорядке дня?
Раздраженная, Беа возвращается за свой стол, полная намерения составить план дейст вий на вечер. Грандиозный план. Но после долгих терзаний план выглядит очень жалко.
1. Джек.
2. Джек.
3. Джек.
Джек ставит цветы в вазу и недоуменно разглядывает их. Карточки нет. Это Эвелин их прислала? Может, это какая-то извращенная месть за все те цветы, что он ей посылает? Или это попытка примирения? Может, она хочет с ним увидеться?
Джек звонит ей в офис, слышит «Пошел к черту» в ответ, а двумя часами позже в дверь звонят полицейские, чтобы сообщить, что он получил первое серьезное предупреждение.
Когда Мирья звонит в дверь, София занята разглядыванием снимка пьяницы на скамейке. В голову ей лезут нехорошие мысли о том, что он мертвый и то ценнее для общества, чем она живая.
По возвращении домой ее встретила мигающая лампочка на автоответчике телефона, который никогда не звонит.
Первый звонок из полиции с сообщением, что похороны пьяницы состоятся в пятницу в два часа.
Второй звонящий – Симон, ее брат. София мигом перезванивает. Трубку поднимает жена брата. Услышав, кто звонит, резко отвечает:
– Привет, Стефан, давно от тебя ничего не слышно.
– Мое имя София.
– Я тебя ненавижу, – говорит невестка и кричит: – Симон, тебя к телефону. Стефан звонит!
Обеспокоенный голос Симона в трубке:
– Я буду в Стокгольме по делам на следующей неделе. Увидимся?
– Конечно.
– Как насчет второй половины дня в четверг?
– О’кей.
– Я приду к тебе домой.
Ему стыдно показываться на людях со своим братом-извращенцем.
– О’кей.
– До встречи, брат.
Щелк.
* * * София открывает Мирьи дверь, и гостья сразу понимает, что что-то случилось.
– Почему они меня все время унижают? – вопрошает София. – Почему нельзя просто сказать «Привет» вместо «Привет, Стефан» и «До встречи» вместо «До встречи, брат»?
– Они просто идиоты, – пытается утешить расстроенную подругу Мирья. Ей так хочется успокоить ее боль.
– Нет, они…
– Косные, ограниченные, тупые! – перебивает ее Мирья. – И наверняка страдают от запора. Я читала в газете, что, когда у человека запор, происходит отравление всеми теми веществами, что гниют у него в кишечнике, и он не способен ясно думать.
София улыбается такой теории.
– Да, про моих родственников можно и так сказать, – говорит она, вытирая нос платком.
Она не может оторвать глаз от руки Мирьи, лежащей поверх ее собственной.
– Мы пойдем на похороны? – спрашивает Мирья, поглаживая руку Софии большим пальцем.
София кивает.
– Тебе совсем не обязательно снимать меня сегодня. Я вижу, как тебе плохо.
Но София возражает: ей очень хочется сфотографировать Мирью. Поэтому она достает камеру, объектив, устанавливает штатив и освещение, завешивает стену белой простыней, готовя все к съемке. Мирья тем временем наводит красоту в туалете.
Когда она наконец выходит, София не может унять дрожи в ногах при виде ее. Мирья просто ослепительно хороша. София проводит рукой по волосам девушки, притворясь, что поправляет ей прическу.
– Макияж годится?
София проводит кончиком большого пальца по ее бровям, и говорит, что тени смотрятся очень элегантно и румяна Мирья нанесла безупречно.
Довольная, Мирья расплывается в улыбке. Она похожа на газировку, думает София. Яркая, искрящаяся, бурлящая.
Два часа они заняты съемкой. Мирья охотно позирует. Ей нравится свет рампы. Даже когда вся публика – одна София. Они смеются и болтают. Молчат и улыбаются.
Как сестры.
В процессе съемки София снова чувствует, что возбуждается, и идет в туалет, чтобы решить проблему при помощи холодной воды. В туалете ей в голову приходит странная мысль.
Если я была мужчиной, я могла бы встречаться с Мирьей…
София выходит из туалета и делает последние кадры. Мирья помогает ей убрать оборудование, а потом они пьют чай на диване, как самые взаправдашние сестры.
Они болтают обо всем на свете. Об одежде, о планах на жизнь, о мужчинах, которые им нравятся.
Если бы я была мужчиной, я бы ее сейчас поцеловала, думает София.
Но они расстаются по-дружески. Никаких поцелуев в губы.
Потому что София не мужчина.
Проводив Мирью, она отправляется в туалет мастурбировать. У нее просто нет другого выхода: настолько она возбуждена. Закончив, она принимает душ с закрытыми глазами, чтобы не видеть себя, надевает чистое белье и думает о том, что то, что она сегодня сделала, не только непростительно, это еще и самое ужасное, что только есть в жизни.
* * *Пьяницу, имевшего обыкновение спать на лавке, звали Нильс Ларссон. Теперь все, что от него осталось, – это пепел в урне, которую сейчас захоранивают в землю под аккомпанемент глухих рыданий его сестры.
Ее зовут Катарина, и, откровенно говоря, она нисколько по нему не тоскует. Он был пьяницей, который постоянно выпрашивал у нее денег на спиртное и доставлял проблемы. Кроме того, он бросил свою жену на восьмом месяце беременности. Но несмотря на это, Катарина не может сдержать слез, потому что еще помнит, как заботилась о брате, когда он был совсем маленьким.
Она его единственная сестра, и единственная из родственников, кто взял на себя труд прийти на похороны. Что неудивительно, если учесть, как покойник вел себя на семейных торжествах.
Кроме нее, память покойного пришли почтить священник, два сотрудника похоронного бюро, два собутыльника, явно рассчитывающие выпить на поминках, и София с Мирьей.
Что, черт побери, здесь забыли трансвестит и эта мулатка? – гадает Катарина, разглядывая их через черную вуаль, которую надела только для того, чтобы не видно было, что она не плачет. Напрасная затея, потому что рыдает она вовсю, крепко вцепившись в руку сотрудника похоронного бюро, потому что воспоминания из детства нахлынули на нее разом.
У мужчины рука онемела от ее хватки. Он пытается ее вытащить, но безумная тетка не выпускает. Все-таки вредная у них работа.
Священник заканчивает речь, и Катарина наконец выпускает руку мужчины и вытирает слезы вуалью. Мирья с Софией сочувственно смотрят на нее. Собутыльники спешат к дому, где накрыт стол для поминок. Священник с укором глядит им вслед, но не отваживается что-либо сказать.
По дороге с кладбища Мирья с Софией идут позади сотрудников похоронного бюро, слыша, как те обсуждают предстоящие скачки. Мирья достает из кармана сотовый, чтобы проверить, не звонила ли Роза.