Пока мы лиц не обрели - Льюис Клайв Стейплз

Чтобы дать представление о том, как боги принуждали меня трудиться и во сне и наяву, скажу только, что все это время я совсем не думала о Бардии, разве что пеняла иногда на его отсутствие, поскольку без него меня отвлекали от свитка значительно чаще. Для меня имела значение только моя книга. О Бардии же я вспоминала редко и с возмущением: "Что он, собирается проваляться в постели весь остаток жизни?" Или же: "Это все его женушка!"

Наконец настал день, когда я вписала в книгу последние слова: "У них нет ответа". Буквы еще не высохли, как я услышала, что говорит Арном, и впервые осознала смысл и значение его слов.

- Ты хочешь сказать,- вскричала я, - что жизнь нашего Бардии в опасности?

- Он очень слаб, Царица, - сказал Жрец. - Какая жалость, что с нами большенет Лиса. Мы здесь, в Гломе, в сравнении с ним - темные знахари. Мне сдается, чтоу Бардии не хватает силы духа справиться с этой болезнью…

- О боги! - закричала я.- Что же вы мне раньше не сказали? Эй! Раб! Конямне! Я отправляюсь к Бардии!

Арном, мой старый и испытанный советник, положил руку мне на плечо.

- Царица, - сказал он мягко и очень спокойно, - если ты навестишь больного, он может не выздороветь вовсе.

- Что я, чуму несу за собой? - возмутилась я. - Неужто я могу сглазить дажечерез платок?

- Бардия любит тебя и предан тебе больше, чем любой из твоих подданных, -сказал Арном. - Если он увидит тебя, он тут же, собрав все свои силы, вернется кпридворным обязанностям. А сил у него осталось немного. Сотни отложенных дел,о которых он успел позабыть за эти девять дней, вызовут прилив крови к голове. Этоможет убить его. Оставим его в покое, пусть полежит и подремлет. Это единственноедля него сейчас спасение.

Правда была горька, но я проглотила ее. Я согласилась бы даже заточить себя в башне, скажи мне Арном, что это поможет Бардии. Три дня я терпела (старая сморщенная дура!), на четвертый же сказала себе: "Все, хватит!", но на пятый Арном вошел ко мне в слезах, и стало уже поздно. Бардия умер, так и не услышав от меня тех слов, которые, возможно, лишь смутили бы его. Просто мне самой стало бы намного легче, если бы я успела склониться к уху верного воина и прошептать: "Бардия, я любила тебя".

Когда тело положили на костер, все, что было мне дозволено, - это стоять и смотреть. Я не была ему ни женой, ни сестрой и поэтому не могла оплакивать его и бить себя в грудь. А если бы могла - я бы надела на руки стальные рукавицы или ежиные шкурки!

Я выждала три дня, как велит обычай, и отправилась с утешением к вдове. Не только долг и приличия привели меня туда: Ансит была любима Бардией и потому была в некотором смысле моим врагом - но кто в мире теперь мог бы лучше понять меня?

Меня провели в верхнюю комнату, где сидела за пряжей Ансит. Вдова была бледна, но очень спокойна. Я волновалась заметно больше. Как я уже писала, когда-то меня удивило, насколько Ансит оказалась, вопреки моим ожиданиям, некрасива. Теперь, постарев, она внезапно расцвела новой красотой; ее гордое лицо излучало удивительный покой.

- Госпожа… Ансит, - сказала я, взяв ее за руки (она не успела отдернуть их), -что мне сказать тебе? Как мне говорить с тобой о нем, когда утрата твоя безмерна?Чем же мне утешить тебя? Только тем, что лучше иметь и потерять такого мужа, чемвечно жить с любым другим мужчиной.

- Царица оказывает мне великую честь, - сказала Ансит, выдернув свои рукииз моих, встав и сложив их на груди.

Глаза ее были опущены долу, она стояла так, как придворной даме полагается стоять перед царицей.

- Ах, дорогая моя, хотя бы сейчас не смотри на меня как на царицу! Я умоляютебя - разве мы в первый раз увиделись только вчера? Я не смею и сравнивать своюутрату с твоей, но она тоже велика. Прошу тебя, сядь. А я сяду рядом, и мы поговорим.

Она уселась и вновь принялась за пряжу; лицо ее было спокойно, а губы - слегка поджаты, как положено домашней хозяйке, занятой делом. Я подумала, что она вряд ли мне чем-нибудь поможет.

