Артуро Перес-Реверте - Добрые люди
С этой минуты Жарнак уже ничего не помнит, кроме забулдыги, который его обработал: дорожное платье, густые бакенбарды, лицо грубое и хмурое. Но он представления не имеет, что делал незнакомец в сарае и каковы его намерения. Лучше спросить об этом Дюрана, потому что он сопровождал забулдыгу, когда тот появился на постоялом дворе. Если только…
– «Энциклопедия»!.. – в отчаянии голосит дон Эрмохенес.
Все смотрят в направлении, куда указывает библиотекарь. Парусина сорвана с багажника берлинки, она валяется на земле под колесами, и свертков нигде не видно.
– Значит, это и было их целью? – восклицает шевалье д’Эсмангар, не веря своим глазам. – Они хотели украсть у вас книги?
– Похоже на то, – отвечает адмирал, темнея лицом.
– Но что в них такого особенного?
– Не знаю… Даю вам слово, что мне это неизвестно.
Все смущенно переглядываются. Академики в отчаянии.
– Что вы собираетесь делать?
– Этого я тоже не знаю. – Дон Педро обозревает серый пейзаж, неприветливо раскинувшийся под низкими темными тучами. – Но первым делом мы должны отправиться на поиски.
Мэр выглядит растерянно. Он вообразить себе не мог, что вся эта история – донос и прочее – окажется фальшивкой. Его и трактирщика Дюрана связывает нечто большее, чем слова. Крестный дочки – это не шутка. А на поверку выходит вон что…
– Чувствую себя полным идиотом, – признается он.
Что ж, для этого есть основания, безжалостно заключает д’Эсмангар; но верно и то, что удар уже нанесен. Единственный выход – выяснить, существует ли способ настигнуть загадочного вора.
– Известно ли, в какую сторону он бежал?
После допроса посыльного, который вместе с хозяином постоялого двора явился осмотреть место происшествия, стало известно, что мальчишка, хоть и не знал, что случилось с гвардейцем Жарнаком, однако некоторое время назад видел удаляющегося всадника, тянущего за собой в поводу второго коня. Он следовал по берегу реки в сторону Волчьего ущелья. А проверив конюшню, посыльный обнаружил, что пропал мул.
– Ущелье находится в половине лиги отсюда, – говорит сержант Бернард, почесав затылок. – Если мы двинемся в этом направлении, мы их, может, и догоним.
Жарнак, чье чувство собственного достоинства уязвлено, предлагает себя добровольцем в предстоящей охоте на обидчика. В путь отправятся сержант и Жарнак, решает д’Эсмангар, посоветовавшись с мэром. И пока гвардеец ищет свое ружье, шевалье приказывает хозяину постоялого двора седлать лучших лошадей, какие найдутся в конюшне. У них есть четыре неплохих коня, подтверждает тот: два – для гвардейцев, остальные – для тех, кто пожелает их сопровождать.
– Я должен ехать, – говорит адмирал. – Я не могу это так оставить.
– Человек, избивший Жарнака, может быть опасен, – замечает мэр.
– Не важно. Это наши книги, и я должен выяснить, почему он их украл.
– Как вам угодно, – кивает д’Эсмангар. – У вас есть полное право участвовать в погоне… Вы хорошо ездите верхом?
– Да.
– Великолепно. А кто будет четвертым?
Все смотрят на дона Эрмохенеса, робко тянущего вверх руку.
– Об этом не может быть и речи, – горячо возражает адмирал.
– Не понимаю, с какой стати я не должен ехать, – возмущается библиотекарь. – Я так же в ответе за эти книги, как и вы. Это наше с вами общее дело!
– Риск очень велик, дорогой дон Эрмес.
– Именно потому я и еду! В Париже тоже было опасно, и мне досталось будь здоров. Как я потом расскажу в Академии, что бросил вас драться с бандитами один на один, а сам остался?
– А верхом вы ездите? – интересуется д’Эсмангар.
Библиотекарь важно кивает, на его лице появляется мрачное и героическое выражение.
– Кое-как держусь в седле, а это уже немало!
Адмирал по-прежнему категорически против, друзья спорят, а хозяин и посыльный уже ведут в поводу четырех оседланных лошадей. Жарнак возвращается, держа в руках ружье, а сержант, нахмурившись, сосредоточенно проверяет огниво у пистолета, висящего у него на поясе.
– Решайте быстрее, – говорит он, вскочив на одного из коней. – Не то мерзавец от нас уйдет!
На лице его явственно читается, что он не их тех людей, кто позволяет вот так запросто водить себя за нос или избивать младших по званию и что происшествие на постоялом дворе – вызов, брошенный ему лично. Жарнак садится на второго коня и вешает ружье через плечо; однако адмирал, стоя напротив упорствующего дона Эрмохенеса, все еще не может решиться.
– Вы напрасно упорствуете, – невозмутимо вступается за него д’Эсмангар. – Если ваш друг решил, пусть едет. Он имеет полное право.
