Эльмира Нетесова - Запоздалая оттепель, Кэрны
Ездовики подняли вой. Но хозяин не слышал. Он лежал головой к воде, словно упал нечаянно, подвернув ногу на прибрежном камне. Порою казалось, что он вот-вот встанет. И пойдет куда-нибудь по своим делам. Но этого так и не случилось. И тогда Кэрны подошла к человеку, обнюхала лицо. Что-то сообразив по-своему, ухватилась за одежду хозяина и, уперевшись всеми лапами, перевернула его на живот. Изо рта пошла вода. Липкая, серая. Кэрны ждала.
Когда-то и ей, спасаясь от волков, пришлось прыгнуть в реку. Долго она плыла. Сдали силы — тонуть стала. Сдавило грудь, недоставало воздуха. А к берегу не подплыть. Там стая. Развернулась к другому. Голову над водой держать все тяжелее. Вода в пасть льет. Тогда зеленый берег показался ей таким же серым, как волчьи морды. Кэрны, выбравшись из него, кашлянула, почувствовала, что из пасти вода вылилась. Полегчало. Полукровка тогда повеселела. Чихая и кашляя, легла на брюхо, мордой вниз, и ждала, когда из нее вся вода выльется. Ох, и мутило же ее в то время. От слабости не только лапой — хвостом не могла пошевелить. Долго отходила. Зато после ела сразу за пятерых. Может, вот так и человек отлежится и встанет. Но хозяин не шевелился, и Кэрны начала всерьез беспокоиться. Она ткнулась носом в щеку хозяина. Охотника тут же вырвало. Но он был без сознания…
А собаки не выли — кричали от горя. Они боялись остаться без хозяина. Кэрны с грустью смотрела на них. Вот ведь, живого от мертвого отличить не могут. Не столько боятся за хозяина, сколько не хотят остаться без юколы. За нее они много лет лямку тянули. Вот и оплакивают все и вся заодно. Глупые псы — Кэрны отвернулась.
Ездовики орали так, что даже тундре надоело слушать. И тогда… О! Этот запах Кэрны узнала сразу. Да и с чьим его можно спутать!.. К ним подходила стая. Большая. А растерявшаяся от горя свора, неподвижный беспомощный человек и полукровка разве могли противостоять такой стае?
Кэрны понимала, что ей нечего терять. Человек сам отдал ее волчат другому. Не будь такого — теперь все было бы иначе. А собаки… Кэрны оглядела их. Зарычала. Те приутихли. Полукровка села рядом с вожаком в коротко взвыла, подав сигнал опасности. Свора насторожилась. Шерсть на загривке Кэрны встала дыбом. Предстояла схватка. Долгая и жестокая. Вероятно, она станет последней для псов и полукровки. Успеет ли прийти в себя человек? Впрочем, и очнись он — проку от того мало. Чтобы отбиваться от стаи, нужны силы. А где их возьмет хозяин? Может, так вот, не очнувшись, легче будет умереть и ему. Ведь скольких сам убил? Счету нет. На то и охотник. Оно и у людей случается последняя охота. Не все ж в тундре одерживать верх человеку. Когда-то она покажет свои клыки. И выпадет ружье, и ослабеют руки, и остановится сердце, остынет кровь. И разорвет стая того, кто был страшен ей еще совсем недавно. Лишь раздробленные кости застрянут белыми занозами среди кочек. Это все, что останется от человека, от охотника. Тундра такое видывала не раз.
Кэрны втянула воздух. Да, стая уже совсем близко. Теперь хоть замри, хоть перестань дышать — волки придут все равно. Уже не на голос — на запах. Они не собьются. Даже собаки это поняли. А человек? Он еще не пришел в себя…
Вот за стлаником мелькнула широкая спина вожака. Прыжок у него сильный, красивый. Матерый волк, и к тому же не стар. Вожаку своры с ним, конечно, не справиться. Еще спина! Бегут. Сейчас обогнут выступ берега и… увидят человека.
Кэрны подскочила к нему поближе. За нею — свора. Полукровка ткнула носом хозяина в лицо, но тот не открыл глаза, не пошевелился. Кэрны заметила: волчий вожак замедлил бег. Приостановился. Принюхался. Полукровка оглянулась на вожака своры — лохматого, большого кобеля с кривыми трясущимися от старости лапами. У него спина, и бока, и вся морда в рубцах и шишках. Да и глаза вожака подводить стали. Сожгла их тундра, ослепила ранними веснами блеском снега. Теперь — слезятся. Добычу, как и юколу, не глазами — носом видит. А что это за вожак? В пасти у него лишь половина зубов цела. Да и те желтые, стерты наполовину. Ну да разве виноват он, что служил человеку не только силой, брехом, глазами и зубами, но и каждым вздохом, всей требухой своей. Теперь за того же человека придется поплатиться и старой шкурой. Волки приближаются осторожно. Но вот вожак стаи призывно взвыл, и часть волков кинулась к Кэрны, а остальные… Полукровка не видела их. Но вожак, а с ним и упряжные кобели бросились к ней на выручку.
