Нодар Джин - История моего самоубийства
Или почему нельзя представить себе, будто этот петхаинец был одновременно тем самым, который категорически перестал расти в 40 лет, но уже был достаточно высок, чтобы достигать земли обеими ногами?! И будто он переселился в Нью-Йорк, влюбился в проститутку, похожую на Джейн Фонду и оплатил ей по люксу — плюс еще 5 тысяч — поездку в Грузию или даже в Абхазию?! И будто вдруг в тот же самолет уселась по пути (скажем, в Лондоне) сама актриса?! И будто пассажиры — в том числе Фонда с проституткой — при этом растерялись и стали вести себя как в жизни, то есть и смешно, и глупо, — как на «корабле дураков»?!
89. Когда люди не спят, им приходится жить
— Там кто-то молчит! — дернула дверь Габриела, и из тетради я мгновенно вернулся в сортир. — А может просто замок заклинило?
Растерявшись, я спустил воду в бачке и, смыв в голове что наследил в тетради, отодвинул защелку.
— Это вы? — удивилась Габриела. — Что это за привычка не отзываться?! Я стучу, а вы молчите, как мох в лесу!
— Что?! — рассердился я. — Люди тут сидят не для упражнений в отзывчивости, а во-вторых, откуда это: «как мох в лесу»?
Опомнившись, Габриела снова смутилась и сказала:
— Извините, я взволнована, а слова как раз из вашей тетради: я ее слегка полистала, когда несла от Краснера… А стучусь, чтобы… Я испугалась, а главное — мисс Фонда… Ну, ей надо попользоваться, — и посторонилась, открыв мне вид на стоявшую за ней Джессику.
— Извините, — пролепетала Джессика и прикрыла губы с размазанной сиреневой помадой. — Это я виновата.
— Просим, госпожа Фонда, — пролепетал я и протиснулся между Габриелой и Джессикой, ощутив тяжелую мякоть обоих бюстов.
Джессика юркнула в туалет, а я сказал Габриеле:
— Что с вами? У вас какой-то странный взгляд…
Она перевела его на меня и проговорила:
— Даже не знаю как сказать… Да и не стоит, наверное… Одним словом, я разочарована что ли…
— Признак юности! — объяснил я. — Меня мало что обижает…
Габриела выждала паузу и решилась сказать правду:
— Я хочу сказать правду.
Сердце мое екнуло, потому что правда пугает.
— Не буду только называть имен — и не требуйте.
— Нет, — обещал я, — не буду. К чему вообще имена?
Она снова помялась, но, наконец, отвернулась и сказала:
— Я не поверила глазам! Ей-богу, не поверила! Потому что, если поверишь, то что же, извините, получается? Что?
— Не знаю, — признался я. — Никто, наверно, не знает.
— Как же не знаете?! Это конец цивилизации!
— Правда? — спросил я.
— Да, крах! — согласилась она с собой. — На борту самолета!
— На борту? — переспросил я. — Прямо на борту?
Она кивнула, и я стал гадать — что же все-таки прямо на борту произошло более поразительное, чем произошедшая смерть.
— Неужели… — начал я и пристроился к направлению ее взгляда. — Неужели кто-то с кем-то… Я не спрашиваю — кто!
Габриела вскинула голову и резко ею кивнула:
— Уже нет! Но да! Трахались! И я видела это сама!
Через минуту, проверив свои выводы, я их огласил:
— С другой стороны, Габриела, может быть, никакого краха в этом нет, понимаете? Может быть, это не конец, а просто, ну — как вам сказать? — два человека трахались себе спокойно на борту самолета. А может быть, и не спокойно, — я не знаю, я же не видел… Просто трахались и все. Они же не пилоты, им не надо следить за курсом.
Она задумалась. Думала долго, и мне захотелось ей помочь:
— Давайте подумаем вместе: когда люди не спят, им приходится жить, правильно? Ну, а когда живешь, приходится делать всякое! А какая разница где, если не спишь, а живешь, правильно?
— Вы правы, — закивала она. — Но все-таки поразительно!
— Здесь вы как раз ошибаетесь, — огорчил я ее. — На свете ничего поразительного нет. И знаете почему? Потому, что на свете все поразительно! Правильно?
Я произнес это с очень серьезным видом, но сперва Джессика за дверью шумно спустила в бачке воду, а потом Габриела вдруг вскинулась и громко же рассмеялась:
— Забудьте все это, ей-богу! И возвращайтесь на место!
…Пробираясь к моему месту у окна, я лихорадочно пытался представить как, где и кто осмелился трахаться прямо на борту. Опускаясь в свое кресло и пребывая в полном смятении, объявил:
— А я вот возьму и снова не застегнусь!
Профессор Займ промолчал, и я повернул к нему голову; не потому, что он не ответил, а потому, что время от времени головою нельзя не вращать: рядом в кресле сидел не Займ, а другой живой человек — Мэлвин Стоун! Все на нем как и было раньше; не хватало лишь галстука цвета датского шоколада и твидового пиджака из верблюжьей шерсти, который, правда, покоился у него на паху.
— Мистер Стоун?! — проверил я.
— Очень рад вас видеть! — улыбнулся он.
— Нет, это я вас рад видеть! — разволновался я. — Вы уже не там? — и ткнул пальцем вверх.
— Нет, я уже здесь! — и хлопнул по подлокотникам.
Займ — в конце ряда — высунулся вперед и улыбнулся мне:
— А вас долго не было!
— Знаю, — согласился я. — Я отсутствовал.
— А мы уже садимся, — не унимался Займ.
— Знаю и это, — кивнул я, думая о Стоуне. — Как вы себя чувствуете, мистер Стоун?
— А он в завидном настроении! — подхватил Займ.
— Если я не умираю, я всегда в завидном настроении! — рассмеялся Стоун. — У меня было несколько инфарктов, но в промежутке я всегда здоров и всегда в завидном настроении!
— Такого не бывает! — огрызнулась вдруг старушка с бородавкой. — У меня печень, и я это всегда чувствую. Если есть проблема, она есть — пока ее не решишь! А некоторые проблемы вообще не поддаются решению!
— Такого тоже не бывает! — вмешался сзади «спаситель еврейства» Джерри Гутман. — Нету проблемы, которую не решить!
Его продолжавшееся существование меня взбесило:
— Абсолютная чепуха! Глупые люди думают, будто проблемы существуют, чтобы их решать и будто их можно решить. Никто никаких проблем не решает. Люди просто иногда живут дольше, чем проблемы, а иногда нет.
— Правильно! — возликовал Стоун. — Нет даже такой заповеди — что проблемы надо решать! Вообще ни в чем никаких правил нету, есть предположения и приметы. Я, например, когда выживаю, — всегда предполагаю, что это хорошая примета! В прошлый раз — когда выжил — так именно и подумал, а через месяц сделал большие деньги! И опять решил: это хорошая примета! И оказался прав… Я очень суеверен! — и, рассмеявшись, добавил для меня тихим голосом. — Вы-то как раз знаете что я имею в виду!
— Конечно, — ответил я. — Опять выжили!
— Я не это имею в виду, — качнул он головой. — Хотя вы правы, выжил, и это тоже, как выяснилось, — к везению!
Я растерянно кивнул головой и промямлил:
— У меня тоже, знаете, сердце, и тоже недавно повезло.
— Я видел! — хихикнул Стоун и поддел меня локтем в бок.
— Да? — спросил я. — Что вы имеете в виду?
— Пожалуйста, пристегнитесь! — встрянула вдруг Габриела, но, не остановившись, прошла мимо за гардину.
Стоун кивнул ей вслед и снова шепнул мне:
— Ну, видел я, видел! — и кивнул теперь вверх. — Там видел! Вас и ее! Вместе! Ну, очень вместе!
— Нет, — обомлел я. — Это не то, что вам показалось.
Стоун, к изумлению Займа, расхохотался и склонился ко мне:
— Вы не поверите, но мы ей сказали то же самое!
— Кому? — не понял я.
— Вашей Габриеле! Это, мол, не то, что вам кажется! — и снова расхохотался, расстроив Займа окончательно.
— Так и сказали? — поразился я. — Так это были вы?! Я имею в виду именно вы так сказали?
— Оба! И я, и она. А что тут еще скажешь?
— Она тоже так сказала? Кто это она?
— «Кто это она?» — передразнил он меня. — А вы тоже ведь хитрец: добиваетесь, чтобы я назвал имя, хотите проверить — знаю я все или нет, да? Да, знаю! — и, оглянувшись, снова хихикнул, а Займ начал себя осматривать.
— Вы меня сбили, — признался я. — Кто «она тоже»?
— Нет, — мотнул головой Стоун. — Имени как раз не скажу; скажу просто, что все знаю. А вот она, кстати, сама! Хай!
— Хай! — ответила Джессика и опустилась в кресло, принадлежавшее раньше Стоуну. — Хай! — повторила она мне и теперь уже не прикрыла губы ладонью, потому что они были аккуратно закрашены. — Хай! — улыбнулась она и Займу.
— Хай, хай! — усердно закивал головой Займ. — Как самочувствие, мисс Фонда? Так долго вас не видели, соскучились, хотя только что смотрели ваш фильм. Какое понимание характера! И чутье! А в жизни сердце у вас еще добрее: мистер Стоун рассказал тут, пока вы задержались, что если б не вы, он бы не вытянул. Вы, ей-богу, прелесть и суперчеловек! Да, мистер Стоун незаурядный мужчина, но — вы с вашим положением!
Джессика, чуть смущенная, подала голос не ему, а мне:
— Еще раз, пожалуйста, извините!
