Рохинтон Мистри - Дела семейные
Мимо пробежали дети, песок полетел из-под их ног. Разносчик сахарного тростника помедлил около нас, но отец покачал головой, и он побрел дальше по пляжу.
— Пошли? Солнце зашло — время для айвисрутхрем гех. Я должен прочитать ее до ужина.
Я посмотрел на отступающие волны, ища взглядом пакет с картинками и цветами. Его нигде не было. Мы зашагали через пляж к дороге, мне нравилось ощущение попеременного погружения ног в рыхлый песок и напряжения, с которым они высвобождались.
Отец принял менструальное законодательство. По крайней мере, так сформулировал этот шаг Мурад.
Закон гласит, что мама вообще не должна входить в гостиную в период месячных. В эти дни она будет спать в пустующей комнате и держаться подальше от кухни. Пищу ей будет носить повариха.
Сунита, приходящая к нам на полдня убирать, мыть посуду и наводить порядок в ванных, во время менструаций не будет появляться в доме. Следить за менструальными циклами Суниты поручается маме, которой кажется, что это вообще-то неудобно.
— С ума съехал, — говорит Мурад, — и прямо в бездну религии.
Отец не обращает на него внимания. Он дал все указания и теперь уходит к себе. Мама идет следом, пытаясь урезонить его.
— Ты же никогда не верил в эти вещи! Почему вдруг?
— Потому, что это правильный путь. Стандартная процедура в ортодоксальной семье.
— Насчет ортодоксальных семей можешь у меня спросить, Йезад, так было заведено в семье моей матери. Но ни тебе, ни мне это никогда и в голову не приходило.
— Прежде я был невежественен. А теперь я изучил нашу религию, я посещаю лекции ученых людей.
Они не подозревают, что я слышу их разговор. Я, как всегда, все вижу и слышу. И временами меня охватывает такая тоска, что хочется заткнуть уши.
Отец собирается вышвырнуть Мурада из дому, если тот не будет жить по его правилам. Мама советует не прибегать к угрозам, которые он не сможет привести в действие.
— А вот увидишь, — отвечает отец. — Если твой сын не перестанет безобразничать с этой девицей, то вы увидите, и ты, и он.
Она в слезах кричит, что ему легко говорить такие ужасные вещи.
— А я его мать, я девять месяцев носила его в утробе и в муках родила на свет. Можешь просто убить меня, если собираешься выгнать из дому мое дитя.
Вмешивается дядя Джал — и ситуация делается еще хуже. Дядя Джал предлагает поселить Мурада в его части квартиры — в его комнате, подальше от отца. Пусть поживет с дядей Джалом, пока все не утихнет, пока не разрешится кризис и Йезад с Мурадом не научатся ладить друг с другом.
— Так ты для этого уговаривал нас переехать сюда? — кричит отец. — Чтобы иметь возможность вторгаться в нашу жизнь? Чтобы получать удовольствие, вбивая клин между отцом и сыном?
Дядя Джал пытается указать отцу на нелогичность обвинений.
— Я же как раз обратное стараюсь сделать, Йезад. Ты хочешь выгнать сына, а я хочу сохранить его для тебя, до той поры, когда будете готовы восстановить дружеские отношения.
— Занимайся своими делами! — рявкает отец и уходит готовиться к вечернему курению ладана.
Мама в одиночестве терзается из-за нескончаемого раздора в семье. Мне она признается, что в последние дни нашей жизни в «Приятной вилле» дедушка пытался предостеречь ее от переезда в «Шато фелисити», в дом его бед. Теперь она не сомневается, что именно это дедушка пытался сказать ей, а она не слушала.
Отец отмахивается: дом-это всего-навсего кирпич и цемент, а счастливы мы в нем или нет, зависит от нас.
Но маму не переубедить.
— Пусть это будет тебе уроком, Джехангу. Слушайся советов старших. Когда мы становимся взрослыми, нам кажется, что мы все знаем. Мы полагаем, что у старых людей с головой не все в порядке. Слишком много гордыни мы в себе накапливаем с годами. Она — то и губит нас.
Мама без конца корит себя. Она говорит, что ее мучит совесть из-за того, что не все она сделала для дедушки…
Услышав это, отец приходит в раздражение: она помешана на мелодраме, она нарочно искажает события пятилетней давности, когда была в подлинном рабстве у отца.
— Если уж на то пошло, то я тебе скажу — ты всех нас забросила тогда из-за своего отца!
Обвинение ошеломило маму.
— Вот как ты думаешь?
Она обращается ко мне:
— Я забросила тебя?
Я отрицательно качаю головой, а отец говорит:
— Не спрашивай Джехангира, он тогда мал еще был, чтобы понимать, что происходит.
— Мне было девять лет, я все понимал.
— А как же! Ты половины даже не запомнил.
