Толмач - Гиголашвили Михаил
Я с неясным бормотаньем: «Все хороши» – пожал плечами. Он, не дождавшись вразумительного ответа, тоже замолк.
Тилле тем временем взял микрофон и продиктовал первые дежурные вопросы. Рукавица назвал себя, дату рождения. Тилле сверил с паспортом, кивнул:
– Все верно. К счастью, паспорт тут. А в нем – много-много пограничных штампов. Что, много ездите?
– Приходится, – важно ответил Рукавица, но тут же исправился: – Приходилось, вернее… Сейчас уж куда?..
Тилле отложил паспорт, спросил о родственниках. У Рукавицы была большая родня в Одесской области. За границей никого. Пока я переписывал на лист всех братьев и сестер, а также жену с тремя детьми, Тилле поинтересовался:
– В каких странах конкретно бывали в этом году?
– Да в разных. Всех и не упомнить. По делам фирмы ездил. Во Франции был, грецкие орехи на их рынок проталкивал. В Голландию заезжал, два вагона еловых семян продал. В Греции приходилось бывать – отдыхал с семьей…
Тилле удовлетворенно кивнул:
– Это очень хорошо. И по штампам ясно видно… Ну, об этом позже. Расскажите коротко вашу биографию. Где учились? Служили в армии?
Рукавица потер щеку (запах духов активизировался, Тилле одобрительно повел носом):
– Биография вполне обычная. Родился в Кремидовке. Отец – украинец, мать – еврейка… Знаете, книга есть такая: «Что такое еврей и как им быть»?.. Очень интересная, всем советую почитать… Учился в селе до пятого класса. Потом к дяде Доне, брату матери, в Одессу переехал. У него жил, учился в школе № 12, на улице Моисеенко. Это в центре. Мы и жили там недалеко, на улице Клименко, 6. У дяди Дони свой дом был, еще с дореволюционных пор удалось как-то сохранить. От отца перешел, а тому – от деда. Хороший был мужик дядя Доня, недавно от сердца умер. Как говорится, мой дядя самых честных грабил… Дядя Доня был директором базара. Знаете, что такое в Одессе директор базара?.. Это немного ниже Бога.
Когда я перевел эту замысловатую тираду, Тилле засмеялся:
– У меня дядя тоже хозяином мясной лавки был.
– Так то хозяин, собственник, владелец! А дядя Доня был только директором: на базаре ему ничего не принадлежало, а домой приходил распухший от денег – карманы пачками забиты были. А когда пьяный приходил, то сам уже не мог шевелиться и заставлял нас, детей и внуков, вытаскивать деньги из карманов. А сам сидел в кресле, пил горячее молоко с водкой и учил нас жизни. Дети, говорил, не забывайте: лучше брюхо от жора, чем горб от работы. Лучше переспать, чем недоесть… Жена, говорил, что собака: пока не наорешь – не успокоится!.. Женщина, как и рыба, начинает гнить с головы…
– Ясно, умный был человек, – вежливо остановил его Тилле. – Что было дальше, после школы? Учились дальше?
Рукавица широко заулыбался:
– А как же. Меня в восьмом классе хотели на второй год оставить, химическую лабораторию поджег, так дядя Доня определил меня в торговый техникум. Потом окончил заочный Киевский пищевой… Диплом, все честь честью…
– Служили?
Рукавица испугался:
– Да боже упаси! Дядя Доня на корню откупил. У нас в армию идут самые бедные и безродные. А директора базара кто посмеет обидеть? Притом за деньги все можно купить. Даром – только за амбаром. «Я, говорит, от тебя мандавошек нахватался!» – «А ты за три рубля чернобурок хотел получить?» Хе-хе-хе…
– Чем занимались после института?
– Ох, разным. – Глаза Рукавицы заблестели. – Чем только не занимался!.. И СП открывал, и рестораны закрывал. И ларьки имел. АО организовал. Цехом владел, контрафакт производил…
– Это что, алкоголь? – уточнил я.
