Василиса Савицкая - За ширмой
Темное небо смотрело на меня сквозь грязное стекло с какой-то еле уловимой печалью. А может, это я проецировал свою печаль на него и все меня окружающее.
Луна то выглядывала из-за быстро плывущих облаков, то пряталась за них обратно. Я сидел, не шевелясь, уже час, наблюдая за бегом этих дымчатых кусков ваты, летящих по небу.
Двести десять дней. Жизнь разделилась на две части… до и после, с провалом в двести десять дней. Только я точно знал, что было «до», я четко помнил каждый день из этих двухсот десяти… Но вот что будет после, я не знал. Поэтому сказать правильней… жизнь разделилась на «до» и двести десять…
Диагноз прозвучал неожиданно. Я понимаю, что каждый человек не ждет от врача вердикта, и каждый раз любой диагноз – это не веселый сюрприз, но лично я действительно не был к этому готов.
Покалывание в области груди с лева участилось и откровенно стало напрягать. Я понимал, что без кардиограммы не обойтись, но я был уверен, что этим и закончится. Но…
– Да вы не бойтесь, – врач вглядывался в бумажку с какими-то безумными аббревиатурами описывающими состояние моего сердца. – Ничего страшного. Сейчас технологии, прогресс. Заменим пару клапанов, перекроим немного, и все будет хорошо, понимаете? – ровно, спокойно, равнодушно и не очень уверено сказал он.
Я понимал, но к операции готов не был. Не успел подготовиться. Не скажу, что диагноз прозвучал уж очень угрожающе, не рак же, но безнадеги в нем было через край.
И потянулось… Двести десять дней ожидания, двести десять дней подготовки. Сказать, что мне было страшно, – не сказать ничего. Я понимаю, что взрослый солидный человек мужского пола бояться не должен по факту, но я боялся. Каждую ночь, выключая свет, натягивая одеяло на себя, я чувствовал, как вместе с ним тянулся жуткий, раздирающий страх. Он сжирал меня каждую ночь, он воротил все органы нереальной тошнотой. «Заменим пару клапанов, перекроим», – бесконечным эхом неслось в голове.
В итоге я перестал спать совсем. Я спал только тогда, когда физиология брала свое и я падал без сил. Сон был зыбким, минут на пятнадцать, выспаться шансов не было, так как каждый раз кошмар выбрасывал меня обратно в реальность. И так все двести десять дней.
Родне я сказать не мог. Во-первых, жалость унижала, а я и так ненавидел себя за то, что не мог справиться с эмоциями, которые душили меня изо дня в день. Во-вторых, из родни у меня была только бабушка – старая немощная женщина, рисковать здоровьем которой я не мог. От такой вести ее нервы вряд ли выдержали бы. Ну а друзей, с кем мог я разделить свое горе, у меня не осталось. Дороги жизни развели нас в разные стороны. Мой самый близкий и единственный друг, с которым мы шли плечо о плечо с детства, уже лет семь жил в далеком маленьком городе на юге Франции. Сначала писали, звонили друг другу, но когда людей делят тысячи километров, они постепенно становятся чужими. Разные жизни, разные интересы, разное все… Только воспоминания одинаковые, не больше.
Моя девушка, с которой мы собирались строить будущее, когда услышала об операции, через неделю улетела в командировку и… И не вернулась. Я не злюсь на нее, так бывает… Тем более будущее со мной приобрело очень зыбкую окраску. Я даже в какой-то степени благодарен ей. Я очень переживал из-за ее ухода, резкого, без объяснений, а это значительно сократило время до операции. Всего двести десять дней… Не пятьсот же… Я тяжело сходился с людьми. Больше к себе так никого и не подпустил. Я остался сам, именно в тот момент, когда мне «кто-то» был так нужен. Знакомые, коллеги – это да, а близких, родных – нет. Вот так… Взрослый, одинокий трус… с будущим в зыбком цвете.
Когда страх доходил до пределов, я выл. Да, мне стыдно это говорить, но сдерживать все в себе сил не было совсем. Люди, имеющие возможность говорить с себе подобными о том, что болит, самые счастливые. Сейчас я понял это, как никогда. Мне некому было высказать эту боль. Мне не с кем было разделить ее. Был только я и мой страх.
Я разговаривал сам с собой как чокнутый. Я говорил и говорил, а когда сил слушать не оставалось, я закрывал дверь в ванную комнату, прижимал к лицу подушку, чтобы никто не услышал, и выл… Так воют звери.
Облака все так же быстро летели вдаль, луна пятый час все так же играла со мной в прятки. Скоро будет светать. Возле двери стояла собранная сумка со всем необходимым. Все мои сбережения до последнего, переведены на счет больницы. Я сижу готовый к старту… В джинсах, кедах, рубашке.
