Барбара Вайн - Ковер царя Соломона
Обзор книги Барбара Вайн - Ковер царя Соломона
Барбара Вайн
Ковер царя Соломона
Barbara Vine
King Solomon’s Carpet
© 1991 by Kingsmarkham Enterprises Ltd. This edition published by arrangement with United Agents LLP and The Van Lear Agency LLC
Иллюстрация на переплете В. Коробейникова
© Резник С. В., перевод на русский язык, 2014
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
* * *Посвящается всем, кто работает в Лондонском метро, а также музыкантам, играющим в его переходах.
– Да слушайте же! – страстно продолжал Сайм. – Всякий раз, когда поезд приходит к станции, я чувствую, что он прорвал засаду, победил в битве с хаосом. Вы брезгливо сетуете на то, что после Слоун-сквер непременно будет Виктория. О нет! Может случиться многое другое, и, доехав до нее, я чувствую, что едва ушел от гибели. Когда кондуктор кричит: «Виктория!», это не пустое слово. Для меня это крик герольда, возвещающего победу. Да это и впрямь виктория, победа адамовых сынов.
Гилберт Кийт Честертон. «Человек, который был Четвергом»[1]Глава 1
Никогда в жизни ей не приходилось делать многое из того, что кажется привычным другим людям. То есть вещей самых обыденных, но от которых ее ограждали деньги и слабое здоровье. Она ни разу не пользовалась утюгом или иголкой, не ездила на автобусе, не готовила еду для других, не ходила на работу, не поднималась вынужденно на рассвете, не посещала сама врача и не стояла в очередях. Прабабушка ее и одевалась-то только с помощью горничной, но времена с тех пор все же изменились, и сама она наряжалась без помощников.
Дом их, впрочем, остался все тем же: семья продолжала жить в Стивен-Темпл в Дербишире. Как и прежде, они тихо праздновали Рождество, а вот на Новый год устраивали шумную вечеринку. По традиции играли в буриме или «Что пропало?», а также еще в одну игру, изобретенную ее братом, которая называлась «Не зевай!». Либо время от времени развлекались тем, что заключали друг с другом пари о разных вещах: например, о высочайших или глубочайших местах на планете, или об их расположении, или о количестве чего-либо.
В тот раз один из гостей предложил сделать ставки на то, сколько в мире существует – метрополитенов. Когда его спросили, знает ли он сам ответ – иначе как они выяснят, кто выиграл? – он ответил, что, конечно, знает, а то бы не предлагал этого.
– Что такое метрополитен? – поинтересовалась она.
– Подземная железная дорога. Метро.
– Хорошо, и сколько же их?
– Как раз это я и прошу вас угадать. Ставьте десять фунтов на кон и называйте любое число по своему выбору.
– Значит, во всем мире? – уточнила она.
– Именно.
Не имея ни малейшего представления, она назвала «двадцать», подумав, что и это, наверное, многовато. Кто-то сказал «шестьдесят», кто-то – «двенадцать». Человек, предложивший пари, улыбнулся, и, заметив эту улыбку, ее сестра заявила «сто», а зять – «девяносто». Он и выиграл, сорвав банк. Правильный ответ был «восемьдесят девять».
– По одному метрополитену на каждый год нашего века, – произнес кто-то, как нечто само собой разумеющееся.
– Никогда не ездила на метро, – произнесла она.
Сначала ей никто не поверил. Прожить двадцать пять лет и ни разу не побывать в подземке? Но это было именно так. Жила она в основном за городом и к тому же была богата. Опять же здоровье: вроде бы с сердцем что-то, какие-то шумы, да и клапан работал не вполне идеально. Люди постарше называли ее «субтильной». Ей говорили, что рождение ребенка может вызвать некоторые проблемы, но ничего такого, с чем нельзя было бы справиться. В принципе, она была не прочь иметь детей, но когда-нибудь потом.
В конце концов она сделалась безвольной и ленивой. К примеру, не видела ничего страшного в том, чтобы полежать после обеда. Ей нравилось, когда все суетились вокруг нее. И ей даже в голову не приходило найти себе какую-нибудь работу.
С семнадцати лет она имела собственную машину, а когда приезжала в Лондон, авто всегда можно было взять напрокат, не говоря уже о такси, плавно перемещающихся по Мейфэр[2]. Она вышла замуж, но развелась, и у нее было около пятнадцати любовников. Семнадцать раз она побывала в Штатах, пару раз – в Африке, изъездила на машине либо исходила пешком большую часть европейских столиц и дважды обогнула земной шар. Одним словом, она совершила много чего незаурядного, а вот самые рутинные вещи прошли мимо нее. В частности, она так никогда и не побывала в лондонской подземке.
И, кстати, не испытывала ни малейшего желания туда спускаться. Ведь про это самое метро чего только не рассказывают: изнасилования, грабежи, бандиты, перестрелки, поезда, стоящие из-за самоубийц, часы пик…
По возвращении в Лондон ее брат-близнец сказал:
– На твоем месте я бы не особенно расстраивался. Кому какое дело, где ты была или нет? Я, например, никогда не был в соборе Святого Павла. Сам терпеть его не могу, так бы и взорвал.
– Собор Святого Павла? – удивилась она.
– Да нет, метро, конечно! Все снести и сровнять с землей, как в свое время римляне поступили с Карфагеном.
– Как можно сровнять с землей то, что находится под ней? – рассмеялась она.
– Линия проходит прямо под моим домом. Я уже не в силах выносить эти поезда – грохочут с самого утра.
– Так переезжай, – лениво посоветовала она. – Почему ты не переедешь?
Немного отдохнув после обеда, она поехала на такси в Хэмпстед, в магазинчик, где продавали что-то вроде этнической одежды, которую нигде больше нельзя было купить. Он находился на Бэк-лейн, сразу за углом. Там она приобрела свадебный наряд перуанской невесты: приталенный, с высоким воротничком, большими рукавами и длинной, до пола, юбкой. Все это было белым, как белоснежная роза, с белыми же атласными лентами и белыми кружевами. Ей предложили доставить наряд на дом и начали уже записывать ее адрес, когда внезапно покупательница передумала: ей захотелось надеть его этим же вечером.
На Хит-стрит и Фицджеральд-авеню не было недостатка в такси, однако она проигнорировала их и направилась прямиком к станции метро «Хэмпстед»[3], подумав, что было бы ужасно интересно вернуться домой подземкой. Покупка платья привела ее в странное возбуждение. Ее вдруг словно бы охватила какая-то одержимость.
Она, конечно, отдавала себе отчет в том, что в ее поступке было нечто вымученное. Что бы сказали ей все те, кто вынужден пользоваться этим видом транспорта день за днем, если бы узнали о ее мотивах? Мысль об их презрении, отвращении и зависти побудила ее сделать решительный шаг внутрь.
Покупка билета заняла несколько минут. Она не знала, что нужно говорить в билетной кассе, поэтому воспользовалась автоматом. И когда желтый билетик вместе со сдачей появился за маленьким окошком, она ощутила самый настоящий восторг. Понаблюдав за другими людьми и обнаружив, что все показывают билеты человеку в кабинке, она поступила так же.
Дальше была лестница. Объявление у входа извещало, что это – самая глубокая станция метро в Лондоне, и, поскольку требовалось спуститься на целых триста ступеней, пассажирам рекомендовали воспользоваться лифтом[4]. Когда она подошла к лифту, его двери закрылись. Наверное, надо было подождать следующего. Именно в этот момент она поняла, насколько, оказывается, сложно путешествовать в метро. Она сама всегда считала себя умной, и другие были с этим согласны. Но почему же тогда самые заурядные люди легко справлялись с тем, что представляло для нее такие трудности?
Не без страха шагнула она в подошедший лифт. Больше в кабинке никого не было. А вдруг ей придется управлять лифтом самой? И если да, то как это делается? Но тут подошли другие люди, и она вздохнула с облегчением. Никто не обращал на нее никакого внимания. Наверняка если кто из них и заметил ее, то подумал, что она – такой же бывалый путешественник, как и все они. Светящееся табло приказало отойти подальше от дверей, они закрылись, и лифт сам по себе пришел в движение.
Там внизу, в недрах земли, она осознала наконец, насколько глубоко спустилась. На указателе с надписью «К поездам» была нарисована стрелка – вперед и налево. Некоторые, впрочем, вместо того чтобы идти вперед, сразу свернули налево, что несомненно демонстрировало их мастерство, опыт и нежелание следовать по пути, предписанному каким-то бюрократом. На платформе она вновь засомневалась, что поступила правильно. Чего доброго, из сердца Лондона ее увезут неизвестно куда, в какой-нибудь пригород, вроде Хендона или Колиндэйла.
Шум приближающегося поезда вызывал страх и трепет. Все ее силы сосредоточились на том, чтобы выглядеть в глазах окружающих совершенно беспечной. В то же время она исподтишка наблюдала за тем, что делали другие. Похоже, садиться можно было где угодно и никаких правил на этот счет не существовало. Она никогда не была слишком послушной, но здесь, в подземке, неожиданно для себя вновь превратилась в маленькую девочку, усердную и аккуратную, но не имевшую той силы духа, которая никогда не покидала ее в детстве.
