Том Стоппард - Аркадия
Септимус (уже без всяких запинок, с невероятной легкостью).
Сама же королева так прекрасна
была, что не сказать словами.
Под сенью томной возлежа...
Томасина. Чтоб ты сдох!
Томасина в слезах убегает в сад. В дверях она чуть не сталкивается с Брайсом. Скрывается из виду. Брайс входит в комнату.
Брайс. Бог мой, старина, что ты ей такого сказал?
Септимус. Сказал? А что я ей сказал?
Брайс. Ходж!
Септимус выглядывает за дверь, слегка озабоченный поведением Томасины, и видит Чейтера. Тот ищет, за что бы спрятаться.
Септимус. Чейтер! Мой любезный друг! Не прячьтесь! Входите, сэр! Смелее!
Оробевший Чейтер позволяет втянуть себя в комнату. Брайс пыжится как индюк, то есть держится с большим достоинством.
Чейтер. Капитан Брайс оказал мне честь... то есть... сэр... все, что вы имеете сказать мне, сэр... адресуйте капитану Брайсу.
Септимус. Занятно. (Обращается к Брайсу.) Ваша жена вчера не появлялась, сэр. Надеюсь, она не больна?
Брайс. Моя жена? У меня нет жены. Какого черта?! Что ты имеешь в виду?
Септимус начинает было отвечать, но затем озадаченно замолкает. Поворачивается к Чейтеру.
Септимус. Не понимаю вашего уговора, Чейтер. А к кому я должен адресоваться, когда хочу обратиться к капитану Брайсу?
Брайс. Берегись, Ходж! Не увиливай!
Септимус (Чейтеру). Кстати, Чейтер... (Осекшись, поворачивается к Брайсу и продолжает.) Кстати, Чейтер, у меня для вас потрясающая новость. Кто-то повадился писать письма от вашего имени. Совершенно дикие и невразумительные. Последнее получил полчаса назад.
Брайс (сердито). Ходж! Позаботься о своей чести! Не способен обсуждать дело, не ерничая, - назови своего секунданта, и он будет представлять теб сообразно достоинству дворянина. Уж, наверно, твой друг Байрон окажет тебе эту услугу.
Септимусу надоело дурачиться.
Септимус. Да, он окажет мне эту услугу. (Настроение Септимуса изменилось, он поворачивается к Чейтеру.) Сэр, сожалею, я нанес вам незаслуженную обиду. Вы - не подлец и не поэт. Вы - хороший, честный малый.
Чейтер (радостно). О! Вот это другой разговор! (Внезапно его охватывает сомнение.) Он что - извиняется?
Брайс. А как же ущерб, нанесенный его супружескому праву через отверстие между...
Чейтер. Фу-у!
Брайс. Через госпожу Чейтер. Ладно, мое дело - сторона.
Их прерывает появившаяся из сада леди Крум.
Леди Крум. О! На ловца и зверь бежит! Господин Чейтер, ликуйте! Лорд Байрон просит вашу новую книгу. Он жаждет ее прочитать и намерен включить ваше имя во второе издание "Английских бардов и шотландских обозревателей".
Чейтер. Миледи, "Английские барды" - это пасквиль, напраслина, которую лорд Байрон возводит на тех, чья поэзия чище, выше и лучше его собственной. Значит, он намерен оскорбить и меня?
Леди Крум. Ну разумеется. Не так уж плохо быть оскорбленным в компании Роджерса, Мура и Вордсворта. Или вы предпочитаете остаться в тени? А-а! Вот она! "Ложе Эроса"! (Она высмотрела на столе книгу, принадлежащую Септимусу.)
Септимус. Это моя книга, мадам.
Леди Крум. Тем лучше. На то и друзья, чтобы брать у них книги взаймы.
Между страниц "Ложа Эроса" к этому времени уже находятся три письма, не видные благодаря большому формату и застежкам.
Господин Ходж, ваш друг притворяется, будто хочет нас покинуть. Отговорите его! Я и слышать не желаю об отъезде лорда Байрона! Он, видите ли, спешит в Фалмут на мальтийский пакетбот. В мыслях его только Лисабон и Лесбос, в сумках - одни пистолеты, и я тщетно твержу, что зате его безумна. Вся Европа в огне наполеоновских войн; самые привлекательные развалины дворцов и крепостей закрыты для посетителей; дороги забиты войсками на марше; в гостиницах квартирует солдатня, а главное - мода на безбожное республиканство еще не прошла, еще не сменилась естественным образом на свою полную противоположность. Он утверждает: его цель - поэзия. Но из пистолетов не целятся в поэзию. Разве что - в поэтов. Господин Ходж! Приказываю вам забрать у него пистолеты. Он не должен подвергаться опасности. Он сам признался, что его хромота - следствие неудачного обращения с оружием в детстве. Что это за шум?
Шум - это звуки музыки, доносящиеся из соседней комнаты. Играют громко и плохо. Начался этот "шум" вскоре после ухода Томасины.
Септимус. Это новое фортепиано, мадам. Мы взялись за музыку совсем недавно.
Леди Крум. Так ограничьте ваши усилия той частью инструмента, котора звучит "пиано". А когда чему-нибудь научитесь, можно приниматься и за "форте".
