Джон Голсуори - Сага о Форсайдах
Он лежал на спине в постели, Холли смотрела на него. Поймав ее взгляд, он сказал:
- Если б не ты, старушка, я и сам бы, может, свихнулся.
- О нет, Вэл! Ты слишком любишь воздух и движение. Плохо кончают те, кто всю жизнь сидит в комнатах.
Вэл усмехнулся.
- А это не глупо. Если я и видел этого человека в движении, так только за карточным столом. На скачках играл, а сам лошади от ежа отличить не мог. Ну что же, придется маме с этим примириться, я ничего не могу сделать.
Холли подошла к его постели.
- Повернись, я тебя укрою получше.
Потом она легла сама; не спала - думала о человеке, который свихнулся, вспоминала презрение, написанное на его лице, изможденном, темном, правильном; преждевременно седеющие волосы, преждевременно поблекшие глаза и его костюм, словно чудом уцелевший, и - изношенный, тщательно завязанный галстук бабочкой. Она чувствовала, что знает его: никаких нравственных устоев и глубоко внедрившееся презрение к тем, у кого они есть. Бедный Вэл! Его-то нравственные устои не так крепки, чтобы его можно было за них презирать. Хотя!.. При всех своих опасных мужских инстинктах Вэл был верным товарищем все эти годы. Если он не отличается философским складом ума и эстетическими вкусами, если в лошадях он смыслит больше, чем в поэзии, - что ж, хуже он от этого? Временами ей казалось, что даже лучше. Лошадь не меняет каждые пять лет своего вида и масти и не порочит своих предшественников. Лошадь - постоянная величина, держит вас на умеренных темпах, любит, чтобы ее гладили по носу, - о каком поэте можно сказать то же самое? Их роднит только одно - любовь к сахару. После выхода в свет своего романа Холли стала членом "Клуба 1930 года", Провела ее туда Флер; и теперь, наезжая в Лондон, она изучала в своем клубе современность. Современность - это быстрота и больше ничего. Те, кто ругает ее, пусть бы лучше ругали телефон, радио, аэропланы и закусочные на каждом углу. Под этой внешней оболочкой скорости современность стара. Женщины не так много надевали на себя, когда выходили первые романы Джейн Остин [5]. Панталоны - так утверждают историки - изобретены только в XIX веке. А современная манера говорить! После Южной Африки просто дух захватывает, до того она стремительна; но мысли примерно те же, какие бывали у нее самой в юности, только разрезанные на кусочки автомобилями и телефонными звонками. А современные увлечения! Ведут к тому же, к чему вели и при Георге Втором, только тянутся дольше из-за мотоцикла и завтрака стоя. А современная философия! Люди мыслят не менее философски, чем Мартин Талпер [6] или Айзах Уолтон [7]; только, в отличие от этих прославленных старцев, им некогда сформулировать свои мысли. Что же касается будущей жизни - современность живет надеждой, и притом не слишком твердой, как жилю человечество с незапамятных времен. И, как подобает писательнице, Холли поспешила сделать вывод. "Вот, - подумала она, - только поскреби лучших представителей современной молодежи - и найдешь Чарльза Джемса Фокса [8] и Пердиту [9] в костюмах для гольфа". Ровный звук вернул ее мысли в обычное русло. Вал спит! Какие у него и теперь еще длинные, темные ресницы, но рот открыт!
- Вэл, - сказала она еле слышно, - Вэл, не храпи, милый!..
В табакерке можно ценить не столько эмаль, бриллиантики или эпоху, на к то, что она принадлежала вашему отцу Уинифрид, хотя и достаточно показала себя собственницей в течение стольких лет сохраняя Монтегью Дарти со всеми присущими ему качествами, не обладала, как ее брат Сомс, ни инстинктом коллекционера, ни тем вкусом к вещам, в котором Джордж Форсайт первый усмотрел "смесь ханжества и добродетели". Но чем больше время отдаляло ее отца Джемса - ас его смерти протекло уже четверть века, тем глубже она чтила его память.
Как древний полководец или мыслитель, огражденный временем от соперников, год от году стяжает все большую славу, так и Джемс! Его нелюбовь к переменам, его предельная семейственность, его умение сберечь деньги для детей и вечная боязнь, что ему чего-нибудь не скажут, - с каждым годом, который он проводил под землей, сияли в глазах Уинифрид все более ярким ореолом. По мере того как она полнела и ее светские стремления угасали, прошлое разгоралось в целее созвездие сияющих воспоминаний. Исчезновение табакерки, столь ощутимо напоминавшей Джемса и Эмили, поколебало ее завидное душевное равновесие больше, чем любое другое событие за много лет. От мысли, что она поддалась голосу, аристократически звучавшему по телефону, ей делалось положительно не по себе. А ей ли, казалось бы, не знать, с ее богатым опытом общения с аристократией! Однако она была из тех женщин, которые, установив неприятный факт, делают все, чтобы как можно скорее его устранить; и, ничего не добившись от Вэла, который только сказал: "Ужасно жаль, мама, но что же поделаешь - не повезло!" - она призвала на помощь Сомса.
