Фиона Макинтош - Хранитель лаванды
– Хватит с меня разговоров о зиме! Дай порадоваться лету, моим пчелам, твоим лавандовым полям и моей прелестной Катрине.
На полях Боне росла дикая лаванда, однако Люк, хотя и не хотел признавать этого вслух, понимал: будущее за культивацией. С другой стороны, культивация лаванды означала потерю качества; лишь дикая альпийская лаванда могла сохранить репутацию французской парфюмерной промышленности. Сторонники культивации уже начали засаживать поля гибридной лавандой, способной расти на меньших высотах и дающей урожай почти вдвое больше, чем у дикой. Но и масло такой лаванды было более вяжущее и терпкое. Этим земледельцам предстояло в скором будущем производить антисептические средства, мыла и средства для мытья посуды. Lavandula angustifoli – самый чистый вид дикой лаванды, произрастающей лишь в Любероне на высоте восьмисот метров, – всегда останется волшебным эликсиром, мечтой парфюмеров.
Решение Люка начать сбор урожая раньше обычного удивило жителей деревни, но никто и не думал отказываться от денег Боне. Вместе с немногочисленными местными работниками в поля вышла и семья Боне. Люк растрогался, увидев, как они сидят в телеге, которую вез ослик Цезарь. Гитель весело скакала вокруг, свежая и сияющая. Ида и Голда с головой погрузились в беседу, но Сара и Ракель в ней не участвовали. Щеки у сестер ввалились, под летними блузками торчали острые худенькие плечи. По сравнению с ними знойные девушки юга казались воплощением здоровья.
Сегодня утром Голда впервые за много дней пила за завтраком настоящий кофе из последних скудных запасов и даже расплакалась, так долго ей приходилось довольствоваться напитком из цикория.
– Все в городе посажены на продуктовые пайки, а у евреев даже эти пайки урезанные, – объяснил Люку Якоб. – Гитель за последний год совершенно не выросла. Ей не хватает мяса и молока. Мне приходилось все покупать на черном рынке. – Он привычно пожал плечами. – За большие деньги достать можно все, даже хороший кофе, но твоя мать настаивает, что мы должны жить, как все.
Сегодня Якоб выглядел крепче, чем накануне, и на Люка нахлынула ностальгическая радость при виде белой соломенной шляпы с яркой красной лентой. Когда Люк был маленьким, отец всегда надевал эту шляпу, отправляясь в поля.
Люк поздоровался с пятью наемными работниками, вспоминая годы, когда к ним на поля выходило куда как больше народа. Кроме мужчин явилась и стайка женщин, стремящихся доказать, что они ничем им не уступают. Правительство Виши изначально призывало работодателей увольнять женщин, чтобы те сидели дома и рожали детей, но многие француженки, как эти вот жительницы Сеньона, открыто смеялись над подобными директивами.
Люк раздал собравшимся инструменты, в том числе маленькие серпы для подрезания стеблей. Мужчины получили еще и по trousse – специальному брезентовому мешку, который носили на спине так, чтобы удобно было забрасывать туда через плечо срезанные цветы.
Хотя сборщиков урожая ласкал нежный приветливый ветерок, день предстоял сухой и знойный – через час-другой компанию им будет составлять лишь безжалостное солнце. Пока же было самое лучшее время насладиться моментом – на заре, когда небо стремительно наливается светом, раскидывая во все стороны пальцы сияющей синевы, а в воздухе стоит упоительный аромат лаванды. Люк почти убедил сам себя, что в его мире все прекрасно. Почти.– Я жду от каждого мужчины по двести пятьдесят килограмм за день, – начал он. – И плачу вдвое каждому, кто соберет триста. Те, кто будет собирать по триста каждый день, получат дополнительное вознаграждение.
В ответ на его слова работники одобрительно загудели, хлопая друг друга по спине.
– Сперва поешьте. Вот свежие бриоши. И да, чуть не забыл: первому, кто наберет полный мешок, достанется бутылка коньяка!
Рабочие радостно загалдели, а родные Люка со смехом захлопали в ладоши. Даже Голда слабо улыбнулась, пока Сара помогала ей слезть с телеги.
Люк посмотрел на отца. Неужели прошло уже два года с тех пор, как Якоб побывал на этих полях? Летом сорокового, когда немцы вторглись во Францию, семья бежала из Парижа на юг, но вскоре, как и большинство парижан, вернулась. А что еще остается, когда надо давать образование детям, да и все дела отца ведутся тоже из города?
– Какие вы сегодня хорошенькие!.. – сказал Люк сестрам. Все три надели широкополые панамы, длинные юбки и блузки с длинным рукавом для защиты от солнца и накрахмаленные белые фартучки.
– Дай-ка мне faucille , – попросила Сара, показывая на самый маленький серп из тех, которыми срезали лаванду. – Для такого нужна женщина.
– Да неужели? – ухмыльнулся Люк.
– Поверь. Держу пари, я в свой передник соберу больше, чем ты в свой мешок.
– Я бы поспорил, но мне надо разводить костер.
– Ты просто боишься! – вступила в разговор Ракель, и на душе у Люка стало еще веселее.
– Даю вам фору, – промолвил он, взмахивая серпом. – Пока я еще занят с подготовкой, но как закончу, за час наберу больше, чем вы вдвоем!
– Ступай-ступай, братишка, – засмеялась Сара. – Мы тебя ждем. Увидимся в поле.
Глядя, как его помощники срезают драгоценные цветы, Люк представлял, как в один прекрасный день народ Франции рассечет узы, что сковывают его с Рейхом.
Отец Люка владел самым лучшим в округе медным котлом для перегонки. «Кигнету», «Лебеденку», как окрестил его Якоб двадцать лет назад за по-лебединому изогнутую шейку, предстояло безостановочно трудиться на семейство Боне, покуда с полей не соберут весь урожай. Люк любил видеть на полях этот сверкающий отполированный аппарат, легкости и мобильности которого завидовали все прочие производители лаванды в округе.
Когда в «Кигнете» закипела первая порция воды, Люк поймал на себе внимательный взгляд Гитель.
– Гитель, а ты понимаешь, как это работает?
– Не-а, – застенчиво улыбнувшись, призналась сестренка. – Объяснишь?
– Этот хитроумный механизм нужен для перегонки, – начал Люк. – Когда давление пара в верхней части, где сейчас находятся цветы, растет, из них выделяется ценное масло. А потом оно с паром переносится дальше.
Те, кто работал поблизости, тоже стали прислушиваться. Все уже взмокли от напряженной работы.
– Пар пробивает себе дорогу вот сюда, – Люк похлопал по бочонку, – а тут находится холодная вода и спиральная труба. Попав в это отделение и проходя через холодную воду по спиральной трубке, пар волей-неволей превращается обратно в жидкость. Образуется смесь воды и эфирного масла – и она вот уже в любой момент закапает из этого носика в этот небольшой сосуд.
Глаза Гитель заискрились от удовольствия, и тут, словно дождавшись реплики на выход, в сосуд упали первые капли драгоценной жидкости.
Под общее ликование рабочие собрались вокруг, чтобы перевести дух, выпить воды, а заодно полюбоваться появлением первого в сезоне эфирного масла. Люк обмакнул руку в маслянистую жидкость, растер несколько капель между пальцами и, закрыв глаза, вдохнул густой бархатный аромат.
В середине дня Люк объявил перерыв, и все расселись в тени нескольких деревьев, посаженных здесь для защиты от ветра. Там уже ждала еда – ветчина, паштет, омлет с козьим сыром и свежий хлеб, а к ним разбавленное водой вино и сидр. На десерт была выращенная Идой клубника. На какое-то время даже Якоб словно бы перестал хмуриться, а Люк позволил себе верить, что яркий изобильный Прованс все же вдохнул в отца надежду на будущее.6
Долгий был день – более двенадцати часов в поле. Работники в последний раз распрямили спины, морщась от боли в затекших суставах и растирая натруженные мускулы.
– Завтра пойдем на верхнее поле, – сообщил им Люк, пока отец заносил в счетную книгу последнюю запись напротив последней фамилии.
Семейство Боне смотрело, как рабочие шагают по каменистому склону вниз, к деревне.
Якоб посасывал трубку.
– Удачный день. Я впечатлен, Люк.
Молодой человек кивнул.
– С такой скоростью мы, пожалуй, получим по четыре чана с поля, и Сабе хватит ее любимой ароматической воды на растирания всем жителям деревни, включая животных.
Вольф улыбнулся.
– Должен признать – и мне все равно, что ты скажешь, Люк, – прошлой зимой лавандовое масло Иды здорово помогло моему ревматизму, а у мерина старого Филлипа прошла та непонятная опухоль на ноге.
– Что ж, берегись. Теперь Саба получит новый запас и будет применять его для всех хворей, от несварения до обычной усталости.
– А малыш Руэнов – припадки-то и судороги у него стали куда как реже.
– Может, просто перерос…
– А может, лавандовая вода помогла. Не будь таким скептиком.
Люк вскинул руки, изображая, что сдается, и засунул в карман рубашки стебелек лаванды.
– Я не скептик, Вольф. Веру в чудодейственные свойства лаванды вколачивали в меня с детства.
Раздался мелодичный голос Лорана:
