Розмэри Сатклифф - Меч на закате
== Сердце подсказывает мне, что саксонские Волки мало что оставили после себя, но все, что еще сохранилось здесь, == ваше, и вы здесь == дорогие гости.
Но вообще-то те из Товарищей, у кого желудок был покрепче, уже начали рыскать среди развалин в поисках того, что не заметили саксы. В обычных условиях, думаю, не многие из нас отважились бы шарить по деревне Маленького Темного Народца; но саксы словно выставили все, что в ней было, напоказ небу и ветру, не оставив позади себя ничего, кроме жалких обломков человеческой жизни; и, может быть, те, кто рылся в тот день в руинах Айраковой деревни, на всю оставшуюся жизнь избавились от наиболее острых уколов того страха, что люди света всегда чувствуют перед людьми тьмы.
Немногочисленные пивные кувшины были пусты, а в зерновых ямах не сохранилось и того малого количества ячменя, которое еще должно было оставаться в них в это время года, == во всех, кроме одной, которую они, верно, проглядели в своей отчаянной спешке. Зерно в ней было жалким == высохшим и сморщенным, но все же лучше, чем ничего. Мы насыпали его в кожаные мешки и погрузили их на вьючных пони; мужчины и женщины, вырастившие и собравшие это зерно, не стали бы голодать из-за его отсутствия, а нам оно должно было помочь отомстить за них. Мы срезали себе еще немного мяса с коровьих туш, на которые, по мере того, как редел дым, уже начинали слетаться мухи. После этого нам больше нечего было здесь делать. Сам я сорвал три == по обычаю == ветки боярышника, положил их на то место, где раньше были ворота, и стряхнул на них соль и несколько капель вина, которое мы возили с собой для промывания ран.
Потом мы поехали прочь == кто в глубоком молчании, кто с руганью и проклятиями, кто с грубым смехом == оставив деревню в мареве все еще слабо поднимающегося дыма. Наш проводник, на руках и груди которого до сих пор кровоточили траурные надрезы, ехал рядом со мной на своем косматом пони; и на ходу пел тихую, темную, заунывную песню без слов, которая звучала так, словно она блуждала, подобно бездомному ветру, еще до того, как холмы впервые поднялись к звездам, и от которой у меня на затылке шевелились волосы.
На следующий день мы впервые увидели в просвете между двумя рыжевато-коричневыми грудями холмов широкие голубые равнины, тянущиеся к Эбуракуму. И вот так мы наконец выбрались из горного района, этой крыши Британии, и снова оказались в низинах. К этому времени наше продвижение начало замедляться. Мы знали это и не щадили ни себя, ни своих лошадей. Если бы мы смогли вклиниться между Эбуракумом и остатком саксонского войска == да даже хотя бы напасть на них до того, как они успеют завершить подготовку к обороне, это означало бы одну жестокую, кровавую схватку и потом конец; но стоило им благополучно укрыться за стенами, и за этим обязательно последовала бы вся растянутая, выматывающая душу рутина осады; а сейчас, когда на севере уже тлел огонь, готовый полыхнуть в любой момент, мы не могли, видит Бог, не могли тратить время на осаду.
Но когда мы покинули высокогорья и спустились в лесистые долины, зеленеющие под сенью серовато-рыжих горных кряжей, началось нечто, что подействовало на нас, как глоток ржаной браги на выбившегося из сил человека. Словно бы ниоткуда, из потаенных деревень и темных лесов долины к Алому Дракону начали собираться люди. Бриганты всегда были необузданным и гордым народом; они так и не переняли полностью римские обычаи, но, похоже, саксонское ярмо было еще более невыносимым; и они стекались к нам с такой же быстротой, с какой слух о нашем продвижении разносился сквозь вереск: один или два зажиточных землевладельца, чьи фермы до сих пор избежали нашествия Морских Волков, каждый с римским оружием в хорошем состоянии и с небольшим отрядом домочадцев и работников с фермы; беглые рабы со шрамами от цепей; все еще свободные воины с раскрашенными щитами, с которыми их племя шло в давние дни против легионов. Они присоединялись к нам на марше и двигались в нашем строю == трусцой среди наших пехотинцев или верхом на своих маленьких горячих пони; на коротких ночных стоянках они подходили к нашему костру, гордые, как туры, с глазами, уже горящими огнем битвы, и говорили просто и прямо, как говорят люди в глухих местах:
== Милорд Артос, я Гуэрн, или Талор, или Гунофариний, сын Ратмайла. Я буду с тобой в этом деле.
К вечеру предпоследнего дня марша мы наткнулись на маленькую сожженную ферму, где под обуглившейся крышей и серым пеплом все еще теплился тусклый огонь и повсюду были видны следы побывавшей здесь большой компании. Айрак обежал все кругом, по-собачьи внюхиваясь в каждую вещь, а потом вернулся ко мне, вытирая руки о свой кильт из волчьей шкуры.
== Они прошли мимо этой фермы меньше чем полдня назад. Здесь они снова собрались в единое войско. Пусть милорд Медведь поторопится.
Я подозвал к себе Бедуира и Кея и сказал им:
== Мы будем идти со всей возможной скоростью, пока не сядет солнце; с наступлением темноты сделаем часовой привал, чтобы поесть, напоить лошадей и дать им покататься по траве. А потом будем идти всю ночь, а пехота пусть догоняет нас, как сможет. Последний этап гонки начинает оживляться, мои герои!
И вот так, не считая этого одного привала, мы без остановки неслись сквозь тьму, бросая усталых лошадей вперед через волнистую равнину и снова выезжая на мощеную щебнем дорогу; и к полудню следующего дня, уже почти в виду Эбуракума, нагнали арьергард саксонского войска.
