Скарлетт Томас - Корпорация «Попс»
— Вот именно! — радуется Эстер. — Клевая загадка. Мне ее Грейс рассказала. Она говорит, обе точки зрения были основательно математически аргументированы, но никто так и не доказал, какая верна.
Я жую жвачку и думаю: может, это просто такой вопрос, на который нет ответа.
— А я все равно говорю: надо брать коробку Б. — Бен непреклонен. — Ты решаешь не хитрить, и Всевышний понимает, что ты — честный человек, который не станет обманывать, и ты получаешь свой миллион. Все просто. В конце концов, вся заморочка начинается в тот миг, когда ты пытаешься обмануть Всевышнего. Таким образом, ты берешь коробку Б и не пытаешься захапать А в придачу, потому что, если решишь ее взять, Всевышний это предскажет, будь уверена.
— Да, — говорю я. — Это интересный взгляд. Есть ли у Всевышнего нравственное измерение, или он состоит из сплошной логики?
И вдруг задумываюсь: может, в этом и есть суть алчности — может, это игра, в которой есть только логика, и никакой морали?
— Наверняка из сплошной логики, а? — говорит Эстер. — Иначе Бен прав, и его решение верное. И никакого парадокса нет. — Она кладет в рот очередную конфетку. — Как бы то ни было, мой Всевышний не такой.
— Твой Всевышний? — Я поднимаю брови.
— Ага. Мы все, по-моему, изобретаем себе Всевышних. Такова уж жизнь. Придумываем собственную религию, свое загробное царство, Всевышнего, если он нам нужен, вообще что захотим, и когда помираем, получаем то, чего ждем. Люди, которые ни во что не верят или не желают создать свою собственную систему верований, после смерти исчезают бесследно. Люди, которые верят в сложную систему реинкарнаций и циклов жизни, реинкарнируют. А те, что принадлежат к организованной религии, получают то, что она обещает, хотя обычно там ничего хорошего нет…
— Но это тоже парадокс, — замечает Бен. — Твоя собственная религия, по сути, такова, что каждый человек может выбрать свою личную религию. И если ты права, и каждый может выбрать себе свой «смысл жизни», и тогда твоя собственная теория смысла жизни должна включать в себя человека, который скажет: «О, а у меня совсем другая теория», что полностью отменит твою…
— Это положительный контур обратной связи, — говорю я. — Хотя сама идея мне нравится.
— Ты и твоя долбаная теология, — говорит Эстер Бену. — И твоя гребаная математика, — говорит она мне. — Башка от вас болит.
— Однако я кое-чего не понял, — хмурится Бен. — Ты как-то не определилась с половой принадлежностью своего Всевышнего. На самом деле ты ведь и это продумала, а?
— Когда это я не определилась? — спрашивает Эстер в замешательстве.
— Только что, когда рассказывала про коробки А и Б.
— А, в этом смысле. Нет, это был Ньюкомбов Всевышний, а не мой. Мой бы не стал возиться с коробками.
— Ей наверняка было бы некогда — она бы со страшной скоростью делала тебе гамбургеры. — Бен улыбается. — Значит, Ньюкомб не знал, какого пола его Всевышний?
— Может быть, — говорит Эстер. — Я просто не помню. Думаю, в его парадоксе Всевышний может быть чем или кем угодно. Вот почему я не определилась. Алиса, ты что это притихла?
— А? — говорю я. — Я задумалась о НФ. Непобедимом Фашисте. Так Пауль Эрдёш называл Бога. Надо думать, это его версия Всевышнего. Он говорил, что жизнь — игра, в которую никак нельзя выиграть, потому что всякий раз, когда ты делаешь что-то плохое, НФ получает одно очко, а когда ты делаешь что-то хорошее, никто из вас не выигрывает. Цель игры в жизни — чтобы у НФ счет вышел как можно меньше, но, как ни играй, никогда не победишь.
— Похоже, так и есть, — кивает Бен.
— Вообще-то я вот подумала и поняла, — продолжаю я, — что у Эрдёша была целая система насчет Всевышнего/загробной жизни, точно как твоя. — Я смотрю на Эстер. — Он верил, что НФ хранит книгу с трансфинитным числом страниц, в которой записаны идеальные доказательства всех существующих математических теорем. Когда кто-нибудь придумывал действительно элегантное доказательство, Эрдёш говорил: «Это прямо из Книги». Он верил, что после смерти человек получает возможность прочитать книгу.
— Клево придумано, — говорит Эстер.
— Однажды я слышал теорию, — подхватывает Бен, — что мы не сможем попасть на небеса, пока их не изобретем. Аргумент в ее пользу таков, что цель жизни на Земле — создать некую жизнеспособную модель загробной жизни, не просто в воображении создать, а реально сконструировать. Возможно, мы придумаем способ копировать сознание в момент смерти вовнутрь компьютерной имитации реальности, или что-то в этом роде. Как бы то ни было, вплоть до этого изобретения мы все будем реинкарнировать, станут рождаться новые люди, население будет катастрофически расти… Постигнув, как освободить сознание от тела, мы перестанем перевоплощаться и перейдем на следующий уровень эволюции, где заживем в виде чистой энергии.
— Как продвинутые существа в фантастическом кино? — спрашивает Эстер.
— Точно. — Бен смеется и тянется за конфетой. — Слегка замороченная форма техно-буддизма, — говорит он. — Не помню, кто ее изобрел. А ты что думаешь, Алиса?
— Вполне убедительная теория, — отвечаю я. — Но если смысл эволюции в том, чтобы сократиться на одно измерение, тогда, может, наша конечная цель — вообще прекратить существование? Даже не знаю. Я всегда как-то надеялась, что после смерти попадаешь в огромную библиотеку, где есть не только Книга Эрдёша, но трансфинитное число книг, объясняющих все, что только можно знать о жизни. Представляю, что не просто читаешь все эти книги, но и получаешь возможность увидеть любое событие на Земле, из любого периода истории, чьими угодно глазами. Можешь прожить пятьдесят лет жизни Гитлера, если хочешь его понять, или сто лет просидеть на дереве во французском парке, наблюдая за людьми, что проходят мимо, или несколько жизней проторчать в головах у обычных буржуа. В моем загробном царстве все увеличивается на порядок. Знаниями становятся ответы на все вопросы, существующие в мире, а развлечением — не вымысел, а реальные жизни…
— Давай, Бен, — усмехается Эстер. — Скажи ей, что ее загробное царство — кабельный канал «Реальное ТВ».
— Нет, — качает головой он. — По-моему, у нее клевое загробное царство. Однако в чем тогда смысл жизни на Земле? Зачем, согласно этой версии, мы вообще живем?
— По двум причинам, — говорю я. — Во-первых, чтобы понять, что такое жизнь, и научиться ее интерпретировать как можно разнообразнее. Жизнь — то место, где нам дается шанс разгадать загадку, пока мы не умерли, и увидеть ответ, а также место, где мы понимаем, какие вопросы нужно задавать. Во-вторых, цель жизни — прожить ее достойно и хорошо относиться к людям.
— Ну а зачем это? — спрашивает Эстер. — Если все равно потом попадешь в такое премилое загробное царство?
— Ну, потому что в нем полно других покойников. Сначала ты типа как выбираешь, с кем хочешь зависать в загробном царстве. Но, конечно, если бы я попала на тот свет и принялась искать там старую школьную подружку, я первым делом заглянула бы в прошлое — каким человеком она была? Если бы выяснилось, что она всю дорогу лишь делала вид, будто я ей нравлюсь, я бы в загробном царстве послала ее на фиг. Так что если, пока идешь по жизни, предаешь и врешь напропалую, можешь на том свете остаться в одиночестве.
— Вот видите, — замечает Эстер. — Я же говорю, у каждого своя версия того света.
— Погоди-ка, — возражаю я. — У Бена ее нет.
— Что? — спрашивает он, вставая и потягиваясь. — Ох. Э-э, я думаю вступить в твою секту, если ты не против, — говорит он мне. — Отправлюсь с тобой в огромную райскую библиотеку.
— Фу, отстой, — говорит Эстер. — Меня от вас обоих тошнит.
— Мне нравится, как мы обошли вопрос о том, что будем делать на пенсии, да и все остальное, и сразу спланировали загробную жизнь, — говорю я. — Невиданный прогресс за неделю. — Бен спадает с лица. О черт. Это же просто шутка… Сдай назад, Алиса. — Однако, — продолжаю я, — я буду счастлива, если ты войдешь в мою эксклюзивную секту. Можешь даже стать сооснователем.
— Ну, хорошо, если не получу предложения получше, — отвечает он.
Бен уходит за ужином для всех нас, Эстер остается.
— Хлои тут недавно тебя искала, — говорю я. — Мне показалось, что-то довольно важное.
— Может, мне в натуре стоило сбежать, — мечтательно произносит Эстер.
— А от чего ты бежала? Не от Хлои?
Она обводит рукой все вокруг.
— Нет. Просто… от этого. От всего «попсовского». Ты, наверное, не знаешь, что я — племянница Мака?
— Ты? Ты — племянница Мака? Нет, правда, что ли?
— Ага. Не по крови, ничего такого — фу, прикинь? Господи. Много лет назад мамина сестра была его секретаршей, когда он был главным менеджером фирмы — они коврами торговали. Мак в нее влюбился, и они поженились. Она была ему не совсем ровня, но родители Мака считали ее очаровашкой. Ну еще бы. Тетя Сара — тот еще типаж. Брала уроки красноречия, занималась балетом и всегда ходила с клевыми прическами и маникюром. Она знала, что у нее один способ стать богатой и избалованной — выйти замуж за главного менеджера. Ну и вышла. Но моя мама была, можно сказать, полной противоположностью. Хипушка из арт-колледжа, наркоманка и начинала спиваться. По выходным заявлялась в загородный дом Мака и Сары на «спонтанные» ночевки, притаскивала с собой очередного обсоса, с которым гуляла на той неделе. Когда она забеременела мной, они этого не одобрили — она была не замужем, плюс на дворе 1974 год, — так что надолго перестали с ней общаться… Короче, изрядно перемотаю вперед… и вот она я — мне, типа, двадцать один, я только что защитила диплом, у меня нет работы и негде жить. Мама по-прежнему бухает, и мы обе живем в Тейнмуте — это недалеко отсюда, вообще-то, — но я ужасно хочу перебраться в Лондон и там осесть. Если честно, я была вроде как неудачница, но у меня была хорошая компания друзей по универу, и мы хотели основать свою собственную компанию, делать видеоигры. Мамка такая: «Ты почему не звонишь дяде Стиву? Он же теперь исполнительный директор „Попс“. Он тебе найдет работу по видеоиграм». А я такая: «Кому охота работать на этот корпоративный мешок с дерьмом?» Но я, лицемерка, ему все же позвонила и попросила денег на компанию, которую мы хотели основать. Денег он не дал, но предложил мне работу. Сказал, что я могу работать в Лондоне, в Баттерси, и он придумал для меня некую совершенно особую роль.