Сомса новость сразила. Он помнил, как Джемс на его глазах купил эту табакерку у Джобсона, заплатив десятую долю той суммы, которую можно бы получить за нее теперь. Все теряло свой смысл, если возможно было вот так вдруг лишиться вещи, стоимость которой без всяких усилий с их стороны неуклонно возрастала в течение сорока лет. И взявший ее был из очень хорошей семьи - так по крайней мере утверждал племянник! Была ли честность старых Форсайтов, в атмосфере которой Сомс был воспитан и вступил в жизнь, врожденной или благоприобретенной - впитанной с молоком матери или с доходами от банков - об этом он никогда не задумывался. Ока составляла часть их системы, так же как поговорка "Честность - лучшая политика" входила в систему частных банкирских контор, которые тогда процветали. Праздные мысли на тему о банках были вполне естественны для человека, помнившего отклики на крах конторы "Эндерстарт и Дарнет" и постепенное исчезновение маленьких банков с легендарными именами. Эти громадные теперешние объединения хороши для кредита и плохи для романистов: разъяренные вкладчики - интереснее не было чтения в его время! Такие большущие концерны не могут "лопнуть", как бы ни вели себя их клиенты; но способствуют ли они честности отдельных лиц - в этом Сомс не был уверен. Как бы то ни было, табакерка пропала, и если Уинифрид не примет мер, ее не вернуть. Какие именно меры сна может принять, было ему еще не ясно; но он советует ей сейчас же поручить это дело кому-нибудь.
- Но кому. Сомс?
- На то есть Скотленд-Ярд, - ответил Сомс мрачно. - Толку от них вряд ли добьешься - суетятся, а больше ничего. Есть еще этот тип, которого я приглашал, когда мы судились с Феррар. Он очень дорого берет.
- Мне бы не так было жаль, - сказала Уинифрид, - если б она не принадлежала дорогому папе.
- Таких бандитов надо сажать в тюрьму, - проговорил Сомс.
- И подумать только, - сказала Уинифрид, - что Вэл и остановился-то у меня главным образом для того, чтобы увидеться с ним.
- Ах так? - сказал Сомс мрачно. - Ты вполне уверена, что табакерку взял этот субъект?
- Безусловно. Я достала ее всего за четверть часа до этого, хотела почистить. Когда он ушел, я сейчас же вернулась в комнату, чтобы убрать ее, а ее уже не было. Вэл выходил из комнаты.
Сомс на минуту задумался, потом отбросил подозрение насчет племянника, потому что Вэл, хоть и кровно связанный со своим папашей Монтегью Дарти да еще впридачу лошадник, все же был наполовину Форсайт.
- Ну, - сказал он, - так прислать к тебе этого человека? Зовут его Бекрофт; вид у него всегда такой, точно он слишком много бреется, но он не лишен здравого смысла. По-моему, ему надо связаться с клубом, в котором этот тип состоит членом.
- А вдруг он уже продал табакерку? - сказала Уинифрид.
- Вчера к концу дня? Сомневаюсь; но времени терять нельзя. Я сейчас же пройду к Бекрофту. Флер перестарается с этой своей столовой.
- Говорят, она отлично ее наладила. Такие молодцы осе эти молоденькие женщины.
- Да уж быстры, что и говорить, - пробурчал Сомс, - но тише едешь дальше будешь.
Услышав эту истину, которую в дни ее молодости готовы были без конца повторять старые Форсайты, Уинифрид заморгала своими очень уж светлыми ресницами.
- Это, знаешь ли. Сомс, всегда было скучновато. А теперь, если не действовать быстро, все так и ускользает.
Сомс взялся за шляпу.
- Вот табакерка твоя наверняка ускользнет, если мы будем зевать.
- Ну, спасибо, милый мальчик. Я все-таки надеюсь, что мы ее найдем. Милый папа так ею гордился, а когда он умер, она не стоила и половины против теперешней цены.
- И четверти не стекла, - сказал Сомс, и эта мысль продолжала сверлить его, когда он вышел на улицу. Что толку в благоразумии, когда первый встречный может явиться и прикарманить его плоды? Теперь над собственностью издеваются; но ведь собственность - доказательство благоразумия, в половине случаев - вопрос собственного достоинства. И он подумал о чувстве собственного достоинства, которое украл у него Боснии в те далекие горестные дни. Ведь даже в браке проявляешь благоразумие, противопоставляешь себя другим. У человека есть "нюх на победителя", как тогда говорили; правда, он иногда подводит. Ирэн не была "победителем", о нет! Ах, он забыл спросить Уинифрид об этом Джоне Форсайте, который неожиданно опять появился на горизонте. Но сейчас важнее табакерка. Он слышал, что "Брюмель-Клуб" - это своего рода притон; там, верно, полно игроков и комиссионеров. Вот зло сегодняшнего дня - это да еще пособие по безработице. Работать? Нет, этого они не желают. Лучше продавать все, что придется, предпочтительно автомобили, и получать комиссионные. "Брюмель-Клуб"! Да, вот он, Сомс помнил эти окна. Во всяком, случае, делу не повредит, если он узнает, действительно ли этот субъект здесь числится. Он вошел и справился:
