Гейвин Максвелл - Лети к своим собратьям, ворон
- Расскажи мне про этот бассейн.
- Ну вот этот новый круглый бассейн из оргстекла, ну что-то вроде этого, так как он прозрачный. Думаю, что он небезопасен, он почти полтора метра высотой, и если она взберётся на край, как сделала это сейчас, то сможет перелезть к Теко и убить его.
У Эдаль было три бассейна, всем им было уже несколько лет, все они были заполнены водой, и теперь мне стало ясно, что Эндрю гуляет во сне, а я не знал, как мне быть, так как с таким явлением ещё не сталкивался. Я решил задать ему вопрос, который мог бы разбудить его.
- А что, там на улице очень сыро?
Он было задумался и затем произнёс:
- Где, там?
- Ну, у бассейна, ведь идёт сильный дождь.
- Но я же не ходил на улицу!
Затем вдруг:
- Боже мой, да я же ведь, наверное, сплю?
- Ну, по крайней мере, наполовину, и конечно же, тебе очень хочется спать.
Иди-ка ты в постель, а если с Эдаль что-нибудь случится, я обещаю, что займусь этим сам. Спокойной ночи.
Самое удивительное в этом происшествии, о котором я смутно кое-что вспомнил утром, было то, что через несколько часов после пробуждения он придумал новую схему разделения озера перегородкой, видимая часть которой должна возвышаться над поверхностью на полтора метра и должна быть сделана изполупрозрачного материала по составу похожего на оргстекло. Он отметил, что там не должно быть подставки на уровне воды, так как Эдаль тогда сможет взобраться на край перегородки и перебраться к Теко. Эндрю подсознательно, хоть и не очень внятно, предложил очень подходящую систему ограды.
17 ПОКОЙ ПЕРЕД ЗАКАТОМ
В то же самое утро Эндрю снова задал мне вопрос, ответ на который постоянно тревожил меня.
- Когда я начну гулять с Теко?
Решение нельзя было больше откладывать, так же как и на вопрос, который я задавал себе в отношении Эдаль, и я понял, что на этот раз мне придётся принять твёрдое решение, как бы трудным оно ни было. Я уж не мог больше отговариваться тем, что тут у нас много других животных, и что это опасно. Пятеро пуделей, наконец, уехали, несколько дней спустя за ними последовал громадный белый римский гусь, он величественно и гротескно сидел на пассажирском сиденье "Лэндровера" в мешке, завязанном у него на шее. И, наконец, намудалось поймать, хоть мы и сильно поцарапались при этом, сердитого громко кричащего кота, неуловимого как блуждающий огонёк, который как призрак ещё долго скитался по усадьбепосле того, как об остальной живности напоминал только тот разор, который она оставила после себя в доме и округе.
Дело было в понедельник, и были серьёзные причины отложить эксперимент на несколько дней. С другой стороны, Эндрю, хоть и не страшился того дня так, как его боялся я, очевидно, собрал всю свою волю в кулак перед предстоящим испытанием. Я решил назначить это событие на субботу, а затем изменить его на четверг, сообщив об этом Эндрю лишь за пять минут, чтобы он не мучился бессонницей в пятницу.
Тем временем мы тщательно отрепетировали всевозможные варианты поведения, рассчитанные на то, чтобы не вызвать никакого раздражения со стороны Теко. В мире животных и птиц, а также среди детей человеческих, мне давно стало очевидно, что повторяющиеся, напевные звуки представляют собой дружелюбное отношение и ободряют, и наоборот, одиночный зов, особенно грубым тоном, неизменно означает тревогу или вызов. Я убеждён, что в этом заключается бессознательная манера разговора у детей, "детский лепет", который сопровождается коверканьем слов, стремлением говорить ритмично, напевно, и это также проявляется в значительной степени и в царстве зверей. В качестве примера можно привести довольное воркование галки, резко контрастирующее с хриплым, пронзительным криком тревоги, извещающем о наличии опасности.
И по этим причинам, а не только потому, что выдры уже привыкли к этому ещё до того, как появились у меня, я всегда старался разговаривать с ними напевным детским языком, ямбическим ритмом, на который они спокойно и любовно реагировали. (Когда осенью 1966 года я собирался отправить их в зоопарк, сильно смущаясь, я записал на магнитофон довольно долгую речь, состоявшую из этих смехотворных для человека звуков, с тем, чтобы помочь их будущим опекунам, которые, вероятнее всего, так и не воспользовались бы ими. К счастью, так как выдры не попали в зоопарк, небольшая катушечка, возможно вызвавшая бы насмешки, так и осталась в моём распоряжении).
