Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2005)
“Предлагаемая подборка, — пишет Гелескул, — затрагивает лишь одну из его мелодий — правда, возникшую еще в ранних стихах и окрепшую в поздних. Лесьмяна нередко называли „поэтом мертвых”. Многое в его стихах происходит на том свете. Но, создавая свою мифологию смерти, он находит для потустороннего мира почти житейское название — „чужбина”. Загробный мир Лесьмяна — это как бы жизнь в обратной перспективе: мертвые еще присутствуют в мире, только начинают умирать — и умирают по мере того, как тускнеют в памяти живых. Для Лесьмяна мысль о том, что нет настолько любимого человека, без которого жить невозможно, страшней, чем сознание смерти. Это и есть та пропасть, что отделяет его от декадентов, уютно смакующих нашу бренность, обреченность и прочие затасканные борзописцами страхи…”
За глухой бурьян
Помолись в дуброве,
И за смерть от ран,
И за реки крови.
За ярмо судьбы
И мольбу о чаше.
И за все мольбы.
И за слезы наши.
Самуил Лурье. Архипелаг гуляк. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 3 <http://www.zvezda.ru>.
Как всегда, блестящая эссеистика: на сей раз о городских садах СПб. Что же до каламбурно-реминисцентного названия, то вспомнил я, что была и одноименная песня у Александра Башлачева. Правда, ни текста, ни аудиозаписи, насколько знаю, не сохранилось.
М. Б. Мирский. Процессы “врачей-убийц”. 1929 — 1953 годы. — “Вопросы истории”, 2005, № 4.
Вона когда они начались-то.
Нобелевская лекция. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 3.
“Моя речь иногда пускается в путь по ошибке или случайно, но никогда не покидает своего пути. А сам процесс речевого выражения не является произвольным, он непроизволен произвольно, нравится нам это или нет. Речи известно, чего она хочет. Хорошо ей, — я вот не знаю, чего хочу, и не знаю имен и названий. Болтовня теперь продолжается там, вдалеке, потому что болтовня — это всегда продолжение начатого, не имеющее ни начала, ни конца; но это не речь. Итак, болтовня продолжается там, где другие непременно задерживаются, те, кому якобы некогда, кто не может задержаться, так как очень занят. Там болтовня. Но не я. Только язык, речь, которая иногда отдаляется от меня, приближаясь к людям, не к „другим”, а к настоящим, подлинным, выходит на снабженную четкими указателями дорогу (кто же здесь заблудится?!) и следит за ними точно камера, за каждым их движением. Надо, чтобы хотя бы она, речь, узнала, какова жизнь, что есть жизнь, узнала там, где как раз нет жизни; и все это затем нужно еще и описать, отобразив как раз то, чего не существует. Вот мы заговорили, например, о том, что надо бы сходить к врачу, провериться на всякий случай. И вдруг речь пошла сурово, мы заговорили так, словно у нас есть выбор — говорить или молчать. Что бы ни происходило, речь идет, а я сама стою в стороне. Речь идет. Я же стою на месте, но — в стороне. Ни на чьей стороне. И теряю дар речи.
Нет, речь пока осталась. Может быть, она все время была со мной, но предавалась размышлениям о своем превосходстве? Над кем? А теперь вот заметила меня и властно призвала к порядку, властительница речь…” ( Эльфриде Елинек, “В стороне”; перевод с немецкого Галины Снежинской).
Ну и т. д. Завершает блок статья Ларисы Залесовой-Докторовой “Эльфриде Елинек — совесть австрийской нации”.
Вадим Перельмутер. Фрагменты о книге поэта. — “Арион”, 2005, № 1.
И размышления, и короткие впечатления от поэзии и книг Инны Лиснянской, Геннадия Русакова и Олега Чухонцева, как всегда у В. П., —“дневник читателя”, в самом высоком смысле.
“„Блажен, кто смолоду был молод”... Страстное увлечение анализом опьянило всесилием объективного понимания искусства. При отрезвлении неожиданно выяснилось, что весьма неладно обстоит с синтезом: при сборке „развинченного” сочинения (или „творчества”) всякий раз обнаруживалось некоторое количество „лишних деталей”. И тогда более или менее прояснилось, что в слитности противоречия (внутреннее напряжение) бывают куда резче, отчетливей, а главное — органичней, чем в отдельности кусков... И что гармония — не выверенность и соразмерность всех частей изображения/высказывания, но свобода их взаиморасположения, т. е. возможность внутреннего движения. А поскольку все связано со всем, то и движется — все .
