Экхаут Ван - Молчать нельзя
Радость померкла, уступив место страху.
Что ждет их?
Прибывших привели на плац. Здесь никто не появлялся, и они стали осматриваться.
Между мрачными серыми зданиями бродили люди, похожие на призраки. Трудно было назвать людьми эти едва прикрытые лохмотьями скелеты с потухшим, отсутствующим взглядом и одинаковой шаркающей походкой. Несколько живых скелетов с воспаленными лихорадочными глазами сидели на корточках у маленькой лужицы и ложками черпали в консервные банки мутную воду, затем пили ее, втянув голову в плечи, съежившись в ожидании ударов, которые могут последовать за "проступок".
Эта безотрадная картина угнетающе подействовала на прибывших. Никто уже не радовался тому, что выбрался из карантина. Смерть, витавшая над Освенцимом, незримо тянулась к ним.
У плаца находилась кухня, там лицом к стене, с поднятыми вверх руками стояло человек двадцать. Перед кухней были вбиты три толстых черных столба с перекладинами, на которых, покачиваясь на ветру, болтались веревки. Рядом с виселицей сверкала яркими красками беседка с островерхой крышей.
По лагерю ходили эсэсовцы. Вот один толкнул в лужу нескольких заключенных, собиравших воду, и пошел дальше, не удостоив вниманием ни тех, кто неподвижно стоял у кухни, ни вновь прибывших.
К колонне подошел заключенный. Истощенный, как и все остальные, он все же выглядел лучше других, так как глаза его еще не потеряли живой блеск.
- Новички?- спросил он.
- А ты кто?- ответил вопросом Януш, который с молчаливого согласия четверки стал у них за старшего, так как хорошо говорил по-немецки, умел владеть собой и казаться почтительным.
- Эсэсовский шпион, кто же еще!- с такой злобой ответил незнакомец, что всякое недоверие исчезло.
- Мы из Биркенау.
- Из карантина?
- Да! Кажется, немцы так называют то место.
- Я тоже там побывал. Не очень сладко, но все же лучше, чем здесь.
- А здесь ты давно?
- Почти три месяца. Рекорд? Слыхали, наверное, их лозунг: "кто прожил больше трех месяцев - тот вор". Ну, так это я и есть вор. Иначе давно бы уже умер. Думаю, что продержусь еще пару месяцев, ,а может, и больше. Дожить бы до того дня, когда они получат за все.
- Но как тебе удалось?- спросил Януш и посмотрел на призраки, бродящие по лагерю.
- Что удалось? Не стать таким, как они?- он пожал плечами. - Наверное, я хитрее их или выносливей. Ведь я еще работаю. Сейчас получил освобождение на четыре дня. Натер сваями плечи. Я переношу бетонные сваи,- пояснил он,эсэсовец осмотрел и дал освобождение на четыре дня. Видно, еще не совсем выдохся, иначе пустили бы в расход. Завтра опять пойду с рабочей командой. А те, что бродят там,- сказал он,- это "мусульмане", они ожидают отбора.
- "Мусульмане"? Отбора?- одновременно спросили Тадеуш и Януш.
Новички плотной стеной окружили беседовавших, стараясь не пропустить ни слова. К счастью, эсэсовцы, время от времени появлявшиеся на плацу, не обращали внимания на то, что прибывших знакомят с лагерными порядками.
- "Мусульмане" - так на лагерном жаргоне называют обреченных на смерть. Здесь работают до тех пор, пока есть силы. Не сможешь утром встать и выйти на работу-это конец. Тогда направляют в "лазарет". Страшно смотреть на скелеты, обтянутые кожей, с непомерно большими суставами! Скелеты, на которых нет ни грамма мышц. В "лазарете" проводят отбор, и тех, кто уже не может работать,- ликвидируют.
- Расстреливают?
- Их ждет расстрел, укол фенола в сердце или газовая камера. Убийство здесь вроде спорта. Убивают разными способами, иначе им было бы слишком скучно. При крематории есть две газовые камеры, говорят, что на заброшенных хуторах в Биркенау стали работать еще две. А "мусульмане" - это живые мертвецы. Они уже ни о чем не думают, даже о своей судьбе.
- А за что наказаны вон те, у стены?- спросил кто-то.
- Их номера назвали сегодня на утренней поверке.
- Ну и что ж?
- Вы так мало знаете об Освенциме? Зачем эсэсовцы вызывают? Сегодня их убьют. Расстреляют или повесят. Скорее всего расстреляют. Их много, и эсэсовцам надоест вешать.
- Но за что же? Что они сделали?
- Да просто так. Что они могут сделать? Из их блока кто-то бежал. За это эсэсовцы расстреливают первых попавшихся. Не стоит строить иллюзий. В карантине бьют, издеваются, морят голодом. А здесь все кончается убийством. Палачи соревнуются, кто больше убьет.
Друзья переглянулись. Их собеседник засмеялся.