— Спроси, — бросаю я вызов, — спроси! Я все помню.
— А, да всем нам так кажется, — говорит отец.
Но мама убеждена, что дедушка и прожил бы дольше, и был бы счастливее, если бы она продолжала сама ухаживать за ним, а не нанимала чужих людей.
— Пролежни — вот доказательство. Я почти год мыла папу, он лежал чистый и сухой, и все было хорошо. Как только появились сиделки и санитары, появились и пролежни.
— Глупости, — не соглашается отец, — столько лежать в постели — пролежни обязательно будут, кто бы ни ухаживал за больным. Чистое совпадение.
— Ты же сам утверждаешь, что совпадений не существует, — спорит мама. — Ты говоришь, что нет совпадений, есть только перст Божий.
Он машет рукой. Тогда мама снова заступается за Мурада и Анджали, умоляет отца позволить Анджали прийти на праздничный обед, напоминает про дедушку и Люси, про их трагедию и горькую судьбу других.
Чем больше стараться разлучить их, тем сильней они будут противиться.
— Откуда ты знаешь? Найдут себе новых друзей, а этот роман тихо кончится.
— А если не кончится? — спрашивает отец. — А если дело примет серьезный оборот? Еще один гвоздь в гроб общины парсов. И на тебя ляжет ответственность за то, что он вбит.
Достигли компромисса. Отец соглашается позволить Анджали прийти на праздничный обед, но при условии особой перестановки мебели в гостиной. Из мебели сооружается нечто наподобие баррикады на соответствующем расстоянии от молитвенной горки.
Таким образом, снимается главное опасение отца — как бы не осквернили место его молитв. Завтра мы с Мурадом перетащим диван и кресла, передвинем стол — воздвигнем «санитарный кордон», как называет это Мурад.
Дядя Джал говорит мне:
— Было бы приятно и Дейзи пригласить к обеду, правда?
Поняв намек, я бегу к маме, которая соглашается с ходу. Она, как я понимаю, надеется, что дядя Джал и Дейзи перейдут к роману, хотя пока что дядя Джал удовлетворен совместными посещениями концертов и дальнейших шагов не предпринимает.
Вчера мама заказала новые коробки со сладостями: джалеби, сутерфени, барфи, малаи-накхаджа. Их должны доставить завтра утром — ко дню рождения по английскому календарю. Мама хотела послать сладости тете Вили, но отец сказал, что со старой жизнью покончено и нет надобности поддерживать контакты с жильцами «Приятной виллы».
Мы собираемся перед молитвенной горкой. Мама с раннего утра готовила полы, украшая их меловыми рисунками. Она выбрала трафареты с рыбами, поскольку рыбы — символ благоденствия. Белые рыбы с красными глазами.
Дядя Джал сидит у проигрывателя, ожидая сигнала. Как только отец подаст сигнал, он включит «Счастливого дня рождения» в инструментальном варианте. Слова споем мы. Мама входит в гостиную с серебряным подносом, на котором разложены ритуальные предметы. Она ставит поднос на стол и знаком подзывает Мурада.
— С правой ноги! — напоминает мама.
Мурад осторожно ступает среди меловых рисунков, аккуратно ставя ноги между рыб, и улыбается нам. И пока мы поем ему «счастливого дня рождения», он стоит в своей молитвенной шапочке, поддерживаемый спинами двух рыб, которые угождают ему — потому что сегодня день его рождения.
Мама берет с серебряного подноса гирлянду из роз, лилий и жасмина. Мурад наклоняет голову, чтобы мама надела на него гирлянду. Потом она начинает вручать Мураду символы удачи и процветания: листья и орехи арековой пальмы, финики, цветы и кокос. Она окунает палец в серебряную чашечку с киноварью и рисует пальцем длинную вертикальную черту на лбу Мурада- тило. И наконец, высыпав на ладонь немного рису, она прижимает рисинки к тило, чтобы они прилипли ко лбу. Потом осыпает сына рисом, ее руки совершают прелестные округлые движения, будто в танце.
Она долго держит его в объятиях, нашептывая ему в ухо то, чего я не могу услышать. Мы опять поем. Мама делает шаг назад, уступая место отцу.
Отец подходит к подносу, набирает в руку рис и осыпает им Мурада. На подносе лежат новенькие ручные часы — подарок Мураду ко дню рождения. Мама не стала вручать их, предоставив это отцу. Мы в ожидании, не зная, как поступит отец. Мама прикрыла рот рукой, скрывая тревогу.
Отец берется за коробочку, чуть помявшись, ставит ее на место, берет Мурада за левую кисть. Расстегивает ремешок старых часов, откладывает часы в сторону. На новых часах — металлический браслет. Отец осторожно продевает в него руку Мурада, циферблатом вверх, переворачивает руку, чтобы защелкнуть браслет.
