Карел Чапек - Деньги
- Спишь, Иржи? - ласково засмеялась она. - Как здесь темно! Да где же ты?
- Гм... я работал, - отчужденно сказал Иржи.
В комнате повеяло морозной свежестью и легким ароматом дорогих духов.
- Слушай... - весело начала Ружена.
- Я хотел зайти к тебе, - прервал он, - но подумал, что тебя, наверное, нет дома...
- Где же мне еще быть? - искренне удивилась она. - Ах, здесь так хорошо, Иржи! Я так люблю бывать у тебя!
Она вся дышала радостью, молодостью и счастьем.
- Поди посиди со мной, - попросила она и, когда брат уселся рядом с ней на кушетке, обняла его и повторила. - Я очень люблю бывать у тебя, Иржик!
Он прижался щекой к холодному меху ее шубки, чуть влажному от осеннего тумана, и пока сестра легонько баюкала его, думал: "Не все ли равно, где она была? Зато она сразу же пришла ко мне". И сердце у него замирало и сжималось от странной смеси чувств - острой скорби и сладостного томления.
- Что с тобой. Иржик? - испуганно спросила она.
- Ничего, - сказал он, убаюканный. - Заходила Тильда.
- Тильда! - ужаснулась Ружена и, помолчав, сказала: Пусти!.. А что она говорила?
- Ничего.
- А обо мне говорила? Плохое что-нибудь?
- Так, кое-что...
Ружена разразилась злыми слезами.
- Подлая женщина! От нее хорошего не жди! Виновата я разве, что им плохо живется? Она наверняка разнюхала, что ты мне помог. Вот и притащилась! Живи они лучше, Тильда и не вспомнила бы о тебе! Как это низко! Все только для себя... и для своих противных детей...
- Хватит об этом! - попросил Иржи.
Но Ружена не унималась.
- Ей хочется испортить мне жизнь! - плакалась она. Только-только все стало налаживаться... а эта Тильда тут как тут, поносит меня и хочет все отнять... Скажи, ты веришь тому, что она наболтала?
- Нет.
- Ведь я решительно ничего не хочу, кроме свободы. Разве у меня нет права хоть на капельку счастья? Мне так мало нужно, я тут так счастлива, и вот является она и...
- Не бойся, - сказал он, вставая, чтобы зажечь лампу.
Ружена тотчас перестала плакать. Брат пристально глядел на нее, словно видел впервые. Потупленный взгляд, вздрагивающие губы... Но как она молода и прелестна! Новое платье, шелковые чулки, перчатки туго обтягивают руки... Маленькие нервные пальцы перебирают бахрому рваного чехла на кушетке.
- Извини, - сказал Иржи со вздохом, - мне надо работать.
Ружена послушно встала.
- Ах, Иржи... - начала она и замолкла, не зная, что сказать. Прижав руки к груди, она стояла, как олицетворение испуга; губы у нее побелели, в бегающем взгляде было страдание.
- Не беспокойся, - лаконично сказал Иржи и взялся за перо.
На следующий день он до темноты сидел над бумагами. Он заставлял себя работать быстрее, но с каждой минутой в сознании нарастала мучительная тревога, рабочее настроение падало.
Пришла Ружена.
- Пиши, пиши, - шепнула она. - Я тебе не помешаю.
Она тихонько села на кушетку, но Иржи все время чувствовал на себе пристальный, беспокойный взгляд сестры.
- Что ж ты не зашел ко мне? - внезапно спросила она. Я сегодня весь день была дома.
Иржи угадал в этом признание, которое тронуло его. И, положив перо, повернулся к сестре. Она была в черном платье, похожая на кающуюся грешницу. Лицо ее казалось бледнее обычного, и даже издалека было заметно, как озябли робко сложенные на коленях руки.
- У меня довольно холодно, - виноватым тоном проворчал он и попытался разговаривать с сестрой спокойно, не вспоминая о вчерашнем. Ружена отвечала покорно и нежно, тоном благодарной девочки.
- Ох, уж эта Тильда! - неожиданно вырвалось у нее. - Им потому не везет, что муж у нее просто идиот. Поручился за чужого человека, а потом пришлось за него платить. Сам виноват, надо было подумать о своей семье. Но что поделаешь, если он ничего не понимает! Держал коммивояжера, а тот его обобрал, и вообще он доверяет первому встречному... Ты знаешь, что его обвиняют в умышленном банкротстве?
- Я ничего не знаю, - уклонился от ответа Иржи.
Он понял, что она всю ночь обдумывала это, и ему стало как-то стыдно. Но Ружена не почувствовала тихого протеста брата: она разошлась, раскраснелась и принялась выкладывать свои главные козыри.
- Они просили моего мужа помочь им. Но он навел справки и поднял их на смех... Дать им деньги, говорит, - все равно что выбросить. У них триста тысяч пассива... Дурак будет тот, кто вложит в их дело хоть геллер: все вылетит в трубу!
- Зачем ты говоришь это мне?
- Чтобы ты знал. - Она старалась говорить непринужденно. - Ведь ты такой добряк, чего доброго, дашь еще обобрать себя до нитки...
- Ты хорошая, - сказал он, не сводя с нее глаз.