- Это все так неожиданно! - сказала я. - Неужели никто не заметил, что болезнь опасна?

- Я заметила.

- Неужели? Арном сказал мне, что это легкая хворь!

- Он и мне это сказал, Царица. Он сказал, что это - легкая хворь для человека,которому достанет сил побороть ее.

- Сил? Но кто был сильнее Бардии?

- Он был как сгнившее изнутри дерево.- Сгнившее? Почему? Я этого не знала!

- Видать, не знала, Царица. Он истощил себя- или его истощили. Уж лет десять, как ему бы уйти на покой. Он же был не железный, Бардия, - из плоти и крови,как все мы.

- Он никогда не выглядел старым, никогда!

- Может быть, Царица, тебе не приходилось видеть его усталым. Ты никогдане видела его лица ранним утром, не слышала, как он стонал, когда я будила его назаре. (А что мне было делать? Он брал с меня клятву, что я разбужу его.) Ты никогдане видела, каким он возвращался поздно вечером из дворца. Голодный, а поесть дажесил нет. Откуда тебе знать, Царица? Ведь это я была его женой. Он был слишком учтив,чтобы зевать и жаловаться в присутствии своей повелительницы.

- Ты хочешь сказать, что работа…

- Пять войн, тридцать одна битва, девятнадцать посольств, непрестанные заботы о том о сем - одному польсти, другому пригрози, третьего утешь… День напролет думать, советовать, запоминать, угадывать, подсказывать, не отлучаясь изСтолбовой залы, - все время эта Столбовая зала. Нет, не только на рудниках можноуморить человека.

Я ожидала услышать все что угодно, но не это. Когда прошла первая вспышка гнева, за ней последовал страх; я боялась, что Ансит (хотя мне с трудом верилось) говорит правду. Стоило мне это заподозрить, как мой голос задрожал от обиды.

- Не ты говоришь, госпожа, а твое горе. Прости меня, но это все домыслы. Яработала с ним наравне, так не хочешь же ты сказать, что сильный мужчина не вынестого, от чего не сломалась слабая женщина?

- Ты говоришь как та, что не знает мужчин. Они крепче нас, зато мы выносливее. Их жизнь короче. Мужчины хрупки. Да ты и помоложе его будешь, Царица.

У меня похолодело в сердце.

- Если ты права,- сказала я,- то он мне лгал. Довольно было одного его слова, и я сняла бы с него ношу забот и отправила его на покой со всеми возможными почестями.

- Ты плохо его знаешь, Царица, если думаешь, что он мог сказать это слово.Ах, ты счастлива на троне; мало в мире повелителей, которых так любят их слуги!

- Да, это так. Ты ведь не осуждаешь меня за это? Даже в горе ты не имеешь права упрекать меня - ведь никакой другой любви я не знала. Безмужняя, бездетная -а у тебя все это было…

- Только то, что ты изволила оставить мне, Царица.

- Оставить? Безумная, о чем ты говоришь?

- Нет, нет, я прекрасно знаю, что любовниками вы не были. Это ты предоставила мне - ведь кровь богов не может смешиваться с кровью смертных, не так ли?На мою долю ты не посягала - взяв от него все, что тебе было нужно, ты позволялаему уползать домой ко мне, пока он снова тебе не понадобится. Недели и месяцы выпроводили в походах, бок о бок ночью и днем, и у вас были общие победы, советы,тяготы, общий солдатский хлеб и грубые шутки. А потом он приходил ко мне - отраза к разу все более худой и поседевший, и засыпал, не доев ужина, и кричал во сне:"На правый фланг, скорей! Царица в опасности!" А утром, недоспав, во дворец: всев Гломе знают, что Царица - ранняя пташка. Вот потому я и говорю: ты оставиламне то, что осталось.

И взгляд ее, и голос безошибочно выдавали чувство, знакомое всем женщинам.

- Как? - вскричала я. - Неужто ты ревнуешь?Она не ответила.

Я вскочила на ноги и откинула платок с лица.

- Взгляни, дура, только взгляни, - кричала я,- как ты могла ревновать его комне?

Она подняла глаза и посмотрела. Я втайне надеялась, что мое лицо испугает ее, но в глазах Ансит не было страха. Впервые за этот день упрямые губы ее дрогнули и слезы показались в уголках глаз.