Джелли Дюран - Раб
Нельзя сказать, чтобы Ксантив полностью одобрял поступок друга. Он считал, что Арат воспользовался недостойными методами для достижения высокого положения. Но, подумав, он пришел к выводу, что поддался зависти: ведь Арат был прекрасным воином, рано или поздно он все равно достиг бы этого места, и судьба улыбнулась ему, сделав такой подарок чуть раньше времени.
Женитьба сильно переменила Арата. Он не расставался с молодой женой, без колебаний принял жезл начальника дворцовой стражи. Он забыл армию, целиком отдавшись плетению интриг. Услышав от Ксантива мягкий упрек в измене идеалам Энканоса, он признался, что никогда не хотел быть воином. Он с детских лет мечтал о жизни близ царя, мечтал быть блестящим, богатым и влиятельным вельможей - таким, каким его сделала женитьба на девушке из древнего рода. За годы, отданные им служению Богу войны, ему надоели дисциплина и жесткий устав. Ему опротивела солдатская жизнь, походы, вечера у костра и ночи на голой земле. Обидно было слышать это от лучшего друга, но Ксантив ничего не сказал. У каждого своя жизнь, свой путь, и каждый живет так, как считает нужным.
Арат превратился в царедворца, Ксантив остался в любимой им армии. Дружба между ними сохранилась, и благодаря ей Ксантив попал в дом Арата во время празднеств по случаю рождения наследника царя.
Тяжело было на душе у Ксантива, когда он ехал к другу. Не один раз он пожалел потом, что не послушался внутреннего советчика - голоса сердца. Он всегда считал, что они равны во всем, но не так это было на самом деле. Не было у Арата той мужественности и сердечности, которыми в полной мере обладал Ксантив. И юная жена Арата очень быстро заметила разницу между ними.
Она жестоко корила себя за ошибку, за то, что предпочла умелого в обращении с женщинами Арата искреннему Ксантиву, за то, что поторопилась с выбором. Поздней ночью в саду она со слезами говорила Ксантиву, что готова бежать с ним на край света, что он ей милее всех, что мыслями она каждую минуту с ним. Что ему было делать? Он не мог ответить ей взаимностью, поддаться на ее уговоры означало предать друга, посягнуть на святая святых его души.
Он уехал той же ночью. И навсегда потерял друга... Известие о переводе опередило его. Ксантив понял, что Арат вольно или невольно подслушал ночной разговор, и только его интригам он был обязан тем, что случилось вскоре.
Ему поручили командование семью сотнями новобранцев на самом опасном участке границы. Он принялся спешно обучать солдат, но эти меры запоздали...
...Их было несколько тысяч опытных в завоеваниях солдат против семи сотен молодых ребят, не умеющих держать меч в руках. Ксантив послал гонца в столицу и начал трудное отступление, борясь за каждый шаг.
Ему так и не пришлось узнать, подоспела ли подмога. Он привык без трепета смотреть в лицо смерти, он без труда гнал от себя мысли, что он слишком молод для гибели, но его ждала участь, в его понимании более худшая. Раненый, он попал в плен. Закованного в цепи и с широким ошейником раба, его бросили в затхлый корабельный трюм...
Самым трудным было не сойти с ума. От ярости кружилась голова, он не мог поверить в то, что перестал быть человеком, что он стал вещью, игрушкой в руках таких же людей, которые ничем не лучше него. Мысль, что он стал товаром, что его будут продавать и покупать, что он никогда не сможет распоряжаться собой по велению собственного разума, приводила его в исступление. Он готов был зубами грызть цепи, и ни голод, ни бич надсмотрщика не умаляли его бешенства.
Палящее солнце южных городов, дороги, по которым в облаке раскаленной пыли гнали скованных рабов... Спина и ноги Ксантива были располосованы бичом, каким погоняют быков. Глядя на своих товарищей по несчастью, уже смирившихся и покорных, он негодовал еще сильнее. Он - человек, он образован и обладает многими достоинствами, в конце концов, он просто мыслящее существо и только на этом основании не может быть вещью! Да только кто из свободных об этом задумывается?
Шумный, грязный, портовый невольничий рынок... Ксантив бежал в первую же ночь и к восходу солнца, измученный, он вновь был в липких лапах перекупщиков. По закону беглый раб должен быть повешен в назидание остальным, и это было бы лучше для Ксантива, но он опять остался жив.
И вновь - пыльные дороги, рынки, окрики и свист бичей погонщиков, дощатые позорные помосты... Ксантив неизменно привлекал внимание молодостью и отличным сложением, но купить его никто не стремился. Он был настолько силен, что мог бы не один год проработать в каменоломне, но его цена была слишком высока для такой работы. А затем покупатели обращали внимание на исхлестанные бичом плечи, на кровоточащие ссадины под браслетами кандалов, на утяжеленные втрое против обычного цепи, на дикий блеск синих глаз. Замечали - и брезгливо оттопыривали нижнюю губу: "Строптивый. И даром не нужен."
