Генри Миллер - Тихие дни в Клиши
-- Какой вы милый! -- пробормотал Умберто. Он секунду поразмышлял. -Интересно, почему вы этого не сделали с самого начала? Почему вам это сразу не пришло в голову?
-- Ш-ш-ш. Заткнитесь! Вы, Стрельцы, как малые дети. Неожиданно раздался звонок в дверь. Наверняка, полиция.
Джеральд вдруг превратился в электрического угря. Он в мгновение ока сгреб Умберто и усадил на кушетку. Бутылку ногой отбросили под кушетку.
-- Теперь слушай внимательно, Козерог, -- произнес он, хватая меня за лацканы пиджака. -- Быстро думай! Шевели мозгами. Это твой дом и это ты устраивал эту пирушку. Ты это я. Понял? Ситуация под контролем. Кто-то звонил, но он уже ушел. Я присмотрю за Клодом. Иди открывай, -- и он исчез словно вспышка молнии.
Я открыл дверь и увидел человека в строгом костюме. Он не спешил врываться и снимать у нас отпечатки пальцев.
-- Заходите, -- сказал я, стараясь держаться как можно естественней, чтобы все поверили, что это мой дом и что сейчас на дворе белый день.
484
-- Где труп? -- первое, что я услышал от него.
-- Здесь нет никакого трупа. Мы все живы.
-- Я вижу.
-- Позвольте, я все объясню... -- я начал заикаться.
-- Успокойтесь, -- мягко сказал он. -- Все о'кей. Не возражаете, я присяду.
Изо рта у него шел неприятный запах.
-- Это ваш брат? -- спросил он, кивая на Умберто.
-- Нет, постоялец.
-- Трепач? Подходящее имя. Простите, вы не предложите мне выпить? Я увидел свет и подумал...
-- Дайте ему выпить, -- сказал Умберто. -- И мне тоже. Не надо мне никаких спагетти.
-- Спагетти? -- переспросил незнакомец. -- Я просил только выпить.
-- Вы приехали на машине? -- спросил Умберто.
-- Нет, -- последовал ответ. После короткой паузы он почтительно спросил:
-- Тело наверху?
-- Здесь нет никакого тела.
-- Странно, -- удивился посетитель.,-- Меня послали забрать тело. -- Он был невозмутим, как скала.
-- Кто вы? -- спросил я. -- Кто вас послал?
-- А разве вы не вызывали нас? -- удивился человечек.
-- Никто вас не вызывал.
-- Должно быть я перепутал адрес. А вы уверены, что здесь никто не умер, примерно с час назад?
-- Дайте ему выпить, -- сказал Умберто, пошатываясь. -- Я хочу послушать, что он скажет.
-- Кто просил вас приехать? -- вставил я. -- Кто вы?
-- Он прав, дайте мне выпить, и я все вам расскажу. Мы всегда сперва принимаем по маленькой.
-- Кто это мы? -- поинтересовался Умберто, трезвея просто на глазах. -- Ну дайте же ему кто-нибудь выпить. И не забудьте про меня.
-- А вы астролог? -- осведомился человечек.
-- Д-да. -- Интересно, что он еще спросит.
-- Люди говорят вам, когда они родились, да? Но никто никогда не сможет сказать вам, когда умрет, так?
-- Здесь никто не умирал. -- Его руки пытались нашарить стакан.
-- Успокойтесь, пожалуйста. Я верю вам. Но мы не приходим, пока не наступает окоченение.
-- Опять это "мы". Кто вы, наконец? Чем вы занимаетесь? -- Умберто почти кричал.
485
-- Я одеваю их, -- вежливо улыбнувшись, ответил человечек.
-- А другие, они что делают?
-- Они сидят вокруг и весело ждут.
-- Чего? -- спросил я.
-- Ждут клиентов.
Миссис Рубиоль наконец извлекла бутылку из-под кушетки. Я подумал, что должен представить ее.
-- Это миссис Рубиоль. Еще одно тело... еще теплое.
-- Вы сыщик? -- спросила она, протягивая руку.
-- Сыщик? С чего вы взяли? Пауза.
. -- Миледи, я всего навсего гробовщик. Кто-то позвонил и попросил нас приехать. Я надел шляпу и направился сюда. Мы тут всего в двух кварталах от вас. -- Он достал бумажник, вытащил визитную карточку и протянул ей. -МакАллистер и компания. Это мы. Никакого шума, никакой суеты.
-- О боже! -- воскликнул Умберто. -- Гробовщик, ни больше, ни меньше. Нет, я должен съесть фрикадельку. Спотыкаясь, он пошел в столовую. -- Эй, -раздался его вопль. -- Что происходит? Куда подевались эти субъекты?
Я пошел на кухню. Они словно испарились. Я открыл заднюю дверь и выглянул на улицу. Тишина.
-- Удрали, -- объявил я. -- Давайте заглянем в кладовую и посмотрим, что осталось там. Я бы не отказался от яичницы с ветчиной.
