Дора Хельдт - Отпуск с папой
Папа согласно кивнул:
– Вот видишь, Доротея, ты тоже смотришь на его задние карманы. Надеюсь, наркотиков у него там нет.
– Он уж точно не с острова.
Онно почесал голову и вперился глазами в спину незнакомца, который между тем почувствовал, что его буравят четыре пары глаз. Он что-то сказал Марлен и обернулся.
– Вот и вы. – Марлен пошла нам навстречу. – Все прошло хорошо?
Я улыбнулась. Доротея фиксировала взглядом неостровного хиппи, папа с Онно стояли позади нас, и вид у них был решительный.
– Что-то случилось? – растерялась Марлен.
– Пока нет…
Мне показалось, что в интонации Доротеи прозвучала некая двусмысленность. Папа вышел вперед.
– Марлен, мы должны знать, с кем работаем.
– Что? – удивленно переспросила Марлен.
Я пихнула Доротею в бок, пытаясь отвлечь ее от замаячившей впереди дичи.
– Нет, разумеется, ничего не случилось. Папа с Онно просто хотели нас со всеми познакомить, но они не знают вот этого господина.
Мужчина тем временем уже шагнул к нам. Я угадала мысли Доротеи: вид спереди еще лучше, чем сзади. На ее лице появилось особенное выражение.
– Ах вот что… – В голосе Марлен сквозило облегчение. – Я думала, Онно его знает. Ну, это Нильс Йенсен, мой дизайнер. Нильс, это моя подруга Кристина, ее отец Хайнц, Доротея, театральный декоратор, она будет работать с тобой, и Онно Паулсен.
Нильс улыбнулся умопомрачительной улыбкой, подал всем руку, долгим взглядом посмотрел на Доротею и, обращаясь к Онно, сказал:
– А мы ведь знакомы, на каникулах я раньше всегда работал в твоей фирме. Мой отец – Карстен Йенсен.
Онно потряс его руку.
– Ты был тогда ниже и с короткими волосами. Я тебя не узнал. Здорóво!
Папа не собирался так скоро отказаться от предубеждения.
– И ваш отец знает, что вы здесь?
– Папа!
– Хайнц!
Нильс взглянул сначала на нас с Доротеей, потом на отца.
– Конечно. Я живу у него.
– Ага. Возможно, нам удастся с ним познакомиться.
На этот раз и Онно удивленно посмотрел на своего нового друга. Нильса же это нисколько не напрягло.
– Папа наверняка зайдет сюда, ему интересно, что я сделаю из его любимого заведения.
– Не так уж много вы и делаете, только рисуете.
Марлен закашлялась, а я решила, что для первого впечатления вполне достаточно.
– Папа, уже почти двенадцать. Тебе еще нужно здесь что-то сделать или мы можем уйти? Оглядим окрестности и купим газету?
– Об этом следует спрашивать мою начальницу.
Он улыбнулся Марлен, повернув к ней испачканное шпатлевкой лицо.
– Если она меня отпустит, я смогу уйти с тобой.
Марлен облегченно кивнула:
– Идите. Онно здесь справится, а Нильс обговорит все с Доротеей. Можете не торопиться, гуляйте с удовольствием.
Доротея оторвала взгляд от Нильса и сосредоточилась на Хайнце:
– Ты собираешься идти в таком виде? Ты же весь в шпатлевке!
Он вытер руки о джинсы.
– Нужно переодеться? Не так уж все плохо. Или нет? Кристина, нужно переодеться?
Я подтолкнула его к выходу.
– Сначала зайдем домой. Ну, пока.
Придерживая для меня дверь, он прошептал:
– Надеюсь, этот Нильс чист. Он так странно смотрел на Доротею. Нам нужно к нему приглядеться. Тебе не показалось, что у него зрачки расширены? И тебе стоит отмыть ногу. Или надеть длинные штаны.
Я задумалась, не спросить ли у Нильса, не держит ли он действительно какую-нибудь «дурь». На всякий пожарный.
«Друг, хороший друг»
Х. Рюманн, В. Фрич, О. Карлвайс
Два часа спустя мы сидели в «Сёрф-кафе», перед нами были две вазочки с мороженым и море. Я в бешеном темпе протащила отца по острову. Мы купили газету, по дороге к киоску он увидел, что здесь есть и Фридрихштрассе, и Штрандштрассе, точно как в Вестерланде. В книжном магазине он вовлек хозяйку в дискуссию, упрекнув, что названия улиц ворованные.
– Это словно Зюльт для бедных.
На этом месте я демонстративно вышла из магазинчика и села на скамейку у входа, чтобы выкурить сигарету. Он появился только через пятнадцать минут, присел рядом и сообщил, что владелицу магазина зовут Хельга и она подарила ему путеводитель по Нордернею. И кстати, хочет на Новый год съездить на Зюльт. А он предложил показать ей остров.
– Очень интересная женщина, – похвалил отец. – Она не на Нордернее родилась. Приезжая. Послушай, здесь воняет какой-то дрянью. Пойдем дальше?
Из страха стать фигурами нон-грата в местных лавках я взвинтила темп. Мы пробежали мимо бесчисленных магазинчиков, я показала ему почту, пекарню и никуда не дала войти. Папа постепенно сникал, потом захромал и наконец остановился.
– У меня болит бедро. Мне нельзя так быстро ходить.
– Давай съедим по мороженому?
У меня кололо в боку. Он снял кепку и вытер пот со лба.
– О да. Фисташковое. Со взбитыми сливками.
– Ты сумеешь немного пройти по пляжу? Тогда можно посидеть в «Сёрф-кафе», любуясь морем.
– Разумеется. Пляж – это всегда отлично. Просто не надо так бежать.
Мы молча шли вдоль моря. Папа взял меня под руку, с блаженным видом глядя на воду.
– Да, с пляжем у них хорошо, как дома.
Я успокоилась. В «Сёрф-кафе» нам отвели столик на солнце, здесь нашлось фисташковое мороженое со взбитыми сливками, к нему еще и кофе, папа счел обслуживающий персонал дружелюбным и с удовлетворением заметил, что мороженое стоит на два евро дешевле, чем в его любимом кафе в Кампене.
– Здесь вовсе не так плохо. – Он довольно огляделся. – В самом деле, совсем неплохо. – Он увлеченно заработал ложкой. – И мороженое хорошее.
Он развернул свой «Бильд» и принялся читать. Я смотрела на море и думала, закрутила Доротея с этим симпатичным хиппи или нет? Предпосылки к этому были. Я решила не завидовать. К тому же длинноволосый блондин – герой не моего романа, как выразилась бы Доротея. Даже если у него такая симпатичная задница.
– Скажи мне, детка…
Я вздрогнула, застигнутая за непристойными мыслями.
– Да?
– Ведь это хорошо, что мы вместе поехали в отпуск?
Я посмотрела на отца. На носу у него было зеленое мороженое, а на подбородке – сливки. Он склонил голову набок и улыбнулся:
– У тебя было хорошее детство?
– Ты уже прочел газету?
– Там нечего читать. И потом, нужно же когда-нибудь и общаться. Люди очень мало говорят друг с другом.
– И ты решил поговорить сейчас о моем детстве?
– Я просто спросил, считаешь ли ты свое детство хорошим. У меня было не очень хорошее, послевоенное, плохие времена, мы ничего не имели. А вы росли неплохо, у нас было все – красивый дом, машина, каникулы, пирог каждое воскресенье.
Я вспомнила отца молодым, как он обучал меня плавать, писал мне письма, когда я научилась читать, чинил мой велосипед и как орал на судью, удалившего меня с площадки за грубый фол во время турнира по гандболу. Что ж, у меня и вправду было хорошее детство. Расчувствовавшись, я коснулась его руки.
– Да, папа, у меня было прекрасное детство. И я тебе очень благодарна, я знаю…
– Ну что ты! – Отец согнал осу с мороженого. – Все в порядке. А как ты думаешь, у твоих брата и сестры тоже было хорошее детство?
– У брата… Ну да, конечно. А почему ты спрашиваешь?
Он снова взял газету.
– Просто хотел знать. В Бохуме сорокалетняя женщина заколола своих родителей и забетонировала в парковку для машины возле дома. Она сказала, что это справедливая кара за несчастное детство. Ужасно. Но у нас с этим все в порядке, правда?
Я решила немного помечтать о симпатичных мужских задницах.
Без всяких сентиментальностей мы выпили еще по чашке кофе. Я уже прочла историю бохумской дочери и думала, что не представляю себе, как можно забетонировать отца, когда позвонила Марлен.
– Кристина, вы где?
– Сидим в «Сёрф-кафе» и едим мороженое. Слушай, у тебя в пивной еще будут работы с бетоном?
– Что? Что это у тебя за идеи?
– Так, шутка.
Шутка, конечно, была так себе, но стоила выражения на лице отца.
– А что такое?
– Сюда позвонил Калли Юргенс. Спрашивал, приехал ли Хайнц. Если есть настроение, можете зайти к нему, он сейчас дома.
– Папа, ты знаешь адрес Калли?
– Неа.
Свой ответ я проглотила. Марлен все слышала.
– Он мне сказал: Кифернвег, семнадцать. – И объяснила, как идти.
– Не торопитесь, вечером встретимся за ужином. Я приготовлю камбалу. Желаю тебе хорошо развлечься с мальчиками.
Она хихикнула и положила трубку.
Я посмотрела на одного из «мальчиков».
– Ты понял, да? Калли звонил.
– Я думал, это была Марлен… – Он подчеркнуто равнодушно смотрел мимо меня.
– Папа, Калли позвонил Марлен. И с бетоном я просто пошутила. Извини.
– Такими вещами не шутят.
– Да, прости, ты прав. Так ты хочешь зайти к Калли?
– Пожалуй.
Я сделала официанту знак и вытащила кошелек. Папа никогда не платит, если обижен.
Папа и Калли познакомились в пятидесятые в Гамбурге. Оба они из франконской провинции в поисках приключений сорвались на север. С приключениями не сложилось, если, конечно, не считать таковыми работу на верфях и комнату на двоих в христианском союзе молодых мужчин. Калли и папа добавили еще одно – стали вместе снимать квартиру.
