Лерой Джонс - Летучий голландец
КЛЭЙ. Лула! Сядь сейчас же! Остынь!
ЛУЛА. ( Передразнивает его, трясясь в диком танце.) "Остынь! Остынь!" Да что ты знаешь... Боишься, кабы чего не вышло, жакет застегнул до самого подбородка и страдаешь от избытка слов - совсем как белый. Христос. Ты как бог. Так встань и закричи на этих людей! Ты бог. Так выкрикни какую-нибудь бессмыслицу в эти безнадежные лица! ( Она кричит людям в поезде, продолжая танцевать.) В этих красных поездах копаются в нижнем белье, и срывают его навсегда. Здесь экспансия запахов и молчания. Здесь сопливые носы свистят как морские птицы. Клэй! Ну, Клэй! Может, встряхнешься? Не сиди как пень, это опасный путь, они хотят тебя умертивить. Вставай!
КЛЭЙ. О, сядь! ( Он старается удержать ее.) Сядь, ради бога.
ЛУЛА. ( Вырывается из его рук.) Выкручивай руки себе, дядя Том. Тупоголовый Томас. Со старой белой спутанной гривой. Опирающийся на деревянную трость. Старик Том. Старик Том. Да у этого белого человека горб от рождения, и ему только ковылять, опираясь на деревяшку, и скрывать свою благородную серость. О, Томас Тупоголовый! ( Некоторые из сидящих смеются. Один пьяный поднимается с места и присоединяется к танцующей ЛУЛЕ, пытаясь напевать свою "песню". КЛЭЙ встает со своего места, и внимание сидящих обращается к нему.)
КЛЭЙ. Лула! Лула! ( Она отворачивается, танцует и кричит так громко, как только может. Пьяный тоже кричит и безумно трясет руками.) Лула... Ты, тупая сука... Ну почему ты не прекратишь? ( Он бросается к ней, спотыкается и хватает ее за руку.)
ЛУЛА. Отойди от меня! Ну-ка, ты, черномазый сын шлюхи! ( Она дерется с ним.) Отойди от меня! Помогите!
( КЛЭЙ тащит ее к креслу, а пьяный пытается ему помешать. Он обхватывает КЛЭЯ вокруг туловища и начинает с ним бороться. КЛЭЙ толкает пьяного на пол, не выпуская ЛУЛЫ, которая все еще кричит. Наконец КЛЭЙ подтаскивает ее к креслу и усаживает.)
КЛЭЙ. А теперь заткнись в тряпочку! ( Хватает ее за плечи.) Кому я говорю, замолчи! Ты не понимаешь, о чем говоришь. Ты ничего не понимаешь. Поэтому держи свой глупый рот на замке.
ЛУЛА. А ведь ты боишься белых! И твой отец боялся. Дядя Том Толстогубый.
КЛЭЙ. ( Сильно бьет ее по губам. Голова ЛУЛЫ ударяется о спинку сиденья. Когда она ее поднимает, КЛЭЙ бьет второй раз.) А теперь заткнитесь все и послушайте меня. ( Он поворачивается к другим людям, некоторые из которых сидят довольно далеко от их мест. Пьяный привстал на одно колено, потирает голову и нежно напевает какую-то песенку. Он замолкает, когда видит, что КЛЭЙ смотрит на него. Некоторые уткнулись в газеты или уставились на окна.) Тебя же это все совсем не касается, Лула. Тебе это все должно быть до фени. А ты лезешь, лезешь... А ведь я запросто могу убить тебя. У тебя такое крошечное горло, из которого вырывается такая дрянь. Я могу сжать его ладонями и, увидишь, ты тут же посинеешь и забьешься в судорогах. А все эти бледнолицые существа будут так же сидеть и поглядывать поверх газет на меня. Я убью и их тоже. Даже если они этого только и ждут. Например, вот этот... ( Указывает на хорошо одетого человека.) Я могу вырвать "Таймс" из его рук как пушинку, сделать это мне ничего не стоит, я могу запросто свернуть ему шею, слегонца, без особых усилий. Но зачем? Зачем мне трогать вас, безмозглых идиотов? Это ничего не даст.
ЛУЛА. Ты дурак!