Он важно объяснил:
– Ну… В России сейчас оригиналов нет, все фальшивое… А фальшивый алкоголь четырех видов бывает: суррогатный, нелегальный, безакцизный, поддельный… – Вдруг остановившись, как будто вспомнив что-то, на секунду замолкнув, Рукавица круто перешел на другую тему: – Но знаете, я такой человек, что не терплю неправды! Поэтому всегда с властями в пикировку попадал. Казалось бы, что мне на митингах надо?.. Сиди себе и ешь солянку рыбную сборную отборную. Так нет же ж, не могу молчать! И на митингах бывал, и газеты левые финансировал, и петиции подписывал. За это и пострадал. Пострадал за правду, можно сказать. Лучше б сидел тихо и икру ложками лопал. Теперь вот лагерной баландой питаться приходится. Да, жизнь бьет ключом, и все – по голове. И не промахивается, главное…
Тилле со скрытой улыбкой выслушал его монолог о правде и икре и попросил подробнее рассказать, чем тот занимался последний год – ну, кроме фальшивого алкоголя.
Рукавица сцепил руки под животом:
– Всяким. Своей фирмой в основном, пока не допекли. У меня фирма «Лилия» есть… вернее, была, – поправился он. – Экспорт-импорт, ширпотреб, пищевка, пивко голландское, колбаска немецкая, ветчинка австрийская, машины подержанные, одежонка б/у… ну, и так далее… Что Бог пошлет…
– На кого оформлена фирма?
– Была оформлена, была, – уточнил Рукавица. – На меня была оформлена. У меня еще восемь людей сотрудников… Было.
– Есть счета в западных банках?
– Как не быть?..
– Ваши личные или фирмы?
– Разные. Но фирму продал, а мой личный счет остался. Наш с вами счет, можно сказать! – вдруг уставился Рукавица на Тилле.
– Не понял? – ответил тот.
Рукавица завозился на стуле, забормотал льстиво:
– Ну, имею в виду, что если мое дело положительно решится, то мы с вами можем этим счетом совместно пользоваться…
Тилле, усмехнувшись, всем корпусом повернулся ко мне:
– Сколько тот монстр Шнайдеру предлагал? Пять тысяч?
– Мало, конечно, – откликнулся Рукавица, когда я ему коротко поведал о Дубягине. – Я ему тут же пятьдесят тысяч дам, если он мне дело сделает!
Я перевел. Тилле махнул рукой:
– Забудьте. Тут не Советский Союз. И больше не предлагайте. С какими фирмами сотрудничали на Западе?
Рукавица разочарованно потер затылок:
– Значит, не клюет? – тихо уточнил он у меня. – Жаль, очень жаль… Надо было наличкой принести, прямо сюда, чтоб увидел… Ну да ладно, на нет и суда нет… С какими фирмами работал? С разными. Тут ведь тоже много всякой рыбицы в мутной водице. Список большой. Даже Максимка не всех знал…
– Какой Максимка? – шепнул я ему, напомнив: – Вы же сказали, что с Максимкой в лагере познакомились!
– А… ну да, ну да… – закудахтал испуганно Рукавица, но Тилле успел уловить имя:
– Что, Максим?.. Максим?.. А, вчера такой тут сдался – Максим! – он покопался в папках, достал какой-то замызганный паспорт и принялся его сличать с паспортом Рукавицы, потом спросил невзначай:
– Этот человек, Максим Чалый, вам знаком?
– Нет, тут, в лагере познакомились. Земляками оказались.
Тилле, держа оба паспорта в руках, серьезно уставился на Рукавицу:
– Еще раз спрашиваю – этот человек, Максим Чалый, вам знаком? Вы вместе приехали в Германию?
– Нет, тут познакомились… Это я про другого Максимку, что у меня на фирме работает… работал… – заерзал Рукавица, но Тилле прервал его:
– Почему же тогда у вас и у этого, по вашим словам, ранее вам незнакомого Максима за последний год в паспортах все пограничные штампы совпадают?.. А?.. Как вы это объясните?
– Не знаю, – растерялся Рукавица. – Может, он тоже в те же дни ездил?..
– В те же дни и часы? И в те же страны? – Тилле покачал головой: – Нет, таких совпадений не бывает. Вы с ним путешествовали вместе. Раз уж мы начали об этом, то прошу вас рассказать, как вы проникли на территорию Германии?
Лоб и нос Рукавицы залоснились, он вытащил платок, вытер лицо. Веселости в нем поубавилось.
– Ну как прибыли… Прибыл, вернее… Когда я понял, что надо бежать, я быстро продал фирму.
– Кому? Когда? За сколько?
– Кому?.. А брату своему. А за сколько – это уже коммерческая тайна, извините.
– От нас у вас тайн нет, – сухо и жестко оборвал его Тилле, но не стал пока копаться в этом вопросе и попросил продолжать.