-- И я, -- присоединился Умберто. -- Яичница с ветчиной. -- Он замолчал, словно обдумывая что-то. -- Как вы думаете, там не завалялась где-нибудь еще одна бутылка?
-- Наверняка, завалялась, -- заверил я его. -- Все перевернем, но найдем. Здесь должна быть золотая жила. Попросите гробовщика вам помочь.
МУДРОСТЬ СЕРДЦА
Никогда не забуду тот вечер, когда мне в руки попал "Воинственный танец". Я сидел в кафе ("Букет Алезии"), когда вошел мой хороший приятель Дейвид Эдгар и навязал мне эту книгу. Я тогда жил, можно сказать, по соседству, на "Вилла Сера". Вскоре после этого я отправился в Лондон и там встретился с д-ром Хоу -- в его кабинете на Харли стрит.
Приблизительно в то же время я познакомился с двумя другими выдающимися психоаналитиками: д-ром Отто Ранком и д-ром Рене Альенди, чьи работы произвели на меня глубокое впечатление. И примерно тогда же мне попалась первая книга Алана Уоттса "Дух дзен-буддизма".
И где-то в ту же пору я, в поисках места, откуда был бы лучше виден Юпитер, моя счастливая звезда, забрался на крышу своей студии, пришел в неописуемый восторг и, спускаясь по лестнице, оступился и рухнул вниз, вышибив дверь зеркального стекла. На другой день мой друг Морикан, о котором я написал в "Дьяволе в раю", принес мне подробное астрологическое объяснение случившегося.
Без преувеличения, интересное было время.
Каждая книга психиатра, в дополнение к философской основе его лечебной методики, в некоторой степени раскрывает суть проблемы, лицом к лицу с которой его ставит жизнь. Действительно, самый факт написания подобной книги есть с его стороны признание ложности ситуации, в которой находятся пациент и психоаналитик. В попытке посредством просвещения публики расширить сферу своего воздействия, психоаналитик косвенно сообщает нам о желании отказаться от ненужной роли целителя, которую ему навязали. Хотя фактически каждый день он повторяет пациентам ту истину, что они сами должны исцелить себя, на практике количество пациентов растет с угрожающей быстротой, так что порой целитель бывает вынужден искать другого целителя -- для себя. Некоторые психиатры всего лишь такие же жалкие, такие же измученные стра
489
хом человеческие создания, как их пациенты, которые обращаются к ним в поисках облегчения. Многие из них перепутали оправданное принятие на себя роли с самопожертвованием, с напрасным принесением себя в жертву. Вместо того, чтобы, к примеру, раскрывать тайну физического и душевного здоровья, они избирают более легкий путь, обычно имеющий разрушительные последствия, оставляя эту тайну своим пациентам. Вместо того, чтобы просто оставаться людьми, они пытаются исцелять и обращать в свою веру, стать дарующими жизнь спасателями для того только, чтобы в конце обнаружить, что распяли самих себя. Если Христос умер на кресте, дабы проповедать идею самопожертвования, то это было сделано ради того, чтобы указать на важность этого сущностного закона жизни, а не для того, чтобы люди следовали Его примеру. "Распятие -- закон жизни", -- говорит Хоу, и так оно и есть, но это должно понимать символически, а не буквально.
Повсюду в своих книгах* он обращается к созерцательному, или Восточному образу жизни и, можно так же сказать, к такого же рода искусству. Искусство жизни основано на ритме: удача--неудача, прилив--отлив, свет--тьма, жизнь--смерть. С принятием жизни -- хорошей и плохой, праведной и неправедной твоей и моей -- во всех ее проявлениях, застывшая оборонительная жизнь, которую клянет большинство людей, превращается в танец, "танец жизни", по выражению Хевлока Эллиса. Истинное назначение танца -- метаморфоза. Человек может танцевать с горя и от радости; он может танцевать просто так, безо всякой причины, как это доказала Элба Гуара. Но суть в том, что простой акт танца преображает элементы, его составляющие; танец, точно так же, как жизнь, несет в себе свой конец. Приятие этого обстоятельства, любого обстоятельства, рождает подъем, ритмический импульс к самовыражению. Умение расслабляться, конечно, первая вещь которой должен научиться танцовщик. Это так же первое, чем должен овладеть пациент, когда он оказывается один на один с психоаналитиком. Это первое, чему должен научиться любой человек, чтобы жить. Это чрезвычайно трудно, ибо означает самоотвержение, полное самоотвержение. Вся концепция Хоу основана на этой простой, но революционной идее полного и безусловного самоотвержения. Это религиозное мироощущение: приятие боли _____________ * И Грэм Хоу "Я-субъект и Я-объект", "Вреэдя и дитя" "Воинственный танец"
490
страдания, несчастья и так далее. Это окружная дорога, которая, в конце концов, всегда оказывается самой короткой. Подобное миропонимание подразумевает усвоение жизненного опыта, самоосуществление, послушание и дисциплину: кривая временной дуги естественного развития предпочтительней быстрой, гибельной прямой. Это -- путь мудрости, путь, который должен, в конечном счете, быть выбран, потому что все другие пути только подводят к нему.