Ружена напряглась, как натянутый лук. Ей, видно, очень хотелось сказать еще что- то, но смущал пристальный взгляд брата; побоявшись переборщить, она перевела разговор на другое и стала просить найти ей какую-нибудь работу, потому что она никому, никому не хочет быть в тягость. Она ограничит себя во всем, ей не нужна такая дорогая квартира...
"Вот сейчас, сейчас она, может быть, предложит вести у меня хозяйство..." Иржи ждал с бьющимся сердцем, но Ружена отвела взгляд к окну и переменила тему.
Через день пришло письмо от Тильды.
"Милый Иржи,
жаль, что мы расстались, так и не поняв друг друга. Если бы ты знал все, я уверена, ты по-другому отнесся бы и к этому письму. Мы в отчаянном положении. Но если мы сумеем заплатить сейчас 50 000, мы будем спасены, потому что у нашего дела надежное будущее и года через два оно будет приносить доход. Мы готовы дать тебе все гарантии на будущее, если ты нам сейчас одолжишь эту сумму. Ты стал бы нашим компаньоном и получал бы долю с прибылей, как только они будут. Приезжай поглядеть на наше предприятие и убедись своими глазами, что это верное дело. Познакомься с нашими детьми, увидишь, какие они милые и послушные, как прилежно учатся, и твое сердце не позволит тебе погубить их будущее. Помоги нам хотя бы ради них, ведь мы кровная родня, а Карел уже большой и смышленый, он многого достигнет в жизни. Извини, что я так пишу, мы все очень волнуемся и верим, что ты спасешь нас и будешь любить наших детей, ведь у тебя доброе сердце. Приезжай обязательно. Тильдочка, когда вырастет, охотно пойдет к тебе в экономки, вот увидишь, какая она славная. Если ты нам не поможешь, мой муж не переживет этого, и дети останутся нищими.
Привет тебе, дорогой Иржи, от твоей несчастной сестры Тильды.
Р. S. Насчет Ружены ты говорил, что я вру. Мой муж будет в Праге и покажет тебе доказательства.
Ружена не заслуживает твоей великодушной поддержки, она позорит нас всех. Пусть лучше вернется к своему мужу, он ее простит, и пусть она не отнимает хлеб у невинных детей".
Иржи отшвырнул письмо. Ему было горько и противно. От работы, разложенной на столе, веяло отчаянной пустотой, душу переполняло отвращение. Он бросил все и пошел к Ружене, но уже на лестнице, у дверей, остановился, махнул рукой и отправился бродить по улицам. Увидя вдалеке молодую женщину в мехах, под руку с офицером, он, как ревнивец, побежал за ней, но оказалось, что это не Ружена. Иржи шел, заглядывая в ясные женские глаза, слышал смех, видел счастливых женщин, овеянных радостью и красотой.
Наконец, усталый, он вернулся домой. На кушетке лежала Ружена и плакала. На полу валялось раскрытое письмо Тильды.
- Какая подлая! - безутешно всхлипывала Ружена. - И как ей не стыдно! Она хочет обобрать тебя, Ирка, обобрать до нитки. Не поддавайся, не верь ни единому слову! Ты и представления не имеешь, до чего это лживая и жадная баба! За что она меня травит? Что я ей сделала? Из-за твоих денег... так меня... позорить. Ведь ей от тебя нужны только деньги! Это просто срам!
- У нее дети, Ружена, - тихо сказал Иржи.
- Не надо было заводить детей! - грубо воскликнула Ружена, давясь слезами - Всегда она нас обирала, ей дороги только деньги! Она и замуж-то вышла по расчету, еще девчонкой хвалилась, что будет богата!.. Бессовестная, низкая, глупая!.. Ну, скажи, Иржи, что она за человек? Знаешь, как она держалась, когда им везло? Зажиревшая, спесивая завистница... А теперь хочет... отыграться на мне... Неужели ты допустишь, Иржи? Неужели выгонишь меня? Я лучше утоплюсь, а обратно не поеду!
Иржи слушал, опустив голову. Да, сейчас Ружена борется не на жизнь, а на смерть, отстаивает все - свою любовь, свое счастье... Она плачет от ярости, в ее голосе страстная ненависть и к Тильде и к нему, Иржи, который может лишить ее всего. Деньги! Это слово бичом хлестало Иржи каждый раз, когда Ружена произносила его; оно казалось ему гнусным, циничным, оскорбительным...
- Я не поверила, когда ты предложил мне деньги, - плакала Ружена. - Ведь они означают для меня свободу и все в жизни. Ты сам мне предложил эти проценты, Иржи. Не надо было предлагать, если ты собирался отнять их. А теперь, когда я так рассчитываю...
Иржи не слушал. Жалобы, выкрики, плач Ружены доносились до него, словно издалека. Он чувствовал себя безгранично униженным. Деньги, деньги и деньги! Да разве все дело в деньгах? Что же такое случилось, господи боже? Почему так отупела, ожесточилась замученная заботами хлопотливая мать Тильда? Почему скандалит другая сестра, почему очерствело его собственное сердце? Да разве в деньгах дело? Иржи с удивлением почувствовал, что способен и даже хочет оскорбить Ружену, сказать ей что-то злое, обидное, презрительное.