Постепенно Ксантива перестали выводить на помост вместе с остальными рабами. Он сидел в сарае, зверея день ото дня, обрастая бородой и все прочнее забывая, что когда-то был человеком. Он действительно стал животным, но не скотом, а диким зверем, пойманным и посаженным в тесную клетку. Он люто ненавидел всех свободных, разгуливавших по невольничьему рынку, и любопытство его стало звериным.
В один из особенно жарких дней он из сарая услышал спор и мгновенно нашел достаточно широкую щель в стене, позволявшую ему следить за происходящим. Маленький человечек в одежде, скромной по покрою, но из дорогой ткани, со сморщенным красным личиком и высоким пронзительным голосом, он с явным удовольствием бранился с хозяином Ксантива. "Это - товар?! - верещал он. - Да от их вида все собаки разбегутся!" Он громко расписывал "достоинства" рабов, не давая продавцу вставить ни слова, на его крики сбежался едва ли не весь рынок. Зеваки хохотали, обступив спорщиков, человечек уже начал подпрыгивать и брызгать слюной в азарте. "Мне нужен красивый раб, это ты понимаешь? Кра-си-вый! молодой, сильный, здоровый! А ты что мне предлагаешь? Что это за выставка уродов?" - "Ладно, есть у меня красивый!" - не выдержал продавец.
Воля Ксантива не была сломлена, а вот разум... Ненависть сделала его безрассудным. Завсегдатаи рынка приоткрыли рты, предвидя потеху: Ксантив всегда бешено вырывался, не помогали никакие цепи. Его выволокли на помост, покупатель несколько секунд ошарашенно смотрел на него. "Ух, ты, неукротимый какой, - в его голосе послышался интерес. - Что это за чудище?"
Ксантив понял, что сейчас будет продан. Кровь ударила в голову, четко очерченные ноздри затрепетали от гнева. Он - человек, им нельзя владеть, он родился свободным и никогда не станет послушным орудием... Как Боги допускают, чтобы люди торговали себе подобными?!
Покупателя не смутил полный ненависти взгляд Ксантива. Он принялся торговаться, Ксантив не прислушивался к торгу. Как это унизительно, отвратительно - слышать, как спорят о твоей цене... Сердце тоскливо сжалось, блуждающий поверх голов взгляд вдруг выхватил из толпы знакомое до боли лицо. Арат! Ксантив воспрял духом - не может быть, чтобы из-за мелкой обиды старый друг бросил его в такой беде. Да и закон Энканоса не позволял воспитанникам отказывать в помощи друг другу, сколько бы лет ни прошло и где бы они ни встретились.
Он бессознательно шагнул по помосту, цепи тяжело зазвенели. Их глаза встретились, и выражение лица лощеного вельможи не изменилось. Неужели он не узнал его? Ксантив выкрикнул его имя во всю мощь своих легких, но... Рядом с Аратом стояла молодая женщина - его жена. Она что-то горячо говорила мужу; глядя Ксантиву в глаза, Арат ответил ей - и Ксантив разобрал слова по движениям губ.
"Среди моих друзей нет рабов"...
У Ксантива потемнело в глазах. Последняя безумная мечта была жестоко обманута. Арат мог только пальцем шевельнуть, и Ксантив вновь стал бы более вольным, чем птица в поднебесье. Но Арат... Друг детства, верный товарищ юности... Сколько раз Ксантив поддерживал его в трудные минуты в Энканосе, сколько раз он приходил ему на помощь позже... Сейчас только Арат мог вернуть другу права человека, от него зависела судьба Ксантива, но он отрекся. Арат не пожелал выручать Ксантива, он был очень доволен тем, что его соперник втоптан в грязь и никогда больше не заставит его держаться в своей тени.
Арат уходил, горделиво подняв голову. Медленно, мелкими чинными шажками, как положено царедворцу. Его жена непрестанно оборачивалась, в ее глазах стояли слезы. Ксантив неотрывно смотрел в затылок Арату тяжелым взглядом, но тот уже забыл об этой случайной встрече... Он равнодушно отвернулся, он был свободен, и он отнял надежду стать свободным у Ксантива...
...Писец закончил пересчитывать монеты.
- Здесь ровно сто и сорок монет, - объявил он. - Это две трети от долга.
Керх подтолкнул вперед Аврелия. Оглянувшись с некоторой робостью на Лакидоса, мальчик сказал:
- Ксантив, по закону ты должен быть обращен в рабство на три года. Твой долг погашен на две трети, и ты будешь носить знак раба только год, начиная с этого дня. Благодари царя за его милостивое решение.
