Герман Кестен - Казанова
Действительно, Казанова через несколько лет после этого события приезжал в Париж, но всегда лишь на короткое время. Успокоил ли он своих кредиторов? Заплатила ли за него графиня дю Румен или маркиза д'Урфе?
Во всяком случае в мемуарах Казанова рассказывает, как начальник тюрьмы Фор-Левек сообщил ему, что надо заплатить пятьдесят тысяч франков или найти поручителя на эту сумму, чтобы освободиться.
Он получил чистую комнату, письменные принадлежности и вестового. Он написал своему поверенному, своему адвокату, госпоже д'Урфе и всем своим друзьям, наконец, брату, который как раз женился. Поверенный пришел сразу. Адвокат написал, что подал апелляцию, арест незаконный, необходимо пару дней терпения. Манон Балетти прислала брата со своими алмазными сережками. Госпожа дю Румен прислала адвоката и написала, что могла бы назавтра прислать пятьсот луи, если он в них нуждается. Его брат не пришел. Дорогая госпожа д'Урфе прислала сказать, что ждет его к обеду. Он не думает, что она смеялась над ним, но считает ее сдвинутой.
В одиннадцать его комната была полна посетителей. Наконец ему сообщили о даме в фиакре. Он ждал напрасно. В нетерпении он позвал ключника и узнал, после нескольких справок у тюремного писца, что дама удалилась. По описанию он узнал госпожу д'Урфе.
Потеря свободы была ему очень болезненна. Он вспомнил Свинцовые Крыши, хотя они не шли ни в какое сравнение, однако арест может разрушить его добрую славу в Париже. У него было, говорит он, тридцать тысяч франков наличными и бумаг на шестьдесят тысяч, но он не мог решиться на эту жертву, хотя адвокат госпожи дю Румен советовал ему вырваться из долговой тюрьмы за любую цену. Они еще спорили, когда начальник тюрьмы с огромной вежливостью сообщил, что он свободен и что дама ожидает его у ворот в карете.
Он послал посмотреть своего камердинера Ле Дюка: это была госпожа д'Урфе. После четырех часов очень неприятного заключения он вошел в роскошную карету. (Фактически он был в заключении с вечера 23 августа до 25 августа.)
Госпожа д'Урфе приняла его с большим достоинством. В ее карете сидел президент суда в форменном берете, который извинился за свою службу. Казанова поблагодарил его. Он с удовольствием соберет доход у своих должников, т.е. у прядильщика. Она пригласила его к обеду, но сперва ему надо появиться в Тюильри и Пале-Рояле, чтобы публика видела, как ложен слух о его аресте. Совет был хорош.
После променада он вернул Манон сережки и обедал у госпожи д'Урфе, сходил во Французский Театр и Итальянскую Комедию, и ужинал у Манон, которая была счастлива, что дала ему новое доказательство ее любви, а он ей - новое обещание распустить свою фабрику и свой сераль.
Его арест окончательно подорвал ему удовольствие от Парижа и от судебных дел. С обычной энергией и ясностью мысли он принял решение начать совершенно новую жизнь. На сей раз он хотел солидно работать над созданием состояния, заполучить в Голландии деньги и жениться на Манон! Манон сильно обрадовалась и робко предложила начать новую жизнь женитьбой. Он был готов к этому всем сердцем, но у него были основания, говорившие против.
Он отказался от Маленькой Польши и своего "уморительного" поста устроителя лотереи и получил с Эколе Милитер свой залог в восемьдесят тысяч франков за бюро на улице Сен-Дени. Бюро он подарил своему сотоварищу, для которого нашел женщину, чей друг дал залог, "так делают часто". Чтобы не оставлять госпоже д'Урфе судебный процесс с прядильщиком, он согласился с ним на двадцати тысячах франков и госпожа д'Урфе получила залог назад.
Казанова продал лошадей, коляску, мебель, оставил залог для брата Франческо, распрощался с Манон, горько плакавшей, хотя он клялся, что женится на ней скоро, очень скоро...
Казанова поехал один в почтовой коляске "с сотней тысяч франков наличными и столькими же в бумагах". Его камердинер Ле Дюк, восемнадцатилетний остроумный испанец, превосходный парикмахер, ускакал верхом вперед, добрый лакей-швейцарец, служил ему курьером.
Было 1 декабря 1759 года.
В коляске Казанова читал "Мысли" Гельвеция, вышедшие в 1758 году, знаменитую книгу философа, которая была осуждена Сорбонной и цензурой.
Казанова считал, что книгу переоценили, Паскаль сказал об этом лучше. Он делает автору бойкие упреки, что тот трусливо противоречит всему, только лишь бы не эмигрировать даже против совета собственной супруги, которая все продала и хотела вместе с Гельвецием убежать в Голландию.
