Бен Элтон - «Номер один»
— Понятно.
Дальше Кельвин повернулся к костюмерам:
— Во что вы ее одели?
— В превосходный темный брючный костюм в серебряную полоску, — ответила костюмерша. — Он ее немного стройнит и скрывает ноги. Груди у нее в полном порядке, они единственное, с чем можно работать, поэтому мы расстегнем несколько пуговиц на рубашке и покажем их. Что касается аксессуаров, я подумывала о хомбурге и…
— Это не то, — перебил ее Кельвин, — не то, не то, не то. Дайте ей рабочий комбинезон и футболку с надписью «ВСЕ МУЖЧИНЫ — НАСИЛЬНИКИ».
— Вы думаете, она это наденет?
— Она наденет то, что мы ей скажем. Они все подписали контракт.
Челси и Тренту было поручено сообщить Табите, что они для нее придумали, и убедиться, что она шагнет в направлении своей гибели. Теоретически эту работу должна была выполнять Берилл, потому что по сюжету Табита была одной из ее «подопечных». В реальности трое судей уже давно отказались даже делать вид, что они хоть как-то связаны с участниками до их выступления. Отборщики и продюсеры проводили все переговоры, изредка посылали цветы и записки якобы от судей и не забывали напоминать участникам, чтобы те непременно поблагодарили судей в прямом эфире за маленькие знаки внимания.
Именно выдумка с «наставничеством» забавляла Берилл больше всего. Она ее обожала. Она делала ее неуязвимой, словно ей все могло сойти с рук.
— Люди действительно верят в это дерьмо! — говорила она своим друзьям в США, заливаясь хохотом. — Они верят, что я каждый день прихожу в эти поганые комнаты для репетиций и держу моих поганых участников за руки! Это невероятно. Я с гордостью могу сказать, что не было ни одного кадра, где я бы общалась хоть с одним из этих идиотов, ни в обычной жизни, ни во время выступлений, ни во время их эмоциональных срывов, а люди по-прежнему думают, что я самая настоящая мать-наседка! Это превосходно. Невероятно. Когда-нибудь, клянусь, я повернусь к камере и скажу зрителям, что за говнистая кучка придурков эти конкурсанты. Но, разумеется, я их люблю. Это мои люди.
Независимо от любви или ненависти Берилл определенно не была готова работать с участниками шоу, и поэтому именно Челси и Трент вместе с группой младших отборщиков отправились в дом с гостиничным обслуживанием в Килберне, где проживали участники, чтобы сообщить Табите, что она должна сделать.
Уговаривать ее пришлось долго.
— «Все мужчины — насильники», — неуверенно сказала Табита. — Думаете, людям это понравится?
— Ну, не всем людям, — согласилась Челси, — но на этой стадии конкурса, где осталось еще целых двенадцать участников, нужно найти свою нишу.
— Но «Sexual Healing»? Разве песня не слишком откровенная?
— Разумеется. Нет ничего лучше, чем немного откровенного сафизма. Поверь мне. Ты должна писать крупными мазками. У тебя будет всего пара минут, чтобы произвести впечатление. Теперь насчет ролика перед выступлением, что ты хочешь сказать?
Челси говорила о видеосюжете, который показывали перед выступлением каждого конкурсанта: в нем они стояли на черном фоне, с мрачными лицами и взъерошенными волосами и рассказывали о своих страхах и надеждах.
— Ну, — ответила Табита, — я думала о том, чтобы рассказать, что я ужасно нервничаю и очень много работала, потому что очень, очень хочу стать певицей.
Челси нахмурилась.
— Знаешь, я думаю, впечатление будет намного сильнее, если ты скажешь о том, как бы тебе хотелось, чтобы у тебя и у твоей подружки была дочь, которой ты хотела бы посвятить эту песню, и что ты веришь, что экстракорпоральное оплодотворение для лесбиянок должно осуществляться бесплатно за счет Государственной системы здравоохранения и что нужно разрешить выбирать, с кем спать, и у тебя нет молодого человека, потому что…
— Все мужчины насильники? — спросила Табита.
— Вот именно. Людям понравятся твои принципы.
Табита сделала то, что ей сказали, и была награждена какофонией неодобрительных выкриков из аудитории. Перед началом съемок Бэри и Гэри четко дали понять зрителям, что при желании они могут очень громко выражать свое мнение и что свист и неодобрительные выкрики тоже допустимы.
Еще до подсчета телефонных голосов было очевидно, что Табита будет одной из двух кандидатов на вылет.
С легкой подачи Кили судьи ненадолго затеяли наигранную, словно сделанную из цельного куска дерева перепалку.
— Как ты могла дать ей эту песню?! — крикнул Родни.
— Это отличная песня, — ответила Берилл. — Это песня Марвина Гея.
— Да, и ее нужно было оставить самому Марвину Гею. Песня слишком сложная для нее.
— Да, Табита, — согласилась Берилл своим воркующим, хриплым, сочувствующим голосом, — боюсь, что эта песня была слишком сложна для тебя.
Вместе с Табитой кандидатом на вылет оказалась Латиффа, но сомнений в том, кто из них отправится домой, не оставалось.
— Таби, детка, — сказала Кили, — ты хочешь что-нибудь сказать судьям?
— Ну, я была не особенно довольна выбором песни…
— Песня отличная, — перебил ее Кельвин. — Просто слишком сложна для тебя.
Табита хотела добавить, что выбором костюма она тоже не была довольна, но, увы, ее время уже вышло.
Вторая неделя
Избавившись от Табиты и обрушив на себя лавину ненависти, которую источала пресса в первую неделю, Кельвин наметил на следующую — Латиффу, мечтавшую быть похожей на Тину Тернер. Раньше Кельвин старательно монтировал сцены Латиффы, создавая положительный образ, выставляя ее самоуверенность привлекательной и сильной чертой, а ее веру в собственную сексуальность необоримой. Теперь он обратил против нее ее же орудие и при помощи выбора песни, костюма и интервью перед выступлением моментально превратил ее в шумную, раздражающую, громкоголосую, заблуждающуюся на свой счет выскочку. Он дал ей спеть песню «Simply The Best» и задал тональность самой Тины Тернер, слишком высокую для Латиффы. Ее одели в мини-юбку, которую носила Тина в восьмидесятых и для которой требовались ноги женщины, съевшей меньше кебабов, чем Латиффа, и убедили выставить себя высокомерной, корыстной занудой в интервью.
— На прошлой неделе я не показала даже половины того, на что способна… Теперь долой маску, зрители увидят, какая я на самом деле… Кельвин сказал, что я пару раз сфальшивила — это было так неуместно, мне было очень обидно… Неделя была трудная, но я сильная женщина и останусь сильной… Так что смотри внимательно, Кельвин, потому что девушка — «simply the best».[10]
Неудивительно, что высокомерие Латиффы плохо смотрелось на фоне ее наигранного, визгливого выступления. Кельвин был жесток.
