Супружеская жизнь - Базен Эрве
Нет, этого не будет. Я смотрю, как она трудится на кухне. В домашнем платье. Растрепанная. Платье сидит мешком. Она чистит морковку. Я медленно надеваю плащ. Ты не знаешь, толстушка, куда я направляюсь? Идет дождь. Такой уж город Анже: зимой в нем льют дожди и снег лежит недолго, так что нельзя шаг за шагом проследить путь неверного мужа.
Это сущее безумие, я знаю. Анже, как и многие провинциальные города, состоит из площади — она именуется площадью Сборов, что говорит само за себя, — двух бульваров и четырех или пяти главных улиц, по которым прогуливаются жители, перед тем как отправиться спать, на другие улицы, так и остающиеся окраиной. Если вы не врач и не дантист, чья профессия позволяет принимать кого-то у себя в кабинете, то, значит, для свиданий вам надо уходить из дому; встречаться постоянно с девушкой так, чтоб никто об этом не узнал — дело далеко не простое. И вы сразу поймете причины, по которым житель Анже остается верен своей жене в радиусе десяти километров. Гостиницы сосредоточены в центре города, туда пойти немыслимо: это все равно что публично объявить о своей связи. Также немыслимо снять меблированную комнату или какую-нибудь тайную квартирку — хозяева обязаны заявлять о своих жильцах, да еще извещать налогового инспектора, вот из-за этих бумажонок вам никуда не скрыться от бдительности тысячеоких соглядатаев. Остаются гостиницы в Сегре, в Сомюре и деревни с их гостеприимными живыми изгородями; там в хорошую погоду, если крестьяне не жнут и не сеют поблизости от вас, можно заняться тем же, чем занимаются птицы, кролики или бродячие собаки, тоже на лоне природы. Но прежде чем улететь на крыльях мечты, надо долго добираться по грешной земле. Что ни говорите, автомобиль действительно упростил наши нравы. И все же будьте осторожны! Не поджидайте свою даму в центре города, а главное, каждый раз в одном и том же месте: это быстро заметят. Уезжайте подальше. Увы, пригородная зона все расширяется, люди жаждут обзавестись там хижиной для воскресного отдыха. Стало быть, у вас должно быть время в запасе; и молите бога, чтобы ваши свободные часы совпали со свободным временем вашей подруги, а чтобы узнать это, надо заранее осторожно позвонить ей по телефону.
Дождит. Я поставил машину перед домом Э 5 на улице Сент в Дутре. Жду Анник. Чтоб дойти сюда, ей придется совершить довольно долгую прогулку. Под дождем. Придет ли она? Место встречи мы выбрали в прошлый раз — дней десять назад. Я не мог позвонить ей, чтоб подтвердить наш уговор. Ее отец слишком хорошо знает мой голос, а ее голос знаком всем у нас дома. Не помогает, а, напротив, мешает то, что мы соседи, к тому же родственники. Во сто раз лучше было бы жить далеко друг от друга и вовсе не иметь родственных связей. По большей части она приходит в суд и вызывает меня в вестибюль. На этот раз не пришла.
Пять минут опоздания. При такой погоде это нормально. Впрочем, она никогда не бывает точной. Она приходит через раз, и мне трудно ее винить. С тех пор как она в Анже (прошло всего лишь четыре месяца), с тех пор как я в связи с ней (прошло только два месяца), она изучает право (мне это очень нравится — еще одно родство), ходит на лекции (это мне нравится меньше — там полно молодых людей, ее ровесников) и много развлекается по вечерам (это мне уж совсем не нравится). Все еще моросит дождь. Придет ли? Который раз я задаю себе этот вопрос: ну почему же нет, после того что было? Мне надоело видеть ее только при свидетелях, чуть не на пороге наших домов, я не мог ничего ей сказать, не мог хотя бы поймать ее взгляд, и в прошлую пятницу, доведенный до отчаяния, я подловил ее у входа на факультет, и, когда она крикнула для отвода глаз, чтобы никто из ее товарищей не мог чего-нибудь вообразить: «А вот и мой кузен!», я сразу подумал, что вряд ли мне посчастливится еще раз раздеть ее. Она казалась очень смущенной и была заметно удивлена. Приключение в дни летнего отдыха… Нет, нет, она так не сказала, только вполголоса бросила:
— У меня всего секунда, Абель, не больше. Сейчас лекция…
И все же согласилась пройти со мной несколько шагов по улице. Пока шли, смотрела себе под ноги, на свои крохотные туфельки, гвоздившие асфальт тонкими, неустойчивыми каблучками. Я мог бы поклясться, что для нее это уже дело решенное. Но я также мог бы поклясться и в другом — хоть она и считает себя совершенно свободной, ей немного стыдно передо мной и у нее не хватает мужества сказать мне откровенно: «Все было очень хорошо, Абель, но такое не повторяется». Ведь это означало бы: «Знаешь, я легко уступаю». К тому же адвокат Бретодо, черт возьми, так усердствовал, превзошел самого себя и говорил, говорил, говорил разное, всякое и напирал на то, что он больше не может так жить, что он лишился сна, что он совершенно не знает, к чему это его приведет — ни к чему, — и тем хуже! Или бог знает к чему — и тем лучше! И уж, во всяком случае, чем потерять ее, свою девчонку, он с легким сердцем все пошлет к чертям — и дом, и семью, и суд.