В Гааге он остановился в "Принце Оранском" и узнал, что там живут генералы ганноверской армии, английские дамы, князь Пикколомини со своей милой супругой и граф Сен-Жермен.
Князь Пикколомини заговорил с ним как старый знакомый, он видел его в Виченце шестнадцать лет назад. С тех пор он стал графом Пикколомини, что Казанова с большой строгостью отмечал перед собой, перед графом и перед гостями отеля.
Граф Пикколомини, который в Виченце был бедным учителем фехтования, на следующий вечер пригласил Казанову в свою комнату, где он держал банк в фараоне, и предложил ему действовать вместе.
Казанова посетил д'Аффри. Посланник осведомился у него о графе Сен-Жермене, который недавно прибыл в Гаагу будто бы по поручению Людовика XV, чтобы сделать займ на сто миллионов. Д'Аффри считал его мошенником.
В отеле Казанова тотчас дружески отметился у графа Сен-Жермена. У графа были два гайдука в прихожей и он рассказал, что дал слово королю, "которого могу назвать своим другом", найти ему сто миллионов. За три-четыре недели он это устроит. Казанова может войти в дело, сделав что-нибудь в пользу двора, но это будет трудно, голландская биржа возмущена экономическими ляпсусами нового французского министра Оллуетта. Граф Сен-Жермен не хотел ни посещать д'Аффри, ни использовать его, чтобы оставить себе всю славу успеха. Он едет не ко двору, а в Амстердам. Его собственный кредит его удовлетворяет. Он любит короля Франции. Это самый благороднейший человек своей страны.
Эти три года в Париже, 1756-1759, в социальных и финансовых аспектах образуют вершину жизни Казановы.
Глава четырнадцатая. Загадочный путешественник
Чем дальше продвигаются
мои воспоминания, тем больше я
убеждаюсь, что они создаются,
чтобы быть сожженными.
Казанова, письмо Опицу
Cellini ment les trois quarts du temps, et Casanova ment si peu qu'il dit du mal de lui.
Альфред де Мюссе
Да, любовь - это грех, но такой, что лучше всех добродетелей.
Жарден, подруга Мольера
Казанова любил, как игрок. Комбинации стали постепенно важнее результатов. Его восхищала игра, а не партнерша.
Как игрок тасует карты и ищет триумфа всегда в одной и той же игре, так он поступал с женщинами. Временами он действовал, как порочный директор пансионата. Он воспитатель своих возлюбленных и подруг, маленьких и изящных. Он соблазнил их всех. Конечно, многие женщины восемнадцатого столетия были без сомнения влюблены в любовь и не воспринимали единственную связь трагически. Во всех столетиях есть множество сладострастных женщин. Однако, общественное мнение большинства стран и большинства слоев общества века Казановы в основном шло навстречу этой легкости в любви.
Несмотря на по необходимости субъективное изложение Казановы, который является собственным адвокатом, а временами - адвокатом дьявола, иногда заметно разочарование женщин. Госпожа баронесса Ролль напугана не только опасностями, которых она еще не избежала, но так же и соблазнителем. Упреки и разочарования Дюбуа, ее матери и ее знакомой просвечивают даже сквозь ровные строки Казановы.
Он становится все бездумнее, все автоматичнее. Как игрок и как любовник, он все поспешнее тасует карты, все смелее бросается в авантюры, соблазняет все навязчивее. Еще находясь на вершине, он уже начинает повторять приключения. Он сам ощущает схематизм, даже ограниченность любовного наслаждения, которое было колоссальным скорее не из-за внушительного, несомненно единственного в своем роде количества его подруг, а гораздо более вследствие интенсивности эротического переживания. Этот человек, с его дарованиями и широкими интересами, который не является дополнением к нимфоманкам и совсем не эротоман, но здоровый, жизнерадостный эротик, который, как говорится, занимался спортом, бизнесом в безбрежном океане открытий, исследований, даже научных экспериментов над сексуальными обычаями и любыми эротическими возможностями, что такой остроумный и знающий мир человек, сотрясаемый многими другими большими страстями (например, игрой и литературой), во все примешивает эротику, который между двумя визитами к Вольтеру забавляется с двумя женщинами - это доказывает, что, вместе с его потенцией в любом смысле, он любил женщин так непосредственно, как другой ест или пьет, как утром встает, а ночью засыпает, как гимнаст ежедневно упражняется, как пианист-виртуоз каждый день играет гаммы. Любовь, главная функция и главное деяние Казановы, была ему столь же важна, как какое-нибудь дело деловому человеку,но оно не исчерпывало его жизни, как не делало это ни обжорство, ни литература, ни игра. Он, конечно, ни в коей мере не был похож на ту прослойку мужчин, которые являются забывчивыми любовниками по случаю, и в зрелые годы лишь время от времени вспоминают о любви.
