Европейцы - Джеймс Генри

— Я не верю, что она хочет приехать и поселиться в этом доме, — сказала Гертруда.

Мадам Мюнстер отныне и впредь обозначалась у них этим личным местоимением. Шарлотта и Гертруда выучились со временем почти не запинаясь звать ее в глаза Евгенией, но, говоря о ней между собой, они чаще всего именовали ее «она».

— Она, что ж, считает, что здесь недостаточно хорошо для нее? — вскричала Лиззи Эктон, любившая задавать праздные вопросы, на которые, не предполагая, по правде говоря, получить ответ, неизменно отвечала сама безобидно-ироническим смешком.

— Но она ясно сказала, что хочет приехать, — возразил мистер Уэнтуорт.

— Это простая любезность, — настаивала Гертруда.

— Да, она очень любезна… очень, — сказал мистер Уэнтуорт.

— Чересчур любезна, — заявил его сын свойственным ему добродушно-ворчливым тоном, который вообще-то говорил всего лишь о желании понасмешничать. — Прямо не знаешь, куда и деться.

— Зато вас, сэр, в излишней любезности упрекнуть нельзя, — сказала Лиззи Эктон с обычным своим смешком.

— Ну, поощрять ее я не намерен, — продолжал Клиффорд.

— А хоть бы и намерены, мне-то что до этого! — вскричала Лиззи Эктон.

— Она не о тебе будет думать, Клиффорд, — сказала Гертруда убежденно.

— Да уж надеюсь! — воскликнул Клиффорд.

— Она будет думать о Роберте, — продолжала Гертруда тем же тоном.

Роберт Эктон начал краснеть, хотя, казалось бы, у него не было на это никаких причин, поскольку все обернулись к Гертруде — по крайней мере все, кроме Лиззи, которая, склонив набок хорошенькую головку, глядела с пристальным вниманием на брата.

— Зачем же приписывать другим задние мысли, Гертруда? — сказал мистер Уэнтуорт.

— Я никому ничего не приписываю, папа, — сказала Гертруда. — Просто я говорю, что думать она будет о Роберте, вот увидите.

— Гертруда судит по себе, — воскликнул Эктон, смеясь. — Правда ведь, Гертруда? Ну, разумеется, баронесса будет думать обо мне. Она будет думать обо мне с утра и до вечера.

— Ей будет очень хорошо у нас, — сказала не без некоторой естественной для хозяйки дома гордости Шарлотта. — Мы предоставим ей большую северо-восточную комнату. И французскую кровать, — добавила она, памятуя все время о том, что гостья их иностранка.

— Ей там не понравится, — сказала Гертруда. — Даже если ты пришпилишь по десять салфеточек к каждому креслу.

— Почему же, дорогая? — спросила Шарлотта, расслышав иронические нотки, но нисколько на это не обидевшись.

Гертруда давно уже встала с места; она ходила по комнате и ее надетое в честь баронессы тяжелого шелка платье шуршало, прикасаясь к ковру.

— Не знаю, — ответила она. — Думаю, ей нужно что-то более уединенное.

— Если ей нужно уединение, пусть сидит у себя в комнате, — заметила Лиззи Эктон.

Гертруда приостановилась и посмотрела на нее.

— Это не доставит ей удовольствия, а ей захочется сочетать уединение с удовольствием.

Роберт Эктон снова рассмеялся.

— Ну и мысли у вас, моя дорогая кузина!

Шарлотта не сводила серьезных глаз с сестры; она не могла понять, откуда взялись у Гертруды такие странные представления. Мистер Уэнтуорт тоже наблюдал за младшей дочерью.

— Не знаю, какой она привыкла вести образ жизни, — сказал он, — но готов утверждать, что у нее не могло быть дома более безупречного, с более благоприятной обстановкой, чем этот.

Гертруда стояла и смотрела на них.

— Она жена принца, — сказала она.

— Здесь все мы принцы, — сказал мистер Уэнтуорт. — И, насколько мне известно, никто поблизости не сдает внаймы дворца.

— Кузен Уильям, — вступил в разговор Роберт Эктон, — хотите сделать благородный жест? Предоставьте им в дар на три месяца ваш маленький домик напротив.

— Не слишком ли ты щедр за чужой счет? — вскричала его сестра.

— Роберт не менее щедр и за свой счет, — проговорил невозмутимо мистер Уэнтуорт, глядя в холодном раздумье на своего родственника.