— Ну, это уж чересчур! — сказала Анник с искоркой лукавства, характерного для южанки и умилительного в этой дочери Бретани.
Она улыбалась, встревоженная, польщенная, быть может, взволнованная. Анник не слишком разговорчива. Она прекрасна, она добра, ей тяжела мысль, что она может причинить кому-то горе. Умел разжечь огонь — умей и погасить пожар. Но именно этого движения души и ждал мой демон. Когда ты слаб — а она была слаба, тушить чужой огонь — значит, разжечь свой собственный. Я знал, в чем моя сила: юнцы торопливы, их редко интересует, как им ответят, у них нет чуткости, они мало говорят, избалованы обилием партнерш. Мой автомобиль как раз находился рядом — новый «ситроен» с откидными сиденьями (он вызвал у моей бедной Мариэтт восклицание: «Наконец-то!»). Анник, пропустив лекцию, позволила усадить себя в машину. А я отменил свои встречи с клиентами, позвонив из маленькой гостиницы «Мельница Мирво», стоявшей у пруда.
Все еще шел дождь. Ко мне приблизился полицейский, с пелерины которого струилась вода. Оказывается, я поставил машину не с той стороны. Надо было сменить стоянку, стать у дома Э 24, но там бы я упустил свою девчонку. Она и так уже на полчаса опаздывала. Неужели мне придется отступиться? Неужели снова добиваться ее? В последний раз, когда мы встретились, ее оскорбило мое намерение подарить ей брошь, ну пустяк, недорогую безделушку, что-нибудь такое, что она могла бы носить не вызывая ничьих подозрений, но это было бы памятью обо мне. Она это отлично поняла. Но ей ничего такого не надо. Вообще ничего ей не надо. Она сама ничего не дает и не берет взамен, просто любит до тех пор, пока ей самой этого хочется, с вызывающей бесцельностью, с твердым намерением сохранить свою независимость от меня. Я должен теперь всячески остерегаться жениховских повадок. Я должен остерегаться повторять ей, что, если будет надо, ради нее готов порвать со всем. Она хмурит брови. Анник серьезная девушка, на свой манер. Ничего не имеет против замужества, но для нее оно в ста километрах от наслаждений. Она спокойно говорит:
— Ну, когда-нибудь придется. Попозже. Но если уж выходить замуж, то, конечно, за подходящего человека.
Я, стало быть, неподходящий, и, даже если б подходил, все равно ничего бы не вышло. Она ведь в родстве с семьей Мариэтт и ничем не захочет ей вредить. И так уж ее мучит мысль, что она взяла себе любовника из своей же семьи — ведь это угрожает серьезными неприятностями со стороны Мариэтт, если Анник захочет сохранить эту связь, и со стороны Абеля, если она порвет эту связь. Что же касается моего имени, моей карьеры, которые развод погубил бы (треть моих клиентов рекомендованы семьей Гимарш, другие же — католики, а они очень щепетильны в таких вопросах), то об этом она не задумывалась ни на мгновение. По ее мнению, развод бы был безумием. Ее нежность ко мне, ее чувственность характерны для людей уже другой породы, другой эпохи, над которой я так же не властен, как над эпохой, когда играли в бильбоке. Я пытаюсь увековечить недолговечное. И это-то и бесит меня, это-то меня и разжигает.
