Александр Асмолов - Ушебти
– Я выросла в стране, где руководители были на недосягаемой высоте.
– Это мавзолей у Кремлевской стены?
– Что-то в этом роде, – она вскинулась. – А ты смотрел наши парады?
– О, у нас часто пугали народ, показывая по телевидению колонны танков и ракет, которые с Красной площади направлялись прямиком в маленькую Бельгию.
– И вы в это верили?
– Как не верить, когда они стояли в половине стран Европы, – Ги повернулся к Александре. – Шучу. У нас в основном смотрят кулинарные ток-шоу и сериалы. Хотя нет. Пару лет назад кто-то выступил с заявлением, что страну разделят на две части по языковому признаку. Вот это был скандал. И премьер и Альберт долго не могли успокоить народ. А это был всего лишь экстравагантный опрос общественного мнения.
– Весело живете.
– О, да. Бунтарский дух и освободительные традиции очень сильны. Не зря в Брюсселе штаб-квартира НАТО. Он с иронией посмотрел на женщину.
– Я шучу.
Они помолчали, наблюдая за плотным движением на автостраде.
– Если говорить о литературе, то наиболее известными авторами были те, кто писал на французском. Это Стревельс, Гиссен и Реланте, но их имена сохранились только в учебниках. Единственно, кого иногда упоминают сейчас, это Костер и Валлер.
– Шарль де Костер?
– О, ты, наверное, читала легенды о Тиле.
– Да, у нас и фильм был об Уленшпигеле.
– Вообще-то Шарль остался незамеченным в свое время. Он почти десять лет собирал материал о реальном персонаже, храбром шуте. Потом сделал из него крестьянина и перенес на два века позже, заставил воевать с королями и епископами. Однако популярность пришла к нему много позже, возможно, из-за своеобразного французского языка.
– Он известен и в России.
– О, его легенды переведены на все европейские языки. Более поздним романистам Грейсону, Леклерку и Бемелю повезло меньше. О них вспоминают только студенты. И то – в сессию.
– А ты хорошо знаешь литературу.
– У меня был замечательный преподаватель в университете. Четыре года в Брюсселе.
– Как же ты попал в Гент?
– Литературой занимаются только фанаты. Если хотите ездить на хорошей машине, нужно заниматься бизнесом.
– Кто это придумал, – подхватила Александра. – У нас то же самое. Я проработала почти десять лет в архиве министерства, а достойную зарплату начала получать только у Наталии Михайловны.
– Да, Натали – хороший хозяин, – Ги включил сигнал поворота. – Вот мы и приехали.
Припарковав машину на стоянке у набережной, они отправились на прогулку по городу. Антверпен был разделен рекой Шельде на две части. Правый берег занимал старый город с самыми интересными памятниками и зданиями. Прежде всего, молодые люди направились к замку.
– Алекс, это один из самых старых и красивейших замков Бельгии. Он очень важный, у него даже нет собственного имени. Его так и называют – замок, и все. По-фламандски – «стен», и каждый знает, что это замок в Антверпене.
– А темная полоса вдоль стен– это краска?
– Нет. Его заложили норманны в девятом веке. Стен вообще первая крепость на Шельде. Потом достраивали и перестраивали другие хозяева, потому и камень иного оттенка. Некогда Стен принадлежал Готфриду Буйонскому – знаменитому вождю первого крестового похода. Позднее замок стал резиденцией городского самоуправления, а во времена испанского владычества здесь размещалась инквизиция.
– Испанская?
– Да, в Средние века наши земли входили в состав Испанской империи. А вот там, чуть дальше, расположена печатня Плантена, которая была единственной типографией, где при Филиппе Втором было дано право печатать богослужебные книги и молитвенники для испанского королевства. Она проработала вплоть до девятнадцатого века.
– Вот как? – удивилась Александра. – А мы зайдем в Стен?
– Конечно, у нас не менее часа.
Прижавшись к своему провожатому, Саша с восторгом разглядывала высокие, почти без окон, мрачные стены замка. Никаких украшений, кроме флагов над башнями, не было. Пологий подъем привел их к арочным воротам, через которые они попали во внутренний двор. Табличка с расписанием работы музея гласила, что у них оставалось не так много времени. Массивные, окованные железом двери распахнулись, и молодые люди оказались внутри. Мрачные каменные коридоры, по которым гуляло эхо, были едва освещены, зато в комнатах горели факелы, позволяющие разглядеть скромное убранство. Почти не разговаривая, они миновали трапезную, спальню, просторный зал для торжественных приемов и даже комнату пыток. Когда же они поднялись по узкой винтовой лестнице на вершину боковой башни, свежий ветер стер мрачное впечатление казематов. Небольшая круглая площадка, обрамленная толстой резной стеной, в точности как шахматная ладья, позволяла насладиться великолепным видом.
