Евгения Кайдалова - Ребенок
– Инка…
Она обернулась. Улыбка еще не успела слететь с лица.
Я обнял ее неожиданно для самого себя (думал вначале поговорить). Когда я целовал ее, мне казалось, что я припадаю к роднику после долгого пути по пустыне – никак невозможно напиться досыта. Оставив ее домашние шортики и маечку дожидаться хозяйку на кухне, я внес Инку в комнату на руках – то, что мечтал сделать в тот день, когда нашел ее спящей на лестнице. Прежде чем раздеться самому, я долго целовал ее обнаженное тело, возбуждаясь от того, как она блаженно выгибается. Едва мы снова встретились губы в губы, как она с жадной нетерпеливостью принялась расстегивать мой ремень, а я с космической скоростью освобождался от рубашки. Меня накрыло волной ее волос, я потерся о них щекой и стиснул Инку с такой силой, чтобы вобрать в себя без остатка.
Она задыхалась и чуть отстраняла меня рукой, чтобы сделать вдох. Не знаю, слушался ли я. Я почти не сознавал, что делаю, «улетая» от струящихся между нами сладковатых плотских запахов. Неужели между нами что-то подобное было и раньше? Нет, не может быть! Никогда раньше медленно текущее время не вихрилось бешеной воронкой, затягивая нас в такую глубину и темноту, где нет места ничему, даже самому времени, одному лишь чувству бесконечного единства двух человеческих существ.
Ее глаза были прикрыты, словно в эту минуту она существовала лишь тем, что было внутри, не позволяя ни единой частице внешнего мира замутнеть чистое наслаждение. Между нами не стояло ничего – ни ребенка, ни горькой памяти, ни зыбких надежд на другое счастье. Мы принимали и отдавали любовь с беспредельной легкостью людей, делающих вдох и выдох. Она застонала именно в тот момент, когда я по привычке сдержал свой стон.
Я тяжело дышал, уткнувшись лбом в ее плечо, она расслабленно поглаживала мне голову. «Зачем я только ездил в Карелию?» – возникла глупая мысль. Понятно зачем: чтобы вернуться. Вернуться к Инке раз и навсегда и забыть все те «мудрые» выводы, к которым я пришел, сидя на камнях.
Как смешно: я пытался внушить себе, что она была лишь эпизодом в жизни, одним из многих, в которых ты участвуешь, но которые не становятся частью тебя! Какая бы чертовщина ни крутилась в голове, тело не солжет. Инкино тело ясно сказало мне, что любит. Мое же мне об этом просто напомнило. Что тут еще раздумывать на тему любви?
Я отдышался и откинулся на подушку рядом с Инкой. Мне было так хорошо, что не хотелось открывать глаза, но… как бы Инка не подумала, что я позорно заснул. Я послал в ее сторону теплый взгляд.
Этот взгляд Инка заметила секунду спустя и тут же ласково мне улыбнулась. Но целую секунду до этого на лице ее держалось то выражение, которого, как она была уверена, я не замечу: бесконечное презрение, смешанное с непонятным мне торжеством. Почувствовав мой взгляд, она перекатилась на бок, нежно погладила меня по лицу, что-то спросила. Кажется, я даже ответил на этот вопрос. Поцеловав меня, она отправилась в ванную, а я лежал и слушал, как работает мое сердце. Кто-то когда-то говорил, что здоровый орган не чувствуешь, ощущать его начинаешь тогда, когда он заболел. Я чувствовал свое сердца до предела отчетливо, словно оно задалось целью продемонстрировать, какая адски тяжелая работа у предсердий и желудочков. Мне показалось? Или она думала о чем-то другом, действительно достойном презрения? Если же предположить, что я не ошибся и ни о чем, кроме нашего слияния, она не думала… Нет, не могу я такое предположить! Я же чувствовал, что она не просто отдается, а отдает мне себя – тело не лжет. Если только не… Нет! Что угодно, только не это! Не может она так притворяться – не профессионалка же она, в конце концов.
Я присел и потряс головой – в ней творилось примерно то же самое, что творится в желудке перед тем, как человека вырвет. Инка в принципе никогда не лгала, у нее это просто не получалось. Даже когда я просил сказать по телефону, что меня нет дома, у нее от вынужденного вранья настолько менялся голос, что собеседнику тут же все становилось ясно. Неужели столь неискушенный человек может в любви проявлять вершины актерского мастерства?! Я не преувеличу, если скажу, что эта мысль не укладывалась у меня в голове – какие-то концы все время выпирали наружу. Предположим, Инкина ложь – правда. Но для чего она это делает? В последнее время перед поездкой в Карелию она за редкими исключениями была устало отрешенной в постели, оживляясь разве что после наших совместных выходов в свет. Возможно, она догадывалась, что я не извращенец и мне не доставляет удовольствия иметь бездыханное тело. Тогда логическая цепочка, которую Инка выстроила за время моей поездки, могла быть следующей:«1) Я живу за счет Антона в его квартире; 2) Он отец моего ребенка; 3) Следовательно, мне нужно поддерживать с ним хорошие отношения; 4) Мне не всегда удается это делать, потому что постоянно находится какой-нибудь камень преткновения; 5) Он не слишком-то доволен нашей совместной жизнью, а хуже всего дела обстоят с сексом; 6) Результатом этого может стать наш разрыв; 7) Возможно, как порядочный человек он и будет помогать мне материально, но от разрыва с ним моя жизнь существенно ухудшится; 8) Значит, нужно срочно принимать меры по улучшению отношений, и начать следует с постели; 9) Даже если я реально ничего к нему не чувствую, в интересах дела я притворюсь».
Шаг за шагом пройдя по пути Инкиных мыслей, я понял ее замысел, но поверить в него не мог. В голове торчало глупое утверждение: «Она не может обмануть меня и использовать – мы же вместе стояли на вершине Эльбруса!»
– Антон!
Я дернулся, обернувшись на голос.
– Ты что, не слышишь?
Я услышал, как на тумбочке в коридоре разрывается телефон. Инка трубку не снимала: едва мы начали жить вместе, как я купил аппарат с определителем номера, чтобы она отвечала только на звонки своих подруг и наших общих знакомых. Пока что мы ни разу не прокололись.
Я шел к телефону, внушая себе, что я наверняка ошибся: мало ли какое выражение может на секунду появиться у человека на лице! Может быть, она подумала о тараканах, которые почему-то вдруг завелись у нас в квартире и которых надо потравить. Или я просто принял расползшееся по лицу удовольствие за гримасу…
– Алё!
– Антоша?
– Да?
– Антоша, ты что, меня не узнаешь?
Первая догадка была о том, что это коварная Анжелика выудила у ребят мой телефон. Вторая догадка оказалась точнее: я разговаривал с собственной матерью.
– Мама, извини, очень плохо слышно, голос совсем не твой.
На том конце провода тихо смеялись.
– Я смотрю, ты в Карелии слегка перекупался.
– Скорее, перегрелся.
– Антоша, а у нас для тебя сюрприз: мы возвращаемся через неделю. Запиши поскорее номер поезда и вагона.