— Гертруда, — продолжала Лиззи, — а мне-то казалось, что новая родня пришлась тебе по душе.

— Кто именно? — спросила Гертруда.

— Да уж, конечно, не баронесса, — ответила Лиззи со своим смешком. — Я думала, ты намерена видеться с ним почаще.

— С Феликсом? Я надеюсь очень часто с ним видеться, — сказала Гертруда просто.

— Тогда почему же ты хочешь держать его подальше от себя?

Гертруда взглянула на Лиззи и отвела глаза.

— Лиззи, а вы хотели бы, чтобы я жил в одном доме с вами? — спросил Клиффорд.

— Ни за что на свете. Ненавижу вас! — ответила юная леди.

— Папа, — проговорила Гертруда, останавливаясь перед мистером Уэнтуортом и обращаясь к нему с улыбкой, которая казалась особенно милой еще и оттого, что была редкостью, — пожалуйста, пусть они поселятся в маленьком домике напротив. Это было бы так чудесно!

Роберт Эктон внимательно смотрел на нее.

— Гертруда права, — сказал он. — Гертруда — самая умная девушка на свете. Если и мне позволено высказать свое мнение, я очень рекомендовал бы поселить их именно там.

— Но северо-восточная комната куда красивее! — настаивала Шарлотта.

— Она сама наведет красоту, предоставьте это ей, — воскликнул Роберт Эктон.

В ответ на его похвалы Гертруда, бросив на него взгляд, покраснела: можно было подумать, что не он, а кто-то другой, не так близко знакомый, похвалил ее.

— Она сама наведет красоту, увидите! Как это будет интересно! Мы сможем ходить к ним в гости. Это будет иностранный дом.

— Так ли уж нужен нам здесь иностранный дом? — спросил мистер Уэнтуорт. — Вы убеждены, что нам желательно завести иностранный дом… в наших тихих краях?

— Послушать вас, — смеясь, сказал Эктон, — так можно вообразить, что бедная баронесса решила открыть здесь питейное заведение или рулетку.

— Это было бы так чудесно! — снова сказала Гертруда, опираясь рукой на спинку кресла, в котором сидел ее отец.

— Если бы она открыла рулетку? — спросила с величайшей серьезностью Шарлотта.

Гертруда секунду смотрела на нее, потом спокойно сказала:

— Да, Шарлотта.

— Гертруда стала много себе позволять, — раздалось юношески-насмешливое ворчание Клиффорда Уэнтуорта. — Вот что бывает, когда поведешься с иностранцами.

Мистер Уэнтуорт поднял голову и, взглянув на стоявшую рядом с ним дочь, мягко притянул ее к себе.

— Ты должна быть осторожна, — сказал он. — Должна все время следить за собой. Да и всем нам следует соблюдать осторожность. Нам предстоит огромная перемена, мы испытаем на себе чуждые влияния. Я не хочу сказать, что они дурные, ни о чем не хочу судить заранее. Но, возможно, от нас потребуется все наше благоразумие, все умение владеть собой. Установится совсем другой тон.

Из уважения к словам отца Гертруда немного помолчала, но то, что она потом произнесла, никак нельзя было счесть на них ответом.

— Мне хочется посмотреть, как они будут жить. Они введут у себя другой распорядок дня, вот увидите. И каждую мелочь она, наверно, делает по-другому. Ходить к ним в гости будет все равно для нас, что съездить в Европу. Она устроит себе будуар. Станет приглашать нас обедать — под вечер. Завтракать будет у себя в спальне.

Шарлотта снова в изумлении посмотрела на сестру. Ей казалось, что воображение Гертруды просто не знает удержу. Она всегда помнила, что у Гертруды богатое воображение — и гордилась им. Но в то же время считала, что это опасное и безответственное свойство; в настоящую минуту оно грозило, по ее мнению, превратить сестру в какую-то незнакомку, как бы возвратившуюся вдруг из дальних странствий и толкующую о непривычных пожалуй, даже неприятных — вещах, которые ей довелось там видеть. Воображение Шарлотты никогда ни в какие странствия не пускалось; она держала его, так сказать, у себя в кармане вместе с прочим содержимым этого хранилища: наперстком, коробочкой мятных леденцов и кусочком пластыря.

— Не думаю, что она станет готовить обеды… или хотя бы завтраки, сказала старшая мисс Уэнтуорт. — Не думаю, что она умеет что-нибудь делать сама. Мне пришлось бы отрядить к ней половину прислуги, и всем им было бы на нее не угодить.