Эндрю вовсе не стеснялся копировать мои дурацкие словечки и напевы, хоть я и советовал повторять их постоянно во время прогулок с Теко. Как в этом, так и в других делах он проявлял здравый смысл и даже мудрость, несмотря на свой возраст, он обладал качествами, которые могли бы спасти Камусфеарну, если бы он появился здесь раньше, ибо он, казалось, был рождён для такой жизни.
В четверг утром, когда он закончил умываться, я заметил, что погода чудесная, и спросил, не хочет ли он прогуляться с Теко прямо сейчас. Он только слегка удивился и сразу же ответил:
- Конечно, хочу.
Он не хотел брать с собой перечницу, но я настоял. Теперь, когда этот момент настал, он, по всей видимости, был совершенно спокоен, и мне пришлось изо всех сил напрягаться, чтобы не выдать своего волнения.
Расположение окон в Камусфеарне (в учебных материалах, которые я просматривал вместе с Р.Ф.Маккензи, главным учителем школы в Брехеде, и с удивлением отмечал, что его называют "застеклённостью"), весьма неблагоприятно для кругового обзора.
И учебные пособия особо отмечают это как неблагоприятный фактор для здоровья в любом из зданий, которые особенно пригодны для исследования окружающей среды.
Камусфеарна построена задом к преобладающим юго-западным ветрам, с учётом опыта её предшественника где-то в семидесяти метрах отсюда, когда его обитателям перед лицом ураганного моря пришлось спасаться через крохотное оконце, расположенное на подветренной, обращённой к земле, стороне дома. Я добавил только два окна в доме, после того, как поселился в нём, это были иллюминаторы с парохода "Вэнгард", который разрезали на верфи в Клайдсайде. Оба они были на втором этаже: одно выходило на северо-восток прямо над вольером Теко, а второе - на юго-запад в сторону залива Камусфеарны и на всё пространство за ним вплоть до далёких островов Эйгг и Мьюик. Таким образом, не было ни одного окна, откуда я мог бы наблюдать за возможно опасным зверьком и его встречей со смелым пареньком. Мне придётся начать с того, что надо будет высунуться из северо-восточного иллюминатора, который расположен довольно глубоко в толстой стене, и затем переходить из комнаты в комнату по мере того, как они направятся, как я полагал, в сторону моря.
Эндрю, не выказывая никаких признаков волнения, подошёл к закрытой двери Теко с миской его любимого блюда, консервированных сардин, и позвал его, достаточно правдоподобно имитируя мой собственный напевный язык. Просунув голову в иллюминатор, насколько это позволяли мне плечи в узком проёме, яувидел, что Теко мешкает в своём домике и никак не реагирует. Эндрю надел мои одежды, чтобы пахнуть безопаснее (довольно сомнительная тактика, ибо зверёк мог принять его за самозванца, которого надо наказать), в конце концов Теко уловил запах и вышел наружу. Он как бы растерялся, увидев, что это не я, отказался от сардин и вернулся к себе в домик. Калитка во внешний мир всё ещё была закрыта, и я, зная абсолютно точно, что рано или поздно Эндрю откроет её, чувствовал, как во мне нарастает нервное напряжение. Минуту-другую спустя Теко вернулся к калитке, и пока Эндрю открывал её, Теко ухватился за край лапами и с силой выскочил наружу.
Он что-то бормотал, но я не очень-то понимал его, какой-то приглушённый оттенок "уау-уау-уау-уау", который мог означать сдержанный гнев, удовлетворение от получения интересной пищи (и, возможно, защиты её) или же то, что я назвал бы напористым дружелюбием. Затем он перевернулся на спину, что у всех куньих может означать либо жест защиты перед проявлением насилия, либо позу подчинения по старшинству. Я просто не знал, которую из этих поз он принял, и прямо-таки взмок от пота. Затем я увидел, что Эндрю нагнулся и сунул палец в одну из лап Теко, как это делают с младенцами, которые ешё неуверенно сжимают его. Увидел, как маленькие обезьяньи пальчики сжали его палец, и тут же понял, что всё в порядке, что, если даже близкие и полные взаимоотношения сложатся несколько позднее, основа их уже заложена.
Когда Эндрю пошёл к морю в сопровождении Теко, светлому, пустынному морю, молочно-белому под сизыми небесами, а темные скалы и водоросли сияли в тихом отблеске осеннего солнца, время снова сжалось как старый, хорошо смазанный телескоп, и перед моим взором возникли Джимми и Терри, отправлявшиеся то с одной, то с другой выдрой на обычную утреннюю прогулку так много лет тому назад.
Жизнь, в том смысле, как я понимаю её, вновь вернулась в дом и к его обитателям.
