Пока мы лиц не обрели - Льюис Клайв Стейплз

Теперь, когда мне стало ясно, что я представлена самой себе, я сказала:

- Завтра… завтра я сделаю все, что нужно… а сейчас… спать.

Я легла в постель в таком состоянии, когда изнуренная плоть сразу уступает сну, но встревоженная душа может разбудить ее в любое мгновение. Проснулась я глубокой ночью и сразу поняла, что не смогу больше заснуть. Огонь погас, и дождь прекратился. Я подошла к окну и долю стояла, вглядываясь в ночь и прислушиваясь к порывам ветра. Подперев виски кулаками, я напряженно думала.

Рассудок мой прояснился, и теперь я удивлялась, что приняла и объяснение Лиса, и мнение Бардии, имя кто-то из них, несомненно, был не прав. Я не могла решить кто, потому что, если верно то. что говорят в Гломе, прав Бардия, но если верна философия греков прав Лис. Но я не тала, за что держаться, - ведь я была дочерью Глома и ученицей Лиса. Тогда я впервые поняла, что все чти годы я состояла из двух половинок, которые плохо подходили друг к другу.

Мне не удавалось сделать выбор между Бардией и Лисом, но как только я отказалась от всяких попыток, меня осенило. Неважно, кто из них прав, потому что в одном они сходятся. Некто отвратительный и гнусный завладел Психеей. Какая разница, кто это - кровожадный разбойник или призрачное чудище?. Ни воин, ни грек не верили, что ночной гость может быть порождением добра и красоты. и это было самое главное. Только мне могла взбрести в голову такая мысль. Существо это приходит в темноте и запрещает смотреть на себя. Какой любовник будет поступать гак, если на то нет какой-то ужасной причины?

Я усомнилась в этом всего лишь на миг, когда увидела призрачный дворец на другом берегу реки.

"Она не будет больше его! - сказала я себе. - Она не останется в его мерзких объятиях. Сегодняшняя ночь последняя".

Внезапно я вспомнила, как счастлива была Психея в горной долине, как сняло се лицо и лучилась радостью улыбка. Искушение снова овладело мной: не лучше ли оставить все как есть, предоставить сестре тешиться безумными мечтами, не раскрывать ей глаза на весь ужас ее положения? Я всегда была Психее нежной матерью, 1ак к чему становиться карающей фурией? Какая-то часть моей души нашептывала мне: "Оставь их в покое. Есть чудеса, которых тебе не дано понять. Не торопись: кто знает, что станется с ней и с тобой, если ты вмешаешься?" Но другая часть напоминала мне, что я для Психеи - и мать и отец, что любовь моя должна быть суровой и дальновидной, а не всепрощающей и близорукой, что иногда она должна быть даже жестокой. В конце концов. Психея - всего лишь ребенок. Если даже я не могу разобраться в этой загадке, что может она? Дети должны слушаться старших. Мне было больно, когда цирюльник вынимал занозу у Психеи. Но разве я отослала цирюльника прочь?

Я набралась решимости. Я шала теперь, что я сделаю на следующий день, потому что позже времени уже не будет. Мой замысел требовал только, чтобы Бардия не уехал вместе с Царем на львиную охоту и чтобы в это дело не вмешалась его женушка. Эта мысль о жене постоянно тревожила меня, как назойливая муха. А вдруг она воспрепятствует отлучке Бардии или задержит его?

Я легла в постель, чтобы скорее настало утро. Я была спокойна и твердо знала, что мне теперь нужно делать.

Глава четырнадцатая

Ночь показалась мне очень долгой, хотя тем утром из-за царской охоты шум поднялся ни свет ни заря. Я подождала, пока все встали и занялись сборами, после чего собралась сама. Я надела тс же одежды, что и накануне, и взяла ту же самую урну, только на этот раз я спрятала в нее лампу, кувшинчик с маслом и широкую полотняную ленту, вроде тех, что у нас а Гломе невесты наматывают на себя в день свадьбы. У меня такая лежала в сундучке с того дня, когда мать Психеи выходила замуж за нашего отца. Затем я позвала Пуби и велела принести мне еды; часть я съела, часгь тоже спрятала в урну. Когда звуки труб и конский топот возвестили, что царь со свитой отбыли, я надела плащ, прикрыла лицо платком и вышла из моих покоса. Первого же попавшегося мне раба я послала узнать, уехал ли Бардия, а если остался привести его ко мне в Столбовую залу. Мне было немного странно находиться там одной. Несмотря на все мои заботы и тревоги, я не могла не заметить, что дворец стал как бы светлее и теплее в отсутствие Царя. Даже рабы словно воспрянули духом Пришел Бардия.