– Да, имею, – тут же подхватывает упрямец.
Дон Педро внимательно рассматривает полное решимости лицо перед ним: небритый, темные круги и мешки под глазами после бессонной ночи, которую пришлось пережить им обоим. Дон Эрмохенес решительно сжимает зубы и мужественно выдерживает осмотр, которому неожиданно подверглась его усталая физиономия. Он выглядит постаревшим лет на десять, однако адмирал ни разу не замечал в его лице такой решимости. И такой уверенности в себе.
– Это ваше окончательное решение, дон Эрмес?
– Еще бы, конечно! Я постараюсь никому не мешать.
Не говоря больше ни слова, дон Педро согласно кивает, ставит ногу в стремя и поудобнее устраивается в седле. Дон Эрмохенес с помощью д’Эсмангара и мэра также вскарабкивается на коня и, оказавшись в седле, молодцевато закидывает за плечо край плаща.
– Погодите, но ведь у вас нет оружия, – спохватывается шевалье.
– У меня есть трость с клинком, – отзывается адмирал. – А приятелю моему никакое оружие не понадобится, уверяю вас.
– Очень надеюсь, – со вздохом соглашается дон Эрмохенес.
Д’Эсмангар подает дону Педро карманный пистолет типа качорильо, который вытаскивает из-под пальто.
– Прошу вас, возьмите, мсье… Он заряжен… Никогда не знаешь, как дело повернется.
– Вы очень любезны, – улыбается адмирал, поднося руку к треуголке. – Надеюсь, скоро вы получите его назад. И он так и не сделает выстрела.
– Мы останемся на постоялом дворе, будем ждать новостей… Будьте очень осторожны. – Д’Эсмангар обращается к сержанту: – А тебя, Бернард, я назначаю ответственным… Эти господа должны вернуться живыми и невредимыми.
– Не беспокойтесь, шевалье, – успокаивает его сержант. – Я прослежу.
И вот один за другим, под серым небом, все еще сочащимся промозглой сыростью, четверо всадников съезжают с королевской дороги и вдоль реки, среди деревьев, следуя по отчетливым отпечаткам, оставленным в раскисшей глине копытами, устремляются к Волчьему ущелью.
Река Мидуз, пенная и грязная, бежит справа от Паскуаля Рапосо: с яростным ропотом стремительная свинцово-серая вода временами выходит из берегов, подтопляя прибрежные деревья. Ближе к реке песчаное дно ущелья покрыто илом, и животные ступают с трудом, но дальше тропинка снова вьется среди тополей, покрытых светлыми зелеными листочками, а к верхним веткам все еще липнут последние клочья тумана. Иногда над травой неожиданно проносится сорока, задевая крыльями листья папоротника.
Чуть далее лес сгущается, а берег становится выше, заканчиваясь крутым обрывом. Рапосо не спеша осматривает окрестности, затем съезжает с тропинки и направляет животных в сторону обрыва. Спускается на землю, привязывает повод коня к ветке, затем проделывает то же самое с мулом. Он снимает мешки с книгами с крупа коня, затем еще пять мешков со спины мула и сваливает поклажу прямо в сырую траву. Мешки очень тяжелые. Рапосо и представить себе не мог, что книги столько весят. Он достает нож, перерезает веревку, перехватывающую один их свертков, вспарывает ткань и вощеную бумагу, в которые обернуты книги. С виду они хороши, признает Рапосо: большие, в кожаном переплете, с красивыми позолоченными буквами на корешках. «Энциклопедия» – сообщает название. Рапосо открывает первый попавшийся том и читает наугад: Aussi fallut-il au genre humain, pour sortir de la barbarie…[100]
Чтобы вырваться из варварства и отсталости, человеческому роду необходима революция, которая изменит облик всей земли: Византия рухнула, оплодотворив Европу теми немногими знаниями, которыми она все еще могла поделиться с миром; изобретение печати, покровительство Медичи и Франциска Первого оживили погасшие души, и свет просвещения забрезжил повсюду…
Захлопнув книгу, на чьи страницы с веток уже упали капли росы, Рапосо встает, идет к переметной суме, притороченной к спине его лошади, и достает курительные принадлежности. Мгновение спустя он уже стоит на краю обрыва, глядя на бурлящую внизу воду и преспокойно покуривая сигару. Подходящее место, прикидывает он. Вначале, накануне ночью, он думал, что проще всего было бы поджечь сарай, где стояла берлинка, тогда от книг осталась бы одна зола. Но разводить такую возню – все равно что стрелять из пушки по воробьям. В итоге все это привлекло бы к его персоне слишком много внимания. Бросить книги в реку – гораздо безобиднее, безопаснее и проще. Надо только решить, что лучше – бросать по одной или швырнуть свертки целиком, не распечатывая, чтобы они побыстрее утонули. Надо только вспороть упаковку каждого свертка, чтобы содержимое как следует пропиталось водой. Река под обрывом кажется достаточно глубокой; а вода в итоге все уничтожит.