Первый тощий волк, совсем облезлый и злой, хватил Кэрны зубами за лапу. Полукровка подскочила, впилась клыками в бок. Тут подоспел вожак своры. Он придавил тощего сверху, вцепился в загривок с рычанием. Худой взвыл. Кэрны успела порвать ему шкуру. Но тут на нее налетели сразу две волчицы. Молодые. Сильные. Полукровка отшвырнула одну, но вторая вмиг насела сверху. Кэрны упала и, поймав нападавшую за заднюю правую лапу, прокусила насквозь. А тут опять та, отброшенная, подоспела. Хватила по брюху полукровку. Та полоснула ее когтями снизу. Волчица откатилась. Едва полукровка вскочила, как та, с прокушенной лапой, подкралась сзади. Кэрны едва увернулась и тут же грудью сшибла волчицу. Ее стал трепать набежавший ездовик. Кэрны огляделась. О! Тундра! Такой схватки еще не приходилось видеть никогда. На каждого ездовика пришлось не меньше чем по три волка. Собаки дрались отчаянно. Клыками и когтями, изворотливостью и силой.
Кэрны рванулась помочь вожаку своры. На него насели четверо волков. И пес стал сдавать. Полукровка не успела ему помочь. Долговязый, хмурый волк вывернулся неизвестно откуда. Он прыгнул на загривок и, не перевернись Кэрны на спину, быстро бы разделался с ней. Но ей повезло. Волк не ожидал, что окажется мордой к морде. И полукровка снизу стиснула его горло, прокусила. Но выбраться, скинуть его с себя не довелось. Кто-то подскочил спереди. Ухватил так, что нос Кэрны и верхние клыки оказались в чьей-то пасти. Кэрны рванулась, судорожно сцепила клыки: чьи крепче, те и возьмут. Но тот, спереди, стоял, а не лежал на спине, как полукровка, и крутил башкой. Кэрны задыхалась. Ну хоть один глоток воздуха! Тут кто-то из ездовиков подоспел. И чужие клыки разжались мгновенно. Кэрны встала. Увидела, что драка все набирает силу. Она бросилась к человеку. К нему уже подкрались два волка и рвут одежду.
Кэрны сбивает одного в реку так, что он летит в воду кувырком. Второй, ощерившись, бросается к полукровке. Та тяпнула за шею. Волк, пятясь, рыча, отступил. Но тут выбрался из реки второй. Он стал кружить вокруг, присматривая, где б рвануть без промаха. Кэрны вдруг припала, сделала ложный выпад вправо и тут же сдернула с плеча волка широкую полосу шкуры. Тот взвыл. Закрутился на снегу, скуля. Кэрны поспешила к вожаку своры. Но поздно. Волки на глазах разорвали его в куски. И, завидев полукровку, рванулись к ней. Кэрны знала: убегать нельзя и бросилась навстречу первому, самому сильному, матерому. Это был вожак стаи. Кэрны прыгнула, норовя сбить грудью. Но вожак устоял. Только резко отскочил, чтобы не получить повторного удара. И тут же, перехватив кинувшуюся на него полукровку за загривок, швырнул ее на снег, себе под лапы. Придавил морду. Кэрны не могла открыть пасть. Двое других волков караулили каждое ее движение. Полукровка взвизгнула, когда когти вожака впились ей в морду. Дернулась. Вожак нагнулся, чтоб перекусить ей горло, расслабил лапу, и Кэрны, уловив секунду, вскочила. Пасть к пасти сошлась с вожаком стаи. Но тот вдруг перестал рычать. Сел на снег. Стал втягивать носом воздух. Полукровка глянула на него внимательней. Это был белолобый. Он вырос. Шерсть его огрубела. Белолобый стал почти неузнаваем… И он не враз узнал полукровку. Лишь ее запах, почти забытый, остановил его от окончательной расправы.
Белолобый встал. Подошел к полукровке. Обнюхал ее бока, спину, морду, лизнул. Присев рядом с нею на снег, поднял морду кверху. Завыл протяжно волчью песню об одиночестве в тундре. Все эти годы… Кэрны и рада б была подтянуть. Рассказать о годах жизни у человека. Вон он — полукровка оглянулась. Волки подошли к ее хозяину. Человеку уже никто не мог помочь. От всей упряжки остались лишь две рыжие, патлатые суки, огрызавшиеся на наседавших волков. О человеке они забыли. До него ль? Себя б спасти. Вот и крутят хвостами, норовят сбежать в стланик, подальше от стаи. Но волков много. От них не уйти. Окружив рыжух, взяв их в кольцо, сомкнулась стая на короткое мгновение…
Лишь куски рыжей шерсти дружно полетели во все стороны, да короткий истошный визг напомнил всему живому, что ничто не вечно в тундре, кроме нее самой.
Кэрны сбила волчицу, норовившую добраться до человечьего мяса. Кэрны зарычала. И не миновать бы новой схватки, да белолобый подоспел. Усмирил. По-своему, как подобало вожаку. Волки отошли от охотника, уступив его белолобому и Кэрны.
Полукровка оглядела знакомый берег. Клочья шерсти, собачьи и волчьи, окровавленные, лежали на корягах, песке, кочках. Не стало своры. А человек… Вот он — все еще не ожил. Если и придет в себя, в радость ли ему это будет? Сама-то Кэрны чудом уцелела. Случись на месте белолобого другой вожак, валялись бы теперь в ягеле ее клочья. Стая быстро бы отделила в полукровке собачье от волчьего. С этими, уцелевшими, она не только сама, но даже с помощью человека не смогла бы справиться. Стая уменьшилась лишь на треть. Где не взять силой — нужна смекалка. И Кэрны, зная законы стаи, легла на спину человеку, как на свою добычу. Какую по праву подруги вожака могла никому не уступить. Только бы не пришел в себя человек именно теперь. Сейчас это было бы совсем некстати. Ведь он попытается встать. А тогда… Уж лучше пусть лежит тихо. Вот так…
