Чимаманда Адичи - Половина желтого солнца
Хай-Тек частенько подсаживался к Угву, когда тот читал. Он то напевал нудным голосом биафрийские песни, то болтал о том о сем. Угву не обращал на него внимания. Но однажды женщины не принесли в лагерь ничего съестного, и солдаты хмуро ворчали день напролет. Ночью Хай-Тек растолкал Угву, протянул банку сардин, и Угву вцепился в нее. Хай-Тек прыснул: «Это нам на двоих». Где он ее раздобыл? Угву диву давался, откуда у Хай-Тека, совсем еще пацана, такая сметливость и хватка. Они спрятались за корпусом и вдвоем умяли рыбу в масле.
— Вандалов кормят на убой! — сказал Хай-Тек. — Когда я однажды пробрался в их лагерь, там женщины варили суп с большущими кусками мяса. И даже наших угощали на Пасху. Тогда неделю боев не было.
— На Пасху не было боев? — переспросил Угву.
— Ага. Они даже в карты с нашими играли и пили виски. Бывает и такое — устраивают перемирия, чтобы все отдохнули. — Хай-Тек глянул на Угву и хихикнул: — Ну и башка у тебя — умора!
Угву дотронулся до макушки: осколком стекла его обрили неровно, тут и там торчали пучки волос.
— Да уж.
— Это оттого, что брили по сухому, — со знанием дела объяснил Хай-Тек. — Давай я побрею бритвой, с мылом.
Хай-Тек достал кусок пахучего зеленого мыла, намылил Угву голову и мастерски побрил лезвием. Позже, когда Хай-Тек шепнул ему: «Операция через два дня», Угву вспомнил обычай бриться наголо в знак траура. Бритье как дань скорби. Угву лежал лицом вверх на тонком матрасе, прислушиваясь к противному храпу со всех сторон. Он заслужил уважение товарищей, до конца выкладываясь на учениях, преодолевая полосу препятствий, лазая по грубому канату, — но так ни с кем и не сдружился по-настоящему. Говорил он очень мало, и чужая судьба не интересовала его. Лучше никого ни о чем не расспрашивать — пусть на душе у каждого лежит свой груз. Он мечтал встать тихонько, выпрыгнуть в окно и бежать до самой Умуахии, до своего двора, и снова увидеть Хозяина и Оланну, обнять Малышку! Но часть его души хотела остаться здесь и бороться за правое дело.
Земля в окопе была мягкая, сырая, как размоченный хлеб. Угву лежал неподвижно. По руке пополз паук, но Угву не стал его смахивать. В кромешной, хоть глаз выколи, тьме он представлял мохнатые паучьи лапки, не привыкшие ощущать вместо прохладной почвы теплую живую плоть. Изредка показывалась луна, тускло высвечивая контуры деревьев впереди. Враг где-то там. Хоть бы чуточку побольше света, как вначале, когда Угву зарывал обунигве. Теперь же сгустился мрак. Шнур холодил руку. Рядом с ним солдат бормотал молитвы, так тихо, словно нашептывал в ухо Угву: «Матерь Божия, молись за нас, грешных, и теперь, и в наш последний час». Когда враги открыли огонь, Угву стряхнул паука и выпрямился. Со всех сторон грохотали орудия, пехота вела ответный огонь, чтобы запугать вандалов, этих грязных пастухов, которые знать не знают, что их поджидают мины-огбунигве.
Угву вспомнилось, как Эберечи щипала его за шею, как он целовал ее влажный рот. Вандалы открыли минометный огонь. С грохотом разорвался снаряд, засвистели осколки. Невдалеке вспыхнула трава, и впереди, возле островка деревьев, Угву заметил хорька — с выгнутой спиной он походил на гигантскую черепаху. И тут Угву увидел их — темные крадущиеся силуэты, целую орду. Они были в зоне действия его мины. Угву даже не ожидал, что они сами придут к нему в руки, что ему так скоро предстоит взорвать свою огбунигве, и разлетится дождем разящий металл. Аккуратно и решительно он соединил провода — и был поражен небывалой силой взрыва, хоть и ждал его. Съежился на миг в страхе: вдруг ошибся в расчетах, вдруг мимо? И услышал возглас совсем рядом: «Есть!» Крик долго еще отдавался в ушах, пока сидели в окопе, прежде чем выбраться и пойти к трупам врагов.
— Раздевай их! Снимай штаны и рубашки! — крикнул кто-то.
— Только башмаки и винтовки! — раздался другой голос. — Некогда. К ним идет подкрепление! Быстро, быстро!
Угву склонился над худым телом, стащил башмаки и сунул руку в карман. Пальцы наткнулись на орех кола в липкой теплой крови. Лежавший рядом солдат дернулся, когда Угву тронул его, и Угву отпрянул. Умирающий протяжно вздохнул и затих. Угву вздрогнул. Недалеко от него парень потрясал винтовками в обеих руках и кричал.
— Пошли! — Угву обтер окровавленную ладонь о штаны.
После этой операции Угву окрестили Меткий Глаз. Собравшиеся возле штаба солдаты одобрительно хлопали Угву по спине и шутили: «Вычитал в своей книжке, как это делается?» От успеха у Угву будто отросли крылья. Все дни перед следующей операцией, когда солдаты играли в карты и пили джин, Угву не ходил, а летал по воздуху.
Лежа на спине, он наблюдал, как Хай-Тек скручивает на двоих косяк. Вообще-то Угву больше нравились сигареты «Марс», от травы ноги становились ватными. Курили в открытую, потому что командир ходил довольный, а новость, что Биафра отбила у вандалов Оверри, преисполнила всех надеждой. Дисциплина стала менее строгой, солдат даже отпустили в бар у скоростной автострады.
— Идти далеко, — заметил кто-то, а Хай-Тек расхохотался:
— Конфискуем чью-нибудь машину!
Смех его напомнил Угву, что Хай-Тек еще ребенок. Ему ведь всего тринадцать. Среди девятерых взрослых мужчин он выглядел нелепо. В тишине шаркали по асфальту резиновые шлепанцы. Двое шли босиком. Подождали немного, и, завидев пыльный «фольксваген — жук», встали поперек дороги. Машина остановилась, солдаты застучали по капоту:
— Вылезайте, чертовы штатские!
Мужчина за рулем смотрел сурово, давая понять, что запугать его не так просто. Жена заплакала, начала умолять:
— Пропустите нас, пожалуйста, мы ищем сына! Говорят, его видели в лагере беженцев.
— Машина нужна для боевой операции.
Женщина, сдвинув брови, всматривалась в лицо Хай-Тека. Подумала, наверное, что это может быть ее сын.
— Мы за вас жизнь отдаем, а вы раскатываете в свое удовольствие?
Женщину вытащили из машины. Муж ее вылез сам, встал рядом с автомобилем, зажав в кулаке ключ.
— Так нельзя. Вы не имеете права отбирать машину. У меня пропуск. Я правительственный работник.
Один из солдат ударил его по лицу, он покачнулся, солдат ударил еще раз, и еще, и еще, и он рухнул наземь, выронив ключ.
— Хватит! — крикнул Угву.
Другой солдат пощупал у пострадавшего пульс, убедился, что тот жив. Женщина склонилась над мужем, а солдаты набились в машину и покатили в бар.
Девушка за стойкой сказала, что пива нет.
— Точно? Или прячешь? Боишься, что не заплатим?
— Нет-нет, точно. Пива нет, — настаивала худощавая, с резкими чертами, неулыбчивая официантка.
