Владимир Высоцкий - Черная свеча
Тогда он наконец прикрыл ее губы сильным поцелуем и успокоился.
— Тебе хорошо? — спросила она, не дожидаясь ответа, поцеловала его, ответила себе сама. — Тебе очень хорошо!
Зэк не мог поверить, что все это возможно и происходит с ним. У него не нашлось тех нужных и единственных слов. Он продолжал искать их и сейчас, стоя на плацу в ожидании развода, не замечая заискивающего взгляда лупатого Барончика, такого выразительного в своем атласном жилете поверх штопаного свитера, что не заметить его мог только слепой или влюбленный. Наконец Барончик рискнул проявить себя иначе. Он подошел к бригадиру, прошептал, оглянувшись по сторонам:
— Хочу притусоваться к твоей бригаде, Вадим. Моряк моряку отказать не должен.
Упоров посмотрел в узкую щель рта бывшего буфетчика с «Иосифа Сталина» так, словно пытался рассмотреть там недожеванный кусок самарского грабителя. И сказал:
— У меня нет вакансий людоеда. Что ты умеешь делать, кроме этого? Только не ври!
— Воровать…
— Комплект! Еще?!
— Нарисовать червонец, доллар, отлить любое кольцо из любого металла, выпустить монету с твоим профилем, я — художник. Настоящий художник!
— Ты — вор и людоед! Что тебе у меня нужно?
— Зачеты. Устал от блатной тусовки. Два побега… В следующий раз меня застрелят. Ты же знаешь, ты же сам…
Упоров улыбнулся, понимая, на какую дистанцию он оторвался от этого гладкощекого мошенника, которого не убили после второго побега только потому, что он предусмотрительно наложил в штаны. Каждый выживает, как умеет. Барончик хитрый, но он — мастер. Ты видел его работу у Дьяка: золотая змейка с крохотным бриллиантом во рту. Опасное занятие… Другой жизни в зоне нет, она вся опасная.
— Почему смеешься, Вадик? — спрашивает поникший Барончик. — Мне тридцать пять…
— Для коня почтенный возраст. Ладно. Я подумаю. Тебя ведь и в бригаде могут грохнуть, если отвяжешься.
— Исключено! Возьми, а? Богом прошу!
— Сказал — подумаю. Отвали. У меня и без тебя голова пухнет!
Весь развод он думал только о ней, пока его думы не прервал горячий шепот Гарика Кламбоцкого:
— Ты чо спишь?! Он говорит: «За всю историю Колымы им никто так шустро не нарезал шахты».
— У Колымы нет истории: одни лагеря.
Но слушал он с интересом. Заместитель начальника лагеря по политической части майор Рогожин, невзрачный человек с продолговатой, похожей на тыкву головой, обладал зычным голосом и полным отсутствием чувства юмора, что, собственно, определило его назначение на бесхлопотную должность.
— …За последние три года в бригаде не было ни одного серьезного нарушения режима, это тоже является, само по себе, своеобразным рекордом.
"Она ждет меня уже три с половиной года. Ждет! Меня! Серякин спросил: «Ты что ей наобещал? На танцы даже не ходит».
Ему было приятно, и он боялся. Капитан завидует. Хороший мужик, зависть — чувство плохое…
Майор Рогожин продолжает вдохновенно:
— Путь исправления, путь от преступления к его осознанию труден. Другого пути нет! Партия видит и поддерживает тех, кто, неукоснительно следуя ее установкам, шаг за шагом завоевывает себе право на счастливую, свободную жизнь в самом передовом обществе на планете!
«И тебе, крикливый идиот, доклады пишет Голос. Что бы вы делали без Соломона Марковича?! Бессовестные недоумки!».
Но в зоне, после вручения бригаде новых кирзовых сапог, прямо с этикетками на шпагатных вязочках, он сказал майору:
— Спасибо за доброе отношение, гражданин начальник!
И сразу же после отъезда замполита объявил:
— Новые кони не играются!
— А кто уже… — потупил глаза Зяма.
— Останется без спирта за трудовую доблесть!
— Получается: за раз — два — раз и по ошибке — раз?
Упоров не стал отвечать, направился к бульдозеру, к которому зэки прилаживали сконструированный Иосифом Гнатюком рыхлитель.
— Ну, хлопцы! Зачали! — крикнул Иосиф.
Несколько человек, вцепившись в перекинутый через блок трос, начали поднимать приспособление.
— Не возьмем! — стонал красный от натуги Калаянов. — Эй, ты, чо пялишься — помогай!
Упоров снова увидел Барончика. Тот неторопливо и неизвестно для чего сбросил свой атласный жилет, стал засучивать рукава штопатого свитера.
— Быстрей, рожа твоя протокольная! — сипел Зяма.
Барончик вцепился в трос одновременно с подскочившим Ираклием. Рыхлитель качнулся, пополз вверх, осторожно набирая высоту.
— Придержите! — вежливо попросил страхующий и фиксирующий совпадение отверстий Ольховский. — Пожалуйста, чуть вниз. Так.
Ян Салич проворно вставил штыри и распорядился:
— Опускайте! Осторожненько…
Рыхлитель осел и замер в полуметре от земли, одновременно с резким щелчком. Потный Калаянов направился к Ольховскому, чтобы сообщить очередную гадость, но разгадавший его намерение Ян Салыч спокойно протянул ему гаечный ключ, а когда Зяма его механически принял, сказал:
— Затяните гайки!
— Сам крути, змей! — понял свой промах Калаянов, отбросив ключ.
— Не моя работа: не по моим силам, — с сожалением объяснил Ольховский, — а вы работайте, работайте!
— Бугор! — Зяма принял позу римского патриция — Ты слыхал, что сказало это продавшее Родину существо?! Нет, ты все-таки глянь на эту антипартийную суку без зубов! Стоит себе гордый, будто совратил Еву Браун, а передовой заключенный Калаянов должен крутить его гайки?!
— Гайки общие, — успокоил одессита Упоров — Ян Салыч не прав, но он — старший. Ты должен сделать ему эту скидку. Крути!
Вадим взглянул через плечо на Барончика, успевшего натянуть свой дурацкий жилет и опустить рукава штопаного свитера. Зэк стоит в плотной тени бульдозера, сохраняя серое очертание без других красок и оттенков. Потом опускает голову, идет. Атласный жилет вспыхивает на солнце, отчего сутулая спина становится похожей на тухнущую лампочку. Бригадир смотрит ему вслед, в нем что-то противится будущему, да что там — будущему, уже принятому решению. Он кричит резко, отрывисто, чтобы заглушить всякие сомнения:
— Селиван, иди сюда, диетчик!
Барончик возвращается гораздо быстрее чем сходил остановившись перед Упоровым, заискивающе улыбается:
— Прибыл по вашему указанию!
— У тебя инструмент есть?
— Все при нас, бугорчик. Дорогие сердцу вещи не играются…
— Краски, материал или холст для картины?
— Не твоя забота. Так я уже работаю у вас?
— Ираклии! — Упоров нашел глазами Князя — Нам нужен людоед?
Грузин брезгливо оглядел фигуру Барончика и сказал, не переставая крутить гайки:
— Если вырвать зубы…