Аккуратные, словно игрушечные, здания приводили в восторг. При постройке применялись серый и черный песчаник, по которому кружевом оставлял свой след красный кирпич. Узкие высокие окна старых домов придавали ощущение устремленности ввысь. Черные и красные остроконечные крыши, украшенные шпилями, усиливали это впечатление.
– Какой сказочный город, – вырвалось у Саши. – Мои детские книжки были именно с такими картинками.
– А там, справа, видишь большую площадь?
– Да. Как здорово уложена брусчатка. Словно кружева.
– Это площадь Веермаркт, – пояснил Ги. – На восточной стороне церковь святого Павла. Ее строили почти полторы сотни лет. С шестнадцатого века там находится орден Доминиканцев.
– Столько скульптур на портике…
– Ты не видела картины внутри. Антверпен– город Рубенса. Да, резьбу по дереву в алтаре делали его ученики.
– Эх, когда же это все посмотреть! – с сожалением протянула Саша.
– Чуть дальше видишь зеленоватый купол крестообразной базилики?
– Да.
– Это церковь святого Якоба. Начали строить в пятнадцатом веке, а закончили в конце семнадцатого. Внутри по обеим сторонам идут капеллы, они сходятся к многоярусным хорам. Это грандиозное сооружение. Когда там проходят концерты, в Антверпен съезжается вся Европа. Достать билеты очень сложно. Мне дважды посчастливилось, слушал итальянцев и мессы Баха. Ты знаешь, это просто потрясающе. Впечатление на всю жизнь.
– Везет же некоторым, – грустно вздохнула спутница.
– На День присяги короля здесь непременно будет что-нибудь. Я тебя приглашаю. Приедешь?
– Я бы и не уезжала, – грустно пошутила Саша.
Порыв весеннего ветра растрепал ее волосы. Полотнища огромных флагов захлопали на ветру. Разноцветные, с золотистыми гербами, они гордо развевались над городом с такой богатой многовековой историей.
– Кстати, в одной из гробниц за барочным алтарем собора покоится Питер.
– Питер? – переспросила она.
– Питер Пауэл Рубенс.
– Мне очень стыдно, но я забыла его имя, – Саша помолчала. – Как ты думаешь, он простит меня?
– О, это был жизнерадостный и общительный мужчина. Такой очаровательной женщине, как ты, он простил бы многое. Я уверен.
– Спасибо.
– Нет, только не мне, – улыбнулся Ги. – Посмотри вон туда, – он показал своей спутнице на высокое красивое здание, что просто царствовало над старым городом. – Это кафедральный собор, рядом городская ратуша с разноцветными флагами и площадь.
– Вижу.
– Это Зеленая площадь, он там стоит, и ты ему все расскажешь.
– Кому?
– Питеру.
И, действительно, в центре старого города, на большой площади перед собором, стояла бронзовая фигура Рубенса. Великий фламандец был облачен в просторную блузу-безрукавку без головного убора, пышные шаровары заправлены в сапоги, у ног лежит палитра с красками. С высоты постамента его мощное тело просто царствовало над прохожими. Взгляд чуть наклонен, жест огромной развернутой ладони застыл в порыве.
– Как здорово схвачен момент, – с восторгом прошептала Саша, прижимаясь к руке своего гида. – Такое впечатление, что он смотрит именно на меня.
– И что-то хочет сказать, – подтвердил Ги. – Он только раздумывает, говорить или нет.
Мимо них прошла девчушка лет пяти с букетиком и положила цветы к подножию памятника. Оглянулась, скорее всего, на родителей и побежала обратно. Саше вдруг вспомнилось, что и она так же с родителями приходила когда-то к памятнику. Это было очень давно, но воспоминания были яркими. Правда, это был памятник павшему в боях солдату. Он был изображен сильным и грустным. Вообще, Саша не помнила веселых памятников. В ее детстве были только скорбящие войны и вечно живой Ленин. Памятников зверушкам, птицам, писающим мальчикам или девочкам она там не встречала. А цветы всегда возлагали под нестройные звуки оркестра, который так и не выучил песню о гвоздиках. В школе Саше часто поручали не дарить или преподносить, а именно возлагать цветы от октябрят, от пионеров, от комсомольцев, от организации, от совета дружины. Наверное, потому, что у нее при этом было грустное выражение лица. Солдаты в полный рост и бюсты генералов при этом не смотрели на Сашу, а Ленин, не знавший, куда девать свою кепку, вообще всегда призывал двигаться в какие-то дали. Экспонаты не хотелось потрогать или поговорить с ними.