Глава одиннадцатая. Сын ведьмы
То была беспорядочная схватка при отступлении; схватка, в которой ряды сражающихся раскалывались, сливались снова, рассыпались десятками мелких отдельных стычек по зеленым равнинам, среди зарослей ив и орешника, и снова собирались вместе, все время оттягиваясь назад, к серым стенам Эбуракума, которые теперь приблизились настолько, что я уже мог их разглядеть. Медленно, очень медленно воротные башни вырастали и нависали над нами все более грузной массой, а тени сражающихся людей и белых курчавых кустов боярышника становились все длиннее. я почти до самого последнего мгновения надеялся втиснуться между саксами и их цитаделью и отбросить их назад; но я понятия не имел, сколько Морских Волков оставалось в гарнизоне старой крепости легионеров, а мои люди и лошади были настолько измучены, что я не осмелился теперь подвергать их такой опасности. Вместо этого я пошел на другой риск: мы рванулись вперед, прижимаясь к саксам так близко, чтобы они не успели закрыть перед нами ворота. Мы гнали их, как собаки гонят овечье стадо, == не то чтобы эти люди были очень похожи на овец; они были доблестными бойцами и отступали перед нашим натиском размеренно и без всяких признаков беспорядочного бегства. Правду сказать, сейчас они держались более твердо, чем когда бы то ни было с тех пор, как их строй дрогнул на дороге, ведущей в Дэву, == щит у плеча и разящий меч, и ни единого взгляда на своих убитых, остающихся лежать на всем пути отступления.
Когда они достигли ворот, их оставалось всего две или три сотни, и мы наседали на них так плотно, что торжествующие передние ряды Товарищей уже смешивались с дружинниками Окты, а Алый Дракон Британии и белые бунчуки саксов почти сливались на ветру в единое целое. Я уже слышал сквозь вопли своих парней, как под копытами Ариана глухо гудят бревна моста; видел за воротами людей, женщин, стариков, мальчиков, и рядом с ними воинов гарнизона, готовых втащить своих соплеменников внутрь и не дать нам прорваться в ворота == и закрыть их перед нашим носом, когда последний сакс окажется в крепости. И если бы им удалось осуществить свой план, это означало бы гибель нашего авангарда, который тоже оказался бы внутри, отрезанный от всякой помощи с нашей стороны.
Я сам принял решение вступить в эту ужасную игру, но теперь, увидев черные челюсти ворот и кишащих вокруг них саксонских воинов, я на мгновение почувствовал тоскливую беспомощность охотника, который видит, как его собаки срываются вниз с обрыва. Слишком поздно отступать теперь, слишком поздно сделать что бы то ни было, кроме как сжать зубы и нестись вперед, сметая саксов со своего пути и удерживая ворота открытыми силой своего натиска...
Я испустил боевой клич: "Ир Виддфа! Ир Виддфа!" и пониже пригнулся в седле, снова и снова ударяя каблуком в потный конский бок, бросая Ариана вперед между неприятельских копий.
== Держитесь ближе! Бога ради, держитесь ближе! Не дайте им закрыть ворота!
Рядом со мной Проспер трубил атаку, и Товарищи за моей спиной устремлялись вперед. Но защитники крепости уже подскочили на помощь своим шатающимся соплеменникам; другие с воплем повисли на тяжелых, обшитых листами бронзы бревенчатых створках ворот...
На нас упала тень подворотной арки. Брошенное кем-то копье вонзилось в грудь Айракова пони, и бедное животное, не переставая отчаянно визжать, кубарем покатилось на землю; сам Айрак успел с него соскочить. Мчащаяся сзади лошадь, испуганно всхрапывая, шарахнулась в сторону, и на какое-то мгновение весь наш передний край был остановлен и охвачен смятением. Остановка длилась всего один кратчайший вздох, один бешеный удар сердца, но этого было бы достаточно... А потом в этот последний черный миг нашей атаки, когда все казалось уже потерянным, произошло чудо == так быстро, что в момент своего начала оно уже разливалось могучим свирепым потоком. Среди защитников крепости воцарился внезапный ревущий хаос; сзади, с боков выскакивали странные, фантастические фигуры, спрыгивая словно бы ниоткуда в самую гущу тех, кто пытался закрыть ворота; мужчины и женщины, тоже изможденные и одичавшие, в развевающихся лохмотьях, с невольничьими ошейниками на шее, с жердями, ножами, мясницкими топорами в руках; они бросались на створки ворот, удерживая их открытыми. Сама преисподняя разверзлась и клубилась теперь вокруг меня в темной пещере подворотной арки. Крики и визг усилились, сливаясь в один непроницаемый водоворот звука; тут же затянутый и поглощенный могучим, хриплым, ликующим воплем, который мог бы быть радостным воем проклятых душ. И снова я услышал свой собственный голос, который выкрикивал боевой клич: "Ир Виддфа! Ир Виддфа!", подхваченный за моей спиной раскатистым ревом, и, словно на гребне мощной волны этого торжествующего крика, мы врезались в доблестный арьергард саксов, топча их копытами, сметая их с дороги, как внезапно разлившаяся река сметает все на своем пути; а за нашими спинами все еще напрягались и подрагивали крепкие створки ворот. Айрак, словно пес, бежал у моего стремени. Мы пробились сквозь темный тоннель подворотной арки, где нас оглушил гулкий грохот копыт наших лошадей под крестовыми сводами; сквозь качающуюся, воющую, обезумевшую толпу, люди в которой сражались теперь уже не с нами, а друг с другом; и за спинами сопротивляющегося саксонского арьергарда нашему взору открылась безжизненная, прямая главная улица Эбуракума.
