Мария Арбатова - Меня зовут Женщина
— А что ж вы тут экспонируете? — поправил очки на носу седой господин. — У вас же не может быть ни одной подлинной единицы хранения.
— Но... У нас есть документы эпохи... Есть копия рукописного журнала со стихами Пушкина. Есть раритеты того времени... Фрагмент ступеньки дома Воронцова... — испуганно сдавала экзамен экскурсоводша.
— И под это вы хотите оттяпать еще полздания и сдавать фирмам? — строго спросила дама с веером.
— Нет... Почему... Мы... Пушкин... Культурное наследие... Будущие поколения... — залепетала экскурсоводша.
— Дамы и господа, — нашлась организаторша. — Вы приехали в Одессу. А Одесса в принципе город мифов. Но если вам придется беседовать об этом музее с городским начальством, помните, что иногда неуместной правдивостью можно приговорить... Поймите, перед вами последние оазисы русской культуры на одесской земле.
— Ну что вы, — сказала дама с веером, впоследствии оказавшаяся специалистом по Серебряному веку, а не по солнцу русской поэзии. — Мы же с вами как пушкинисты с пушкинистами. Неужели вы думаете, что с «ними» мы что-нибудь будем всерьез обсуждать?
— Можно вас на минуточку? — потянул Лину за рукав Сергей Романыч.
Они отошли в тихий угол.
— Хочу извиниться за вчерашнюю невежливость. Я здесь так устал от дам с веерами. Я подумал, что вы одна из них.
— А сегодня обнаружили у меня отсутствие веера? — усмехнулась Лина.
— Знаете, есть одно письмо, — скороговоркой сказал Сергей Романыч. — Его мало кто понимает правильно. Рискуя вас утомить, я прочитаю его на память: «... Вчера я весь вечер провел наедине с известной тебе дамой, но когда я говорю «наедине» — это значит, что я был единственным мужчиной у княгини Вяземской... В общем, я хорошо продержался до 11 часов, но затем силы оставили меня и охватила такая слабость, что я едва успел выйти из гостиной, а оказавшись на улице, принялся плакать, точно глупец, отчего, правда, мне полегчало, ибо я задыхался; после же, когда я вернулся к себе, оказалось, что у меня страшная лихорадка, ночью я глаз не сомкнул и испытывал безумное нравственное страдание... Еще раз умоляю тебя, мой дорогой, прийти на помощь, я всецело отдаю себя в твои руки, ибо, если эта история будет продолжаться, а я не буду знать, куда она меня заведет, я сойду с ума».
— Я понимаю, что это письмо Пушкина, а кто имеется в виду под «известной тебе дамой»? — спросила Лина.
— Под «известной тебе дамой» имеется в виду Наталья Гончарова. Но это не письмо Пушкина. Это письмо Дантеса. Он с дежурства писал Геккерену! — с торжествующей улыбкой пророкотал Сергей Романыч так громко, что на них обернулись.
— Ничего не понимаю, — пожала плечами Лина.
— А что тут непонятного? — сощурил Сергей Романыч пожилые водянистые глаза. — Дантес влюбился так, что плохо себя контролировал!
— Вот те на! — оторопела Лина. — И что, никто из пушкинистов этого письма не читал?
Миф, голубушка, сильнее. Пушкин — солнце русской поэзии. Дантес — грязный убийца. А вы хотите, чтоб кто-то интересовался его чувствами?
— Извините, — подошла организаторша к Лине. — За вами приехали с телевидения.
Машина ехала многоукладной Одессой, причесанные дома соседствовали с развалюхами, казино — с бабульками на лавочках. На стене детского сада, ангажированного курсами иностранного языка, алела вывеска «Английська мова — елементарно!».
Более ободранного здания телевидения Лина не видала никогда. Ее завели в крохотную студию.
— Меня надо попудрить, а то я буду блестеть, — сказала Лина вошедшей девушке.
— Нет проблем, — ответила девушка, достала пудреницу и начала пудрить Лину. — Через пять минут начнем. Вас предупредили, что будет прямой эфир?
— Это все равно, — сказала Лина. — Но у меня комплекс Хлестакова, по-моему, меня опять здесь приняли за кого-то другого.
— А никто ж больше из Москвы не приехал, — ответила девушка. — Еще бы губы немножко подкрасить.
— Кто будет вести передачу? — спросила Лина, сев за столик.
— Я, — сказала девушка и села напротив.
— Извините, — смутилась Лина. — Я думала, что вы визажист.
— У нас нет денег на визажистов. Но я все умею, — отозвалась девушка. — Вам будут звонить в эфир и задавать всякие вопросы про книгоиздание. Все, начинаем.
Она ослепительно улыбнулась в камеру и сказала нараспев:
— Здравствуйте, сегодня у нас в гостях человек очень интересной судьбы, писательница, поэтесса и директор издательства «Лина» Лина Борисова. Она приехала из Москвы и согласилась ответить на наши вопросы о трудностях распространения книг на русском языке на территории Украины. Скажите, пожалуйста, Лина, вот вы такая интересная женщина, почему вы пошли в издательский бизнес? Ведь это такое трудное дело.
— Я хочу вас поправить, мое издательство называется «Лира», а не Лина, — осторожно начала Лина и, подняв перед камерой сборник прозы, показала. — Вы всегда узнаете его книги по изображенной лире.
— Извините, пожалуйста, я перепутала, — оправдалась девушка. — Уважаемая Лира, так почему вы решили заняться таким трудным, таким мужским делом?
— А зовут меня как раз Лина, — снова поправила Лина. — Я занялась издательскими проектами потому, что надо было кормить семью. И через какое-то время у меня начало получаться.
— Еще раз извиняюсь за такую путаницу, — настаивала девушка. — Просто у нас в городе бизнесмены все называют своими именами: агентство недвижимости — Александр, магазин спорттоваров — Виктор, парикмахерская — Татьяна. Вот я и решила, что ваше издательство носит ваше имя.
— Ну, у меня же не парикмахерская.
— Да, да, да, именно, — хохотнула девушка. — А теперь послушаем звонки наших телезрителей.
Что-то захрипело, застонало, и трепетный женский голос прорвался в эфир:
— Скажите, пожалуйста, вот у вас в Москве живет писательница Александра Маринина, издаете ли вы ее книжки, замужем она или нет или это вообще мужчина под псевдонимом?
— Все, что мне известно о Марининой, так это, что она женщина. Я не издаю ее, потому что мое издательство ориентировано на литературу, а не на макулатуру.
— Но ведь издавать Маринину очень выгодно коммерчески, — заметила ведущая.
— Торговать оружием и наркотиками еще выгодней, — разозлилась Лина.
— Хорошо, послушаем еще звоночек, — попросила ведущая.
— Я вот ветеран войны, дошел до Берлина, — закричал пожилой мужской голос. — Сам русский из-под Вологды, но живу в Одессе сорок лет! У меня пенсия копеечная! Почему Ельцин нас не защищает? Вы там в Москве живете как куркули, а мы тут с голоду дохнем!
— А вы подданный Украины? — спросила Лина, хотя слабо понимала, почему должна отвечать на вопросы, адресованные лично Ельцину.