- Что? Тоже о побеге думаете? Через это прошли все,- вздохнул он. - Не хотите, чтобы за ваш побег расплачивались другие? Для них, - кивнул он в сторону стоявших у стенки,- не велика разница, когда они умрут - сегодня или позже. Их интересует, удался ли побег. Обидно, если нет. Ведь тогда они погибнут зря. Если думаете бежать, тщательно подготовьтесь, взвесьте каждую мелочь. Нельзя бросаться наобум. Не мало было умных ребят, было много хитрых, искусных побегов, но удались лишь немногие. Горе вам, если вас схватят. Эсэсовцы очень изобретательны на пытки. Вы, наверное, это и сами знаете. Хотите бежать - подумайте о своих родных. Их нужно предупредить, иначе шкопы притащат их сюда вместо вас.
Януш, Тадеуш, Генек и Казимир молча переглядывались.
- И все же должен быть верный способ,- сказал Генек, заскрипев зубами.
- Конечно. Время от времени побеги удаются. И тогда радуются все заключенные, несмотря на неминуемые расстрелы. Главное при побеге - иметь помощь с воли. Иначе куда денешься? Да и родных кто-то предупредить должен.
- Помощь с воли?- уныло переспросил Януш. - Это невозможно!
- Нет, возможно. Если у вас хватит сил пробыть здесь несколько месяцев, то вы станете изобретательными и невозможное станет возможным. Сами убедитесь. Ну, я пошел. Сюда идет эсэсовец. Наверное, заинтересовался, о чем мы тут разговариваем. Постарайтесь попасть на работу в каменный карьер. Там есть гражданские, и некоторым из них можно доверять. Но будьте осторожны. Среди них есть и сволочи, которые за великое счастье почитают лизать зады немцам.
Он ушел, а две сотни новичков остались на плацу. Все, что рассказал старожил, шепотом передавалось тем, кто стоял далеко и не слышал беседы сам. С тоской смотрели они на спины стоявших у стены и на бродящих как тени "мусульман". Не такая ли участь ждет и их через два три месяца?. .
- Надо думать о побеге,- буркнул Генек.
Наступил вечер. На плац вышла команда музыкантов и выстроилась у ворот. Над землей поднялся легкий туман. Лучи прожекторов без труда пробивали его. Мелодия быстрого марша, неясные фигуры, выплывающие из тумана, придавали лагерю еще более страшный, угрожающий вид.
Двести человек все еще стояли и ждали, когда эсэсовцы займутся ими. Ждали и те, кто стоял с затекшими руками у стены.
В воротах появилась первая рабочая команда, глухо отбивали такт деревянные ботинки. Нарушить ритм нельзя. Кнут быстро найдет того, кто сбился. Команды строились на плацу, тесня новичков к самым воротам. Бесконечный строй пленников, разбитых на группы по сто человек. Люди стоят не шелохнувшись. Изредка в толпе слышится шепот, прерываемый громким окриком: "Молчать!" Построение длилось более часа. Оркестр играл без передышки. Никогда еще ни один марш не звучал одновременно так бодро и трагично.
- Что здесь будет?- шепотом спросил Януш у стоявших рядом.
- Вечерняя поверка.
- А почему не начинают?
- Ждут штрафную команду. Так заведено.
- Молчать! Крематорские крысы!
Прошло еще полчаса.
Потом новички увидели такое, что у них волосы встали дыбом. Этого никогда не забыть.
В воротах показалась группа людей. Впереди, согнувшись чуть не до земли, двадцать человек тянули тяжелую повозку. Рядом с ними шел капо, то и дело подгоняя несчастных кнутом. Но они не реагировали на удары. Видимо, притерпелись к боли, сжились с ней, как сжились с огромной телегой, громыхающей железными колесами. На ней лежало тридцать трупов с открытыми глазами и искаженными мукой лицами, в разорванной. запачканной кровью одежде. На телах-следы собачьих клыков и пуль. Януш и его друзья еще не знали, что эту телегу называли здесь "мясной лавкой". На ней лежали те, кто умер от непосильного труда или был затравлен собаками за то, что, по мнению эсэсовцев, недостаточно проворно работал. Здесь же лежали и убитые "при попытке к бегству", хотя всякому было ясно, что эти скелеты не могли не только бежать, но даже и думать о побеге. Мертвых везли и на тачках, следовавших за "мясной лавкой". Здесь лежали те, кто не выдержал темпа в пути, упал и был застрелен на месте или растерзан собаками. Тачки толкали заключенные с суровыми, ожесточенными лицами. Как они ненавидели немцев, эсэсовцев, капо, собак, рабский труд и мертвецов, отнимавших у них остатки сил! Ненавидели и самих себя за то, что цеплялись за эту страшную, скотскую жизнь, за то, что не хватало мужества покончить со всем, бросившись на колючую проволоку.
За мертвыми шла колонна истерзанных штрафников. Недаром поднимался вечерами туман в Освенциме. Видимо, сам бог не мог смотреть на эту страшную картину. Штрафники нетвердо ступали по острому гравию босыми окровавленными ногами, поддерживая под руку ослабевших товарищей. Свистели кнуты, сыпались кулачные удары, удары эсэсовских сапог. А они шли, шли, как в бреду, с пепельно-серыми, обветренными лицами, с опущенными головами, шли, несмотря ни на что.
