Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 2 2013)
Но вот питерскому учителю ОБЖ (“Основы безопасности жизнедеятельности”) действительно есть чем похвастаться: “Мы как-то ходили с 9-м классом на оперу „Война и мир” в Мариинский театр. Я сидел с детьми в разных рядах. Вдруг вижу — мои детишки активно зашевелились и выносят из зала женщину. Ей стало плохо, она упала в обморок. Пока я пробирался, смотрю, они уже уложили ее в коридоре на диван. Один положил под ноги сумочку, второй расстегивает воротник, чтобы дышать было легче, третий брызгает холодной водой на лицо, а четвертый побежал вызывать „скорую”. Я спрашиваю: „Ребята, как вы догадались?” А они: „Виктор Иванович, вы же сами нам это рассказывали”. Это было самое лучшее применение тех знаний, которым я их научил” (“РР”, 2012, № 50 (279), “7 вопросов”).
Юрий Пущаев. Революция, ты научила нас… — “Фома”, 2012, № 11 (115) <http://www.foma.ru>.
“Кто-то кстати заметил, что Советский Союз напоминал один большой монастырь, но без Бога. Да и с отношением классиков марксизма к христианству все не так просто. Хотя они христианство ненавидели, одновременно они ему в чем-то парадоксальным образом симпатизировали. Энгельс в статье „К истории первоначального христианства” сравнивает пролетариев-коммунистов с первыми христианами. Если хотите узнать, говорил он, чем были первые христианские общины, посмотрите на нынешние ячейки Интернационала. Для Энгельса рабочее движение и христианство одинаково возникли как движения угнетенных. Оба они, по Энгельсу, „проповедуют грядущее избавление от рабства и нищеты; христианство ищет этого избавления в посмертной потусторонней жизни на небе, социализм же — в этом мире, в переустройстве общества”. <…>
Советское время — очень сложный период в истории нашей страны. В нем безусловные намерения добра испорчены тем, что для своего осуществления они необходимо предполагают зло. Сострадательные революционеры столкнулись с тем, что Царство Божие на Земле невозможно установить без жестокого насилия и над другими, и над собой. Вопреки мечтаниям о „социализме с человеческим лицом” Сталин лишь довел эту линию до своего логического конца. Однако мы обязаны отделять коммунизм от коммунистов, грех от грешника. Осуждая чьи-либо деяния, христиане молятся за своих врагов. Ведь право суда над любым человеком принадлежит одному только Богу.
Кроме того, для нас по отношению к старшему поколению безусловно в силе остается заповедь почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле (Исх. 20:12). Тем более, что многие наши родители честно прожили свою жизнь, воспитали таких „умных” нас и создали тот задел, которым до сих пор живет наша страна. Дело в том, что в советских ценностях при всем богоборчестве было и христианское содержание, пусть и сильно искаженное (человеческое братство, сострадание к угнетенным, жертвенность). И не видеть этого в советском времени было бы неправильно”.
Кристина Росетти. Переводы Маши Лукашкиной. — “Иностранная литература”, 2012, № 12.
Стихам поэтессы, бывшей современницей Пушкина и почти дожившей до начала XX века, предшествует эссе о ней Вирджинии Вулф.
Я смерти не боюсь... Труднее жить.
С терпением галерного раба
Грести, грести, стирая пот со лба,
Но руки на себя не наложить,
Не броситься в глубокий водоем,
Желая одного: навек уснуть...
Имея нож, себе не ранить грудь —
Вот подвиг, в понимании моем.
Шагнуть с обрыва — миг. Терпеть длинней.
Но разве торопливые сердца,
Лишившие себя остатка дней,
Отважней тех, кто слабость превозмог?
И разве не герой, кто до конца,
До капли чашу жизни выпить смог?
(“Мужество”)
Пять лет тому назад (“Новый мир”, 2008, № 12) в рубрике “Новые переводы” мы печатали стихи Джека Лондона в переводе Маши Лукашкиной (к слову, замечательного детского писателя).
Иштван Эркень. К столетию со дня рождения. Переводы и сопроводительные тексты Татьяны Воронкиной. — “Вышгород”, Таллинн, 2012, № 6.
“…Те сочинения, какие со временем, возможно, будут переиздаваться, не позволяйте группировать так, чтобы в результате манипуляций взгляды мои, которых я придерживался всю жизнь, получили ложное толкование.
Хочу, чтобы после моих похорон друзья получили что-нибудь на память, однако прошу сохранить в целости те немногие дорогие моему сердцу старые книги, что мне удалось собрать.
Что касается способа похорон, решить этот вопрос поручаю моей жене. Самому мне хотелось бы, чтобы со мной простились лишь родные и близкие друзья, но этот факт для меня уже безразличен; если жена решит по-другому, я не возражаю.
Не только о своих кровных родственниках, но о друзьях и знакомых я думаю с любовью и благодарностью. Ни к кому не питаю злобы или гнева; я получил от людей больше, чем мог дать им.
Судьбу свою считаю свершившейся. Прошу обо мне не скорбеть.
Прощайте, дорогие мои”.
Эркень (1912 — 1979) — выдающийся венгерский прозаик-минималист и драматург. Цитировался отрывок из его завещания (“Моя последняя воля”).
Составитель Павел Крючков
