Измышление одиночества - Остер Пол

Я перечитал статьи об убийстве десяток раз. И все равно мне трудно поверить, что мне они не приснились. Они предстают передо мной со всею силой уловки подсознания, искажая реальность, как это бывает в снах. Потому что огромные заголовки, объявляющие об убийстве, затмевают собой все остальное, что в тот день происходило в мире, придают событию ту же эгоцентрическую важность, которую мы приписываем произошедшему в нашей частной жизни. Сродни рисунку, сделанному ребенком, когда его донимает некий невыразимый страх: самое важное – всегда самое большое. Перспектива теряется в угоду пропорциям – которые диктует не глаз, но требование рассудка.

Я читаю эти статьи как исторический отчет. Но также – как наскальную роспись, обнаруженную на внутренних стенах пещеры моего собственного черепа.

Заголовки первого дня, 24 января, покрывают более трети первой полосы:

Если верить газетам, «Остер и его супруга разошлись уже некоторое время назад, и заявление о разводе подано в Окружной суд Кеноши. Несколько раз они спорили из-за денег. Кроме того, они ссорились из-за того, что Остер [нрзбр] дружелюбен с молодой женщиной, известной его супруге как “Фэнни”. Считается, что “Фэнни” фигурировала в неурядицах, непосредственно предшествовавших стрельбе…»

Поскольку моя бабушка ни в чем не признавалась до 28-го числа, поначалу не очень понятно, что произошло на самом деле. Дед (которому было 36 лет) пришел домой около шести вечера с «нарядами» для двух своих старших сыновей, а «свидетели утверждают, что миссис Остер была в это время в спальне – укладывала Сэма, самого младшего сына, в постель. Сэм [это мой отец] заявил, что не видел, как мать достает револьвер из-под матраса, пока его укладывали на ночь спать».

Судя по всему, дед зашел на кухню починить электрический выключатель, и один из моих дядьев (второй младший сын) держал свечку, чтобы ему было лучше видно. «Мальчик заявил, что его охватила паника, когда он услышал выстрел и увидел револьверную вспышку, и он выбежал из кухни». По словам моей бабушки, ее муж застрелился сам. Она призналась, что они спорили из-за денег, а «потом он сказал, продолжала она, что “конец тут будет либо тебе, либо мне”, и стал мне угрожать. Я не ведала, что револьвер у него. Я его хранила под матрасом своей постели, и он об этом знал».

Поскольку моя бабушка почти не говорила по-английски, я допускаю, что и это ее утверждение, и все остальные, приписанные ей, сочинены репортером. Что бы она там ни сказала, в полиции ей не поверили. «Миссис Остер повторила свой рассказ различным офицерам полиции, ничего в нем коренным образом не меняя, и выразила величайшее удивление, когда ей сообщили, что она будет задержана полицией. С великой нежностью она поцеловала малютку Сэма на сон грядущий, после чего отправилась в окружную тюрьму… Двое мальчиков Остеров прошлой ночью стали гостями управления полиции – они ночевали в помещении для инструктажа, а наутро, по-видимому, вполне оправились от испуга, который пережили в результате трагедии, случившейся у них дома».

К концу статьи приводится вот какая информация о моем деде: «Хэрри Остер был уроженцем Австрии. В эту страну он приехал несколько лет назад и жил в Чикаго, Канаде и Кеноше. Они с супругой, согласно изложенному полиции, позднее вернулись в Австрию, но бабушка присоединилась к супругу в этой стране, примерно когда они приехали в Кеношу. Остер приобрел несколько жилых зданий во втором районе и некоторое время осуществлял крупномасштабные операции. Он выстроил большое трехквартирное здание на Южной Парк-авеню и еще одно, известное как “Квартиры Остера” – на Южной Эксчейндж-стрит. Шесть или восемь месяцев назад начались его финансовые неудачи… Не так давно миссис Остер обратилась в полицию за помощью в слежке за мистером Остером, поскольку, утверждала она, у него завязались отношения с молодой женщиной, которые, по ее убеждению, нуждались в разбирательстве. Именно так полиции впервые стала известна женщина “Фэнни”… Многие видели Остера и беседовали с ним днем в четверг, и все эти люди утверждают, что выглядел он нормально и признаков желания наложить на себя руки не проявлял…»

Назавтра состоялось дознание коронера. Вызвали давать показания моего дядю – как единственного свидетеля инцидента. «Грустноглазый маленький мальчик, нервно покручивая в руках вязаную шапочку, в пятницу днем написал вторую главу детектива с убийством Остера… Его попытки спасти семейное имя были трагически жалки. Снова и снова, будучи спрошенным, ссорились ли его родители, он отвечал: “Они просто разговаривали”, – покуда наконец, очевидно вспомнив о присяге, не добавил: “И, может, ссорились тоже – ну, немножко”». Статья описывает присяжных так: «Их до странного тронули попытки мальчика защитить своих и отца и мать».

Самоубийство явно никого не убеждало. В последнем абзаце репортер писал, что «официальные лица намекают на поразительную природу развития некоторых событий».

Затем состоялись похороны. Анонимному репортеру они предоставили возможность скопировать отборнейшие интонации викторианской мелодрамы. Теперь убийство уже было не просто скандалом. Оно превратилось в волнующее развлечение.