Джеймс Олдридж. - Дипломат
Большего он не добился, и вопрос остался открытым.
У Эссекса было смутное чувство, что колебания Кэтрин каким-то образом связаны с Мак-Грегором, но в чем тут дело, он не понимал. Кэтрин сознательно насмеялась над Мак-Грегором, и, логически рассуждая, Мак-Грегор никак не мог на нее влиять. Но все-таки между ними тремя – им, Мак-Грегором и Кэтрин – еще не все было ясно, и Эссекс с удивлением обнаружил, что он сам не может тут разобраться.
Он позволил себе небольшой отдых в своей жарко натопленной комнате, затем вызвал мисс Уильямс и осведомился, удалось ли что-нибудь выяснить относительно самолета. Мисс Уильямс сообщила, что завтра рано утром идет русский самолет на Берлин. Она уже заказала три места: два для них, третье для себя. Эссекс поручил ей заказать четвертое, но в объяснения вдаваться не стал. Он теперь не допускал и мысли о том, чтобы вернуться в Лондон без Кэтрин. Даже и с ней это возвращение ничего приятного не сулило. А уж без нее оно просто будет самым бесславным за всю его долгую жизнь дипломата. Он слишком привык добиваться успеха там, где послы и министры терпели неудачу. Он должен был выигрывать там, где проигрывали другие, иначе он не был бы Эссексом. Правда, он и на этот раз не проиграл. Лондон потребовал, чтобы он вернулся. Что ж, прекрасно. Если Лондон пожелал отозвать его раньше, чем он довел свое дело до конца, значит ответственность ложится на Лондон. К тому же ведь не Молотов, а он сам заявил о прекращении переговоров. Он поднялся и сказал, что продолжать не стоит. Какой же это проигрыш? Просто переговоры зашли в тупик, вот и все.
В шесть часов вечера в посольство явился посланный из Кремля: Сталин приглашал Эссекса к себе. Эссекс в это время брился. Из сбивчивых объяснений взволнованного Мелби, прибежавшего к нему с этим известием, выходило чуть ли не так, что посланный дожидается внизу, в большом черном лимузине.
– То есть как, вы его заставили ждать в машине? – со смехом спросил Эссекс.
– Да нет, что вы. Он в библиотеке.
Эссекс намылил другую щеку. – Предложите ему виски и скажите, что я спущусь вниз, как только закончу свой туалет. Найдите Мак-Грегора, пусть тоже идет в библиотеку.
Мелби имел неосторожность спросить, скоро ли Эссекс будет готов.
Эссекс дал ему время осознать свой промах.
– Вы желаете, чтобы я поторопился, Мелби? – лениво-язвительно спросил он.
– Нет, нет, что вы!
– Тогда не суетитесь. Я сойду вниз, когда буду готов. – Он продолжал методически водить бритвой, хотя не мог удержать довольной улыбки, от которой в засохшем на щеках мыле появились трещинки. Когда Мелби ушел, он сказал вслух: «Чорт возьми, это здорово!», и движения его невольно стали быстрее.
Вошел Дрейк. До сих пор Дрейк ни разу не приходил к нему в комнату. Видимо, Дрейку тоже очень хотелось поторопить Эссекса, но он предусмотрительно воздержался.
– Если вы ничего не имеете против, Гарольд, – сказал он – я бы тоже поехал с вами.
– Зачем? – спросил Эссекс, надевая яркий галстук бабочкой.
– Я, конечно, понимаю, что это ваш бенефис, – сказал Дрейк, – но мне хотелось бы заодно поставить два-три вопроса, которые мы давно уже пытаемся разрешить.
– Мне кажется, этого не следует делать, Френсис. Иранская проблема слишком важна сама по себе. Я считаю нежелательным припутывать к ней что бы то ни было. Вы не в претензии?
– Как вам угодно. Но поехать я все-таки хотел бы.
– Пожалуйста, – сказал Эссекс.
– И с вашего разрешения я бы взял с собой Мелби.
– С вашего разрешения, – сказал Эссекс, – я бы его оставил дома.
Дрейк не стал спорить и удалился.
Можно было подумать, что Сталин лично приехал в посольство, такой переполох поднялся там в этот предвечерний час. Мисс Уильямс тихонечко постучалась к Эссексу и, сделав не более одного шага от двери, спросила, не нужно ли достать что-либо из уложенных уже документов. – Нет-с, уважаемая, – сказал ей Эссекс, – сегодня у нас будут дела поважнее, чем рассмотрение документов. – И, засунув шелковый платочек в боковой карман пиджака, он прошел мимо совершенно завороженной мисс Уильямс и направился вниз, в библиотеку, где Мелби и Мак-Грегор занимали разговорами посланца Сталина. Указание Эссекса насчет виски было выполнено в точности, но стакан гостя стоял нетронутый. Мелби представил Эссексу гостя, назвав его профессором Штейном. Взглянув на него, Эссекс решил, что он, вероятно, человек неглупый. Бледное лицо и седые волосы придавали ему вид ученого. Он обратился к Эссексу – по-английски он говорил бегло и легко – и извинился за неофициальный характер приглашения, но товарищ Сталин только сейчас узнал о том, что лорд Эссекс собирается уезжать из Москвы. Товарищ Сталин желал бы побеседовать с ним до его отъезда.
Эссекс дал ему договорить и бойко повернулся на каблуках.
– Что ж, поедем? – сказал он.
Профессор Штейн встал и направился к двери; Эссекс твердо, уверенно и величаво шагал с ним рядом. Дрейк и Мак-Грегор следовали в качестве свиты.
Ехать было недалеко, и вскоре машина, выехав на Красную площадь, свернула к воротам Кремля. При ее приближении в воротах зажглась синяя лампочка и затрещал звонок. Под кирпичным сводом, у будки часового, машина замедлила ход, часовой в синей форме заглянул в окошко и отдал честь. Эссекс ожидал долгой процедуры проверок и формальностей, но машина, не задерживаясь, въехала на территорию Кремля и остановилась в проезде между двумя зданиями. Они вышли и увидели большой желтый дворец с круглым куполом, над которым развевался красный флаг. Мак-Грегор узнал этот купол, который он не раз видел из окон посольства.
Профессор Штейн ввел троих англичан в просторный вестибюль, откуда они на лифте поднялись в один из верхних этажей. Лифтер был одет в такую же синюю форму, как и часовой. Выйдя из лифта, они пошли за Штейном по длинному, выстланному ковром коридору с голыми стенами. Здесь все было очень строго и просто, только тяжелые гобеленовые занавеси в конце коридора напоминали о том, что это дворец. Очевидно, в нем теперь размещались правительственные учреждения; Мак-Грегор понял это, осмотревшись по сторонам, но кругом было тихо, не чувствовалось никакой суеты, и единственным признаком деятельности в этих высоких белых стенах был стук пишущей машинки, слышавшийся за одной из дверей.
Профессор распахнул дверь в конце коридора и пригласил их в небольшую комнату с дубовыми панелями. Стены над панелями были безупречной белизны, и только потолок с лепными украшениями смягчал строгий характер отделки. На одной из стен, у изразцовой печки, висел портрет Калинина. Обстановка состояла из нескольких кожаных кресел и круглого полированного стола, вокруг которого стояли дубовые стулья с высокими прямыми спинками. Такая комната могла служить и конференц-залом и официальной приемной; убранство ее несколько удивило Эссекса, готовившегося встретить здесь то ли восточную роскошь, то ли пролетарский аскетизм. Профессор предложил им сесть. Эссекс и Дрейк уселись в кресла, Мак-Грегор предпочел простой стул у печки. Профессор направился к противоположной двери, но в это время она отворилась и вошел Сталин. Все встали.