С книгой в руках леди Крум выплывает обратно в сад.
Брайс. Вот! Это ли не глас Божий?!
Чейтер (с благоговейным трепетом). Отобрать у лорда Байрона пистолеты!
Брайс. Сэр, вы слышали господина Чейтера? Что вы ему ответите?
Септимус, глядевший вслед леди Крум, поворачивается.
Септимус. Отвечу, что убью его. Он мне надоел.
Чейтер (вздрогнув). Что?
Брайс (с воодушевлением). О!
Септимус. Да-да, Чейтер, черт вас побери! Овидий остался бы законотворцем, а Вергилий - землепашцем, знай они, сколь беспредельно глупой и напыщенной будет любовь ваших придурковатых сатиров и тупоумных нимф. Я к вашим услугам. Считайте, что пол-унции металла уже у вас в башке. Сойдемся за лодочным павильоном на рассвете - скажем, в пять часов. Мои лучшие пожелания госпоже Чейтер. За ее благополучие можете не беспокоиться, она ни в чем не будет нуждаться, пока у капитана Брайса звенят в кармане монеты. Он сам ей пообещал.
Брайс. Вы лжете, сэр.
Септимус. Нет, сэр. Возможно, лжет госпожа Чейтер.
Брайс. Признайтесь, что вы лжете, иначе вам придется иметь дело со мной.
Септимус (устало). Что ж, сэр, в пять минут шестого вас устроит? Я как раз успею в Фалмут на мальтийский пакетбот. Вы оба будете мертвы, мой бедный однокашник займет место наставника леди Томасины и, полагаю, все, включая леди Крум, получат наконец полную сатисфакцию. (Выходит и захлопывает за собой дверь.)
Брайс. Рвет и мечет. Но это все пустое. Не волнуйся, Чейтер, я выпущу из него пары.
Брайс выходит в другую дверь. Чейтер не волнуется всего несколько секунд. Как только до него доходит смысл происшедшего, он срывается с места.
Чейтер. Эй! Но я... (Спешит следом за Брайсом.)
Сцена четвертая
Ханна и Валентайн. Она читает вслух. Он слушает. Черепашка Молни лежит на столе. От Плавта она почти неотличима. Перед Валентайном - папка Септимуса, естественно несколько выцветшая. Она открыта. В папке может быть что угодно, например чистая писчая бумага, но непременным образом с ней связаны следующие три предмета: тонкий учебник элементарной математики; лист с графиком, математическими выкладками, стрелочками и т.д. и тетрадь Томасины, в которой она решала уравнения. Ее-то и листает Валентайн, слушая, как Ханна читает вслух из учебника.
Ханна. "Я, Томасина Каверли, открыла воистину удивительный метод, с помощью которого все природные формы раскроют свои математические секреты и обретут свое числовое выражение. Эти поля слишком узки, поэтому рекомендую читателю "Новейшую геометрию неправильных форм" Томасины Каверли".
Пауза. Она передает учебник Валентайну. Он пробегает глазами только что прочитанные строки. Из соседней комнаты доносятся звуки рояля - тихая, ненавязчивая импровизация.
Это имеет какой-нибудь смысл?
Валентайн. Не знаю. Есть ли в этой жизни вообще смысл, кроме математического?
Ханна. Я про математический и спрашиваю.
Валентайн (снова берет тетрадь). Это итерационный алгоритм.
Ханна. Что?
Валентайн. Ну... черт... как же объяснить? Итерация и есть итерация... (Пытаетс говорить как можно проще.) Итерация - это повторение. Слева графики, справа - их числовые выражения. Но масштаб все время меняется. Каждый график - это малая, но сильно увеличенная часть предыдущего. Берешь ты, допустим, фотографию и увеличиваешь какую-то деталь. А потом - деталь этой детали. До бесконечности. У нее просто тетрадка кончилась.
Ханна. Это сложно?
Валентайн. Математическая подоплека очень проста. Тебя учили этому в школе. Уравнения с иксом и игреком. Значение x определяет значение y. На пересечении ставится точка. Потом ты берешь следующее значение x. Получаешь новый y, отмечаешь новую точку. И так - несколько раз. Потом соединяешь точки, то есть строишь график данного уравнения.
Ханна. Она это и делает?
Валентайн. Нет. Не совсем. Вернее, совсем не это. Она... Получив значение y, она каждый раз принимает его за новый x. И так далее. Вроде подкормки. Она как бы подкармливает уравнение его собственным решением и принимается решать заново. Это и есть итерация.
Ханна. Тебя это удивляет?
Валентайн. В какой-то мере. Сам я этой техникой пользуюсь, считаю тетеревов и куропаток. Но применяют ее не так давно. Лет двадцать, не больше.
Пауза.
Ханна. Почему же она это делает?
Валентайн. Понятия не имею. (Пауза.) Я думал, ты занимаешься своим отшельником.
Ханна. Занимаюсь. Пока занимаюсь. Но этот Бернард... Нелегка принесла его, ей-Богу... Короче, выяснилось, что у домашнего учителя Томасины были крайне интересные связи. Бернард шарит теперь по всем полкам и углам, точно собака-ищейка. Эта папка, кстати, валялась в буфете.