КЛЭЙ. ( Чуть не подпрыгивает на месте.) Я не говорю про Таллалака Бритоголового. Ты и так знаешь, сколько человек он пришил. А как быть мне? Скажи, что должен делать я? ( Внезапный крик пугает весь вагон.) Ладно, хватит! Не говори ничего! Если я деклассированный и ненастоящий белый... Пусть будет так! Что ж, ладно. ( Говорит сквозь зубы.) Я разорву ваши паршивые душонки! У меня есть право быть таким, каким я хочу. Пусть даже дядей Томом. Томасом. Кем угодно. Какое вам дело? Вы ничего не знаете, кроме того, что на виду. Вы обманываете. Изворачиваетесь. А ведь сердце черного тоже может быть чистым. Но вы этого даже не знаете. И поэтому я сижу здесь в этом застегнутом на все пуговицы жакете и сдерживаюсь, чтобы не свернуть вам шеи. Теперь о тебе. Ты большая распутная блядяща. Ты потрахалась с несколькими черными и тотчас же возомнила себя знатоком черных душ. С этим все ясно. Не поняла ты только одно: что с тобой станет, если тебя ударят хотя бы вполсилы? От тебя же останется мокрое место. Что, может, потремся животами? Ты этого хотела? Блядь, ты даже не знаешь, как соблазнить... Не знаешь! Ты как кляча, забравшаяся под слона. Но у меня нет желания тереться животами. Это слишком низменно. Есть злачные места, где такие, как ты, в больших шляпках и в пальто, стоят с одной целью. Потереться житвотами. Их презирают. Старые лысые четырехглазые человеки щелкают пальцами. Они еще не знают, чего хотят, но говорят: "Мне нравится Бесси Смит". И даже не понимают, что Бесси Смит говорит им: "Поцелуй мою задницу, поцелуй мою черную задницу". Слушая песни Королевы Джаза и находясь в экстазе, когда ничего никому не объяснишь, они слышат, как она говорит, и говорит просто: " Поцелуй мою черную задницу." И они, не ведая стыда, целуют. А Чарли Паркер? Чарли Паркер! Все эти ликующие белые парни называют его гением. А гений говорит им: "Уносите свои ноги, слабоумные ублюдки! Уносите ваши ноги!" А они сидят и говорят про мучающегося Чарли Паркера. Но ведь гений может не только играть музыку, он может, прогуливаясь по Восточной 67-стрит, убивать первый десяток белых, как он выражается. Нет ничего невозможного! А я будущий великий поэт. Да. Это так! Поэт в некотором роде. Непризнанный талант. Но у меня все впереди. Но меня может остановить случайный инцидент. Ты пустишь мне кровь, ты, крикливая шлюха, и свет не узнает великой поэмы. Все люди страдают от неврозов и прилагают все усилия, чтобы сохранить свой рассудок. Между тем, есть одна-единственная вещь, способная излечить ваш невроз, - это убийство. Все очень просто. Мне кажется, только если я убью тебя, другие белые смогут меня понять. Понимаешь? Нет? Думаю, что нет. Но если бы Бесси Смит убила каких-то белых людей, она бы не смогла сочинять песни. Да и зачем ей это? Она и так может сказать открыто и прямо, что она думает об этом грязном мире. Без преувеличения. Без ворчания. Без терзаний во мраке души. Истина проста - как дважды два - четыре. Деньги - сила. Именно они. Все из-за них. Безумные ниггеры обречены гнуть спины на здравомыслие. И все, что остается делать - это совершить несложное действие. Убийство. Только убийство. Только оно может излечить вас. ( Внезапно останавливается.) Ах, черт. Чего это я? Кому это нужно? Я так глуп. И явно нездоров. Эти мои слова вырвались сгоряча после тяжелых мыслей о смерти. Я схожу с ума. Ах, как это смешно! Кому нужны мои требования? Каждый добивается осуществления своих корыстных целей. У каждого свое собственное безумие. Никому не нужны эти слова. И никому не нужна защита. Но послушай одну важную вещь! И перескажи ее своему отцу, который, вероятно, принадлежит к числу тех людей, которым нужно кое-что знать. Он может продвинутся далеко вперед, если перестанет проповедовать жесткий рационализм и холодную логику по отношению ко всем ниггерам. Позволь решать им самим. Позволь им сыпать проклятия в твой адрес, как это делаешь ты по отношению к ним. Позволь им воспринимать свою грязь как простой недостаток жизни и не делать далеко идущие обобщения. И вы, вы все! Не совершайте ошибки и не доводите до массовых волнений. Вспомните о христианском милосердии и о романтических веках, чуждых западному рационализму, когда не было чувства большого интеллектуального превосходства белого человека. Нужно просто начать слушать и тогда, быть может, однажды вы откроете для себя, что они не такие, какими казались вам прежде. Все, все эти мечтательные люди. Все эти блюзовые люди. И в этот день, когда вы поверите в них, вы можете принять их в ваш загон, полубелых опекунов и старых рабов с их горечями. И великое сердце проповедника восторжествует! А что будет, если каждый из этих ниггеров восстанет. Западные люди с ясными глазами добиваются успеха и живут в здравии и в благочестии, а они возьмут и убьют их. Они убьют их, и будут иметь на это моральное право. Полное право. Они перережут вам горла и выбросят вас на окраины ваших городов, чтобы соблюсти санитарные нормы.
ЛУЛА. ( Ее голос становится другим, более деловитым.) Я наслушалась достаточно.
КЛЭЙ. ( Тянется за ее книгами.) Да, вы правы. Я думаю, мне лучше собрать свои пожитки и выйти из этого поезда. Видимо, мы не будем особо задаваться, вспоминая происшедшее. О, это не то зрелище...
ЛУЛА. Ну, конечно, не будем. Вы правы хотя бы насчет этого. ( Она оборачивается и быстро осматривает сидящих в вагоне.) Все нормально. ( Другие пассажиры подтверждают это.)
КЛЭЙ. ( Наклоняется к женщине, возвращая ей ее вещи.) Извини, детка, но я думаю, у нас бы ничего не получилось...
( Когда он наклоняется к ней, женщина поднимает небольшой нож и вонзает его в грудь КЛЭЯ. Причем, дважды. Он падает на ее колени. Его рот раскрывается в непонимающей гримасе.