Двести десять дней ожидания, двести десять дней боли, двести десять дней страха. Завтра новый отсчет. Только вопрос… вперед или в ноль? Мне страшно. Мне очень страшно, и мне некому это сказать. Никто не возьмет меня за руку, и никто не заметит… если я не вернусь.
За двести десять дней я понял одно… Я взрослый, одинокий трус… с будущим, окрашенным в зыбкий цвет.
Разговор с богом
– Зачем? Зачем ты это сделал? – я пристально смотрела в его прозрачные глаза.
– Я ничего не делаю просто так, – он нежно, по-отцовски положил руку на мое плечо, и я почувствовала исходящее от нее тепло. – Всему происходящему есть свое объяснение. Все, что случается с вами, людьми, не случайно.
– Тогда объясни мне. Я запуталась. Не понимаю. Я ищу ответ, но упираюсь в постоянный глухой тупик. Я спокойно жила, дышала, ходила. Я выключила жизнь и, думала, навсегда. А что теперь? Зачем ты включил свет?
– Я всего-навсего подарил тебе любовь. Истинную, неземную, настоящую. О ней даже не пишут в ваших книгах. Миллионы моих детей проживают жизнь, так и не познав ее. Мужчины встречают женщин, женщины встречают мужчин, они создают ячейки общества, рожают детей, накапливают совместное имущество, а потом с остервенением отгрызают его куски обратно. Некоторые из вас совершают ритуал венчания, не понимая, что это на века. Они живут по-разному – мирятся, привыкают, возможно, даже получают удовольствие, иные, наоборот, разбегаются в разные стороны и ищут новые ощущения, которые устойчиво пытаются назвать любовью. Возможно, по земным стандартам это и есть любовь, но это совсем не то, что я подарил тебе. Люди живут в суете, забывая о вечном. Проблемы, не стоящие внимания, мечты, не достойные осуществления. Кто-то ищет побогаче, кто-то постройнее, кто-то хочет заполучить ум, а кто-то жилье, кому-то не хватает домработницы, кому-то изящного серого материала для отработки навыка «пилить», а кто-то хочет элементарный статус в обществе, ну или просто спасается от голого одиночества. Понимаешь? Это все вы, люди, называете любовью. Разве это так? Ведь любовь – это наивысшая эмоция. Это самоотдача. Самоотдача себя всего… полностью… с головой, душой, сердцем. Любовь – это не себе, а от себя… безвозмездно. Любовь – это экстаз, это эйфория, а не грудастая блондинка рядом… для статуса. Я дал тебе самое лучшее, что может произойти с человеком, что же не так?
– Лучшее, что может произойти с человеком, – тихо сама себе буркнула я поднос и отвернулась к окну.
Я жила на земле, по земным стандартам. Я пыталась любить так, как меня учили с детства. Шаблонность мышления, накопленная годами, давала о себе знать. Где-то нутром я чувствовала подвох, но продолжала свой путь по заложенной кем-то схеме. В какой-то момент я остановилась, осмотрелась вокруг и четко осознала: я устала. Устала от суеты, от постоянного бега по кругу, устала от мнимого счастья, самообмана. Ведь я суетилась, бежала, как и все… Искала, хотела, стремилась. И вдруг в один миг поняла: не могу больше. Все не то и не так. По инерции я все еще тыкалась в стены в поисках выхода из этого порочного круга, а потом поняла – его нет. И я остановилась. Я замерла. Вокруг все было не мое, чужое. Чужие люди, чужие мысли, чужие поступки, чужая я. Рывком опустив рубильник, я выключила чужую жизнь, со всей ее суетой. Не могу сказать, что новое состояние «неживого» человека меня полностью устраивало, но так было спокойней и честнее. Честнее по отношению к себе. Остановив гонку, я выдохнула и спокойно побрела по земле, не испытывая сильных эмоций, наблюдая со стороны за происходящим.
Желания и потребности свелись к минимуму. Хорошая книжка и чашка чая часто заменяли мне общество. Я не нуждалась в заботе, в поддержке, мне было комфортно сам на сам, во всяком случае я себя в этом четко убедила. Вечные подъемы и спады, постоянное разочарование, страх одиночества, гонка за мнимым счастьем меня утомили. И я остановила этот цикл. В один миг заглушила мотор, и стало ровно, спокойно, тихо. Стало никак. Никто тебе… Никому ты. Сам себе. Самодостаточности мне хватало, чтобы не нуждаться в статусе жены, статус любовницы меня всегда не устраивал, я любила играть только сольные партии либо не играла вообще, а большая и светлая любовь, как в книгах, проходила и улетучивалась при первых ухабах на ее пути. В жилье я не нуждалась, злых родителей, от которых убегают к мужчинам во спасение, у меня, к счастью, не было, обеспечивала я себя сама, а пилить я не любила с детства ни древесину, ни мозг. Постройнее, поумнее, с крутым статусом в обществе… Все это меня не цепляло. Об этом я не думала. Если честно, со временем я перестала думать вовсе. Я поняла, что легче жить не думая.