Гармония не бывает без лишнего ...
Но для того, чтобы это понять, пришлось думать — три четверти века”.
И это все о ней, о поэзии.
“Поэзия — не философия. В ней назвать — не значит преодолеть . И выговориться в ней невозможно, можно лишь обезголосеть. Многословие оборачивается потерей голоса”.
Валерия Пустовая. Быстрее, короче, легче. — “Октябрь”, 2005, № 2.
О газетах и журналах. “Книжное обозрение” и “Независимая газета”. Щепотка собственных воспоминаний также наличествует.
Валентин Резник. Только пламя, как сердце горит… Стихи. — “Дружба народов”, 2005, № 4.
Что-то хорошее, слуцко-самойловское, слышится в доверчивом и горячем Резнике. Как хорошо он помянул тут Ю. Болдырева, посмертного “оруженосца” автора “Лошадей в океане”.
Василий Русаков. Стихи. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 3.
Сорокасемилетний питерский стихотворец, автор двух книг. Вторая, прошлогодняя, называется “Уверение Фомы, или Строгий рай”.
Он вчера позвонил и сказал, что убили сына…
Я молчал в телефонную трубку, мне было страшно
За него; за себя, если честно сказать, противно —
И молчать невозможно, и что ни скажи — напрасно.
Но потом я наплел, мол, держись, прилечу, вот надену куртку…
Он твердил — ничего, не надо… Как слаб и гадок
Был я — полный козел! Он хрипел — погоди минутку…
И сморкался в платок, и бежал холодок меж лопаток.
Вот приходит горе, а друга утешить нечем.
Для чего же и дружба нужна, если нет опоры? —
Ты скажи там, возьму неделю… — Да-да, конечно…
И долблю, как пластинка: ох, горе, какое горе!
См. рецензию А. Машевского на “Уверение Фомы…” в этом номере “Нового мира”.
Геннадий Русаков. Стихи. — “Арион”, 2005, № 1.
..................................
Зачем нас так мало на свете,
готовых пойти до конца,
где больше — ни жены, ни дети,
лишь слово стоит у лица?
Где высшая мера успеха —
чужого восторга озноб.
Где давишься кровью от смеха,
с собою таская свой гроб.
Где строчка стареет до взлета.
Где надо шустрить и плясать.
Кому-то доказывать что-то.
И болью сердца потрясать.
Мне сразу вспомнилась подборка стихотворений Андрея Битова в прошлом номере “Нового мира”.
А еще в этом “Арионе” очень хороши стихи Марии Галиной, спасибо А. Василевскому, который обратил на них мое внимание. “Доктор Ватсон вернулся с афганской войны…” и “Про жука”, — посмотрите.
Артем Скворцов. Зараза жизни (о стихах Виктора Коркия). — “Арион”, 2005, № 1.
Забыли мы, братцы, поэта Коркия.
“…Надо бы не полениться добыть в крупной библиотеке тоненький сборник в белой обложке, чтобы поймать себя на том, как, в духе автора, потянет на каламбур: обнаружил Коркия у себя в подкорке я. Эти стихи обладают драгоценным свойством: они „образуют душу” в юности и тонизируют дух в зрелом возрасте. Закрываешь книгу и чувствуешь, как уменьшилась мировая энтропия”. Прозит.
Наталья Сметанникова. Участь чтения. — “Октябрь”, 2005, № 3.
Президент Московского отделения Международной ассоциации чтения пишет о том, как читают наши дети. Ну и в сравнении с зарубежным исследовательским опытом дела у нас обстоят средне. “Наши дети не смогли разобраться, насколько глубоко и полно им нужно погрузиться в текст, чтобы тот стал понятен. Как уже говорилось, работа с художественным текстом ограничивалась общим пониманием, а с текстом математическим и естественно-научным — не шло дальше деталей. Так что охватить мысленным взором сюжет в целом им оказалось не по силам”.
