То Хоай - Западный край. Рассказы. Сказки
Итак, противники разошлись по своим местам.
Судья, почтенный Тяутяу, уселся в кресло. Он был стар и сед, лоб его рассекали глубокие морщины.
По заведенному издавна обычаю оба Рыцаря, чтобы дать зрителям представление о своем искусстве, показали два-три Боевых Приема.
Затем на какое-то мгновение они замерли, приглядываясь друг к другу, наконец выставили вперед руки, грозно взмахнули усами, и бой начался.
Чуи ловко владел своими конечностями. За время наших Дальних Странствий он выучился у меня многим приемам и ловко применял их. Муом, напротив, не затруднял себя сложными выпадами, он уповал на одну лишь грубую силу, тыча куда попало мечом и щелкая челюстями. Чуи был подвижней и легче и потому без труда уклонялся от его ударов.
Двигаясь впустую вокруг Арены, Муом заметно устал. И тут Чуи стал действовать в полную силу. Он распрямился и прыгнул, ноги его тяжкими палицами обрушились на голову соперника, расколотив вдребезги защитные очки на глазах Муома. Затем он провел еще один удар, и Муом рухнул на спину. Раз пять или шесть Жук пытался встать на ноги, но тщетно.
Почтенный Судья сошел на Арену, отвел Чуи в сторону от поверженного Муома и объявил:
— Победа присуждается Рыцарю Кузнечику Чуи!
Весь Большой Луг загремел приветственными кликами. Но к торжеству примешивалось недоумение: ни одна душа здесь не знала, кто такой Рыцарь Чуи…
Подождав немного, почтенный Судья снова поднял свой длинный рупор из листьев Рогульника и объявил:
— Рыцарь Кузнечик Чуи победил Рыцаря Жука Муома! Кто из собравшихся здесь знаменитых воинов желает сразиться с Рыцарем Кузнечиком Чуи?
Голос его, усиленный рупором, прокатился над Лугом, и все, замолчав, прислушались.
Вдруг из толпы прозвучал чей-то голос:
— Мы!.. Мы желаем сразиться!
И на Арену прыгнул спесивый Богомол, с которым я едва не подрался сегодня в харчевне.
Для Чуи это могло плохо кончиться. Он выглядел очень усталым. Вдобавок при виде длинношеего верзилы я вспомнил пашу утреннюю стычку, и кровь во мне закипела.
— Погодите-ка! Погодите! — крикнул я. — Вы сами раньше бросили вызов мне!
Я старался соблюдать приличия, ведь мы как-никак на Турнире. Но Богомол, попятившись, пробурчал только:
— A-а… Ну вылазь!..
И выставил вперед свои мечи. Весь облик его и жесты выражали крайнее презрение.
Как я уже говорил, перед Поединком было принято, чтобы каждый боец представился публике.
Богомол прошелся, весь извиваясь и вращая мечами. Клинки так и мелькали в воздухе, и казалось, будто их не два, не три и не пять, а множество — целый веер, напоминавший издалека пушистые кисти цветов Май. Он выглядел непобедимым.
Ну а я не стал щеголять своей выучкой и ловкостью, просто принял боевую стойку, наклонился вперед и раз-другой взмахнул ногами. Поднялся ветер и едва не оборвал полы красных и синих платьев у стоявших неподалеку девиц Каокао. Да, был я тогда силен!
Из-за своего высокого роста Богомол в начале схватки получил некоторое преимущество. Он с силой обрушил мечи на мою голову. Но голова моя была, как говорится, из Железного дерева, и удары эти были мне нипочем. Я же старался улучить момент и снизу нанести удар правой задней Богомолу в брюхо. Я выжидал, пока он промахнется своими мечами и потеряет равновесие.
Однако Богомол, видя, что расколоть мою голову ему не удается, решил изменить тактику. Теперь он стремился вонзить меч в щель между моим шлемом и панцирем и перерубить мне шею. Увы, шея и впрямь оставалась у меня незащищенной, и точным ударом отсечь мою голову ничего не стоило. Заметив грозящую мне опасность, я удвоил удары, потом быстро нагнулся и сомкнул челюсти на шее Богомола. Обезумев от боли, он рванулся, подпрыгнул и очутился прямо у меня за спиной. Этого-то я и ждал! Удар-пинок могучими задними ногами — коронный прием Кузнечиков! Я вложил в него всю свою силу и ярость. Удар пришелся Богомолу прямо в лицо. И наш непобедимый Рыцарь, вскрикнув тонюсеньким голоском, взвился в поднебесье и рухнул наземь далеко от Арены, прямо в толпу зрителей.
Да, Победа была полная!
На Большом Лугу, закипели страсти. Шум стоял оглушительный: шутка ли, Рыцарь Богомол, законный племянник Его Высