Морли Каллаган - Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу
Ну, как бы то ни было, профессор Болл пригласил его выпить. Они выпили. Профессор, подзадоривая его, сказал: «Так, значит, вас интересует ее древний народ, а? Да, возможно, архитектурные памятники и захоронения ничего нам не рассказывают. В отличие от мусорных куч. Если хотите узнать народ, изучайте его мусор».
— А я встал и сказал: «Вы покойник, профессор Болл. Я ощущаю запах мусорной кучи», — и я хотел уйти. А профессор завизжал: «Немедленно вернитесь», — и набросился на меня с кулаками, царапался, так что я дал ему в зубы. И вот я тут, мисс Биксби.
— Ну, а девушка?
— В каком смысле?
— Вы почерпнули у нее древнюю мудрость?
— Кое-что.
— Правда? И что вы узнали?
— Как они смотрели на мир. Жестокий и бессмысленный кошмар, таким он был, и таким он будет всегда, и нам остается одно: попытаться преобразить частицу кошмара во что-нибудь прекрасное.
— Но это же очень много! Да, конечно. — Казалось, она была удивлена. Потом после недолгой паузы она переменилась, стала грустной. — В этом же есть правда, не так ли? Страшная правда, мне ли не знать! — И она добавила с изумлением: — Вы узнали это от простой девушки, только потому, что были с ней. Она, наверное, думала, что вы приехали из-за моря лишь ради нее. Как прекрасно! — Она отступила на шаг, оглядывая его с головы до ног, словно он стал кем-то другим, и замолкла. Он не знал, что ей ответить. Он ведь не пытался ее заинтересовать, а просто хотел развлечь.
— У нас было не так, — сказал он. — Она не спрашивала, откуда я.
— Но все равно, как чудесно для нее, — сказала она негромко. — И для каждой женщины. Она была всей историей. Пусть нежная, кроткая, любящая, но не сомневайтесь, она знала, что для вас она — вся история. Как вы сказали, в ней было все… для такого человека, как вы, и она это знала.
— Для такого человека, как я, — сказал он. — А я был проездом.
Она подошла к двери лазарета, и он неловко остановился, потому что она о чем-то думала и улыбалась про себя.
— Да, — сказала она потом. — И конечно, эта девушка все думала и думала, откуда вы. — С глубокой серьезностью она спросила: — Так откуда же вы, Айра Гроум?
— А вы странная, — сказал он.
— Времена странные… для меня, — сказала она.
— Капитанский мостик… — сказал он внезапно, вспомнив Чоуна. — Чоун на капитанском мостике! Чей-то телохранитель…
— Но капитан его пригласил.
— Ну да. После того, как я сообщил, что он крупный банкир. — Он попробовал засмеяться. — Прошу прощения, мисс Биксби.
Он шел назад и представлял себе, как капитан будет зондировать Чоуна — возможно, за рюмкой виски. В свойственном ему стиле он начнет исподтишка атаковать его словно бы дружескими вопросами. Мало-помалу он выяснит о Чоуне всю подноготную. Капитан это умеет. В каких школах учился Чоун? В каком университете? Как он смотрит на современное финансовое положение? Что он думает о Джоне Мейнарде Кейнсе? И, упиваясь своей академической проницательностью, капитан ничем не выдаст собственного мнения о Чоуне.
Хотя его мысли были как будто полностью поглощены Чоуном, он вдруг повернулся и поглядел назад. Она все еще стояла у двери лазарета и внимательно смотрела на него с выражением, которого он не понял.
11Море в лучах предвечернего солнца оставалось спокойным, на корвете все шло своим размеренным порядком, а он стоял на мостике и смотрел в бинокль на танкер в колонне судов. Танкер замедлял ход. Пока еще трудно было решить, не начинает ли он отставать от конвоя.
— Вон тот как будто ломает строй, — сказал он капитану, который стоял у переговорной трубы. — Посмотрите, сэр.
Капитан посмотрел, а потом сказал:
— Возможно, небольшая неполадка в машине. Возможно, сейчас нагонит. Дадим ему время. — И внезапно добавил: — Поглядите-ка! Справа по носу.
Вдоль борта, скорчившись, словно на невидимом стуле, проплывал мертвец в трусах и спасательном жилете, который удерживал его в сидячей позе.
— Похоже, сэр, что впереди нас ждет работа.
— Только если коммодор не сможет уклониться, — сказал капитан, а снизу донесся смех матросов, растянувшихся в тени у орудия, потом послышались сбегающие по трапу шаги, матросы негромко запели: «Есть честная девушка в дальнем порту, как говорят, лежит в колыбели с соской во рту, так говорят…», а море становилось шиферно-серым, и серебристые солнечные блики ртутью скользили и перекатывались по шиферно-серой зыби. По левому борту в воде играли и кувыркались дельфины. Морские свиньи. Удивительные — дружелюбные, озорные. Действительно ли им нравятся корабли и люди, думал он, или, как утверждают некоторые, им нравятся насекомые? У носа и у кормы всегда роятся насекомые. Дельфины и люди! Они кружатся и играют в ртутно-сером море, а мимо, сидя, проплывают люди в нижнем белье.
Эсминец промигал изменение курса на двадцать градусов. Это входило в игру — ответный ход против немецких подлодок, стаей затаившихся где-то впереди. Суда начали поворот, словно участвуя в каком-то громоздком механическом балете.
— Хореография морской войны, — сказал он капитану, и тот одобрительно кивнул.
Когда суда в своих примерно намеченных коридорах повернули «все вдруг», строй нарушился, коридоры исчезли и конвой превратился в хаос грязно-серых пятен на фоне ясного синего неба, но затем мало-помалу из хаоса возник новый строй на новом курсе — снова упорядоченный и контролируемый строй.
Он увидел, что к корме медленно идет мисс Биксби, иногда останавливается и берется за поручень, потом отнимает руку, потом проводит ладонью по поручню, словно стараясь приучить себя к тому, что ее окружает. Он увидел, как Боузли уставился на нее с площадки кормового орудия. Затем рядом с ней возник старшина: в одну-две секунды она рассеяла его неловкость и начала расспрашивать. Вскоре старшина уже что-то многословно объяснял, указывая на шканцы, — скорее всего почему матросам положено отдавать честь, когда они проходят мимо шканцев. Тут он заметил, что она вышла на палубу босиком. И пока он глядел на ее ноги, его вдруг охватила тревога. Бессвязные слова, которые она бормотала в полубреду в лазарете, — слова, которые заставили бы любого контрразведчика насторожиться: «Они опять промахнулись и все время промахиваются», а потом издевательское: «Какое дерьмо!» Что это за «они», спросил он себя.
И Джетро Чоун — тоже. Чоун шептал так невнятно: «Лучший их выстрел, и они промазали. Они не знают, что остались ни с чем». Что за «они»? Старшины рядом с ней уже не было, и она шла дальше по палубе. Сойдя с мостика, он нашел ее у Двери лазарета.
— Здравствуйте, мисс Биксби, — сказал он. — Ну как, освоились?
— Вполне. Благодарю вас.
— А мистер Чоун?
— Банкир? — сказала она с сухой иронией. — Возможно, он в капитанской каюте попивает виски в ожидании капитана.
— Не исключено, — сказал он и, стоя у поручня над сверкающей зыбью, добавил: — Кстати, мне хотелось бы кое о чем вас спросить, мисс Биксби.
— О чем же?
— Об одной вашей фразе в лазарете. Кто такие «они»?
— Они?
— Вы и Чоун словно считаете, будто кому-то было известно о том, что вы плыли на том судне.
— И оно было потоплено?
— Вот именно.
— Я понимаю, — сказала она. Молчание невыносимо затянулось. Оно стало вызывающим. Наконец она сказала:
— «Они», да? Нет, это не вражеские агенты, лейтенант. Подручные Марти Россо.
— Марти Россо?
— Неужели вы никогда не читаете спортивные страницы в газетах?
— Почему же? Иногда читаю.
— Впрочем, до самого последнего времени вы бы не встретили фамилии Россо в газетах, — сказала она, пожимая плечами. — Никто никогда ничего о Россо не печатал. А теперь он красуется на первых страницах. По крайней мере в Нью-Йорке. Окружной прокурор начал расследование. Допрашиваются владельцы спортзалов по всей стране. Матчи с подстроенным исходом. За деньги подстраивается все что угодно. Видите ли, Марти Россо — хозяин примерно тридцати боксеров. В «Гарденс» вы можете выступать, только если вы — боксер Россо, ну и конечно, игорный синдикат охватывает всю страну. Россо занимается и скачками. Профессиональный игрок без намека на совесть и с огромными связями, и знаете, до последних недель его имя в газетах вообще не упоминалось. Теперь ему приходится круто — так, во всяком случае, говорят.
— И этот Россо охотится за Чоуном?
— Ну, примерно…
— И Чоун думает… Ну, черт побери! — Он рассмеялся. — Чоун ненормален?
— Вовсе нет. С чего вы взяли?
— Это все-таки уж слишком.
— О чем вы?
— Он думает, что и война подстроена? — Он снова засмеялся.
— Не смейтесь. Он абсолютно нормален. А о войне, возможно, знает больше нас с вами. Но, конечно, он не верит тому, что о ней говорят политиканы и генералы.
— Погодите минуту… Извините. Эти подручные Россо… Что натворил Чоун?