- Бардия, - сказала я ему. Мне снова нужно на Гору.

Я не могу пойти с тобой, госпожа, ответил воин. - Меня, к несчастью, не взяли на охоту только потому, что кто-то должен присматривать за дворцом. Я буду даже ночевать здесь, пока не вернется Царь. Эта новость обескуражила меня.

- Ах. Бардия! - воскликнула я Что же делать? Я не моту не пойти меняпросила сестра!

Бардия потер указательным пальцем под носом, как он всегда делал в задумчивости.

- А ты не умеешь ездить верхом вздохнул он. - Не знаю уж., ах я дураНи один конь не надежен, если не надежен всадник Нельзя ли отложить поездку нанесколько дней? Или поехать с кем-нибудь другим?

- Нет, Бардия, мне нужен именно ты. Дело это должно остаться в тайне, а ядоверяю только тебе…

Я могу отпустить с гобой Ирека на два дня и одну ночь.

- Кто это Ирек?

Невысокий такой, черноволосый. Он хороший парень.

- Умеет ли он держать язык за зубами?

- Спроси лучше, умеет ли он говорить! Сколько он у меня служит, а я еще идесятка слов от него не слышал. Но он парень что надо, преданный, и никогда незабудет об одной услуге, которую я ему оказал.

Было бы лучше, если бы поехал ты.

- Это все. что я могу предложить тебе, госпожа. Или и изволь подождать Но я сказала, что ждать не могу, и Бардия послал за Иреком. Ирек был черно-глазый человек с худощавым испуганным лицом. Похоже, он меня боялся. Бардия велел ему взять лошадь и ждать там. где дорога из города пересекает луга. Как только Ирек ушел, я сказала:

- А теперь, Бардия, раздобудь мне кинжал.Кинжал? Зачем он тебе, госпожа?

Для чего бывает нужен кинжал?Ты же знаешь, что у меня нет дурных умыслов. Бардия искоса посмотрел на меня, но кинжал дал. Я повесила его на пояс вместо меча.

- Плошай, Бардия! - сказала я.

Прощай? Разве ты не вернешься завтра, госпожа? Не знаю, не знаю… - сказала я и стремительно вышла, оставив воина в недоумении. На условленном месте меня поджидал Ирек. Он помог мне взобраться на коня, прикасаясь ко мне при этом (если только это не было плодом моего воображения), как будто я была змеей или колдуньей.

Это путешествие разительно отличалось от предыдущего. За весь день Ирек не сказал ничего, кроме "Да, госпожа. Нет, госпожа" Часто шел дождь, и даже к ею не было, ветер был насыщен влагой. Серое небо затянули низкие тучи этого все живописные холмы и долины превратились в один унылый пейзаж. На этот раз мы выехали немного позже, поэтому седловины достигли ближе к вечеру. Когда мы спустились в долину, небо расчистилось, словно по волшебству. Создавалось впечатлению, что солнце сияло над долиной всегда, даже когда дождь стеной обступал ее со всех сторон.

Я привела Ирака туда, где мы ночевали с Бардией, и велела ему ждать меня там и ни в косм случае не пытаться перенравиться через реку.

- Я пойду туда одна. Я могу вернуться скоро, а могу остался на ночь настороне. Не ищи меня, пока я сама не позову тебя.

Он сказал, как всегда: "Да, госпожа", но по выражению его глаз было видно, что вся эта затея ему совсем не по душе.

Я отправилась к броду, который отстоял не более чем на выстрел из лука от места, где я оставила Ирека. Мое сердце было холодным как лед, тяжелым как свинец и черным как сырая земля - оно больше не ведало сомнений и колебаний. Я ступила на первый камень и позвала Психею. Она была где-то неподалеку, потому что появилась на берегу почти в тот же миг. Мы были похожи на два олицетворения любви - любви счастливой и любви суровой. Психея излучала молодость и счастье, она вся светилась изнутри, я же была исполнена решимости, обременена ответственностью, и в руке моей притаилось жало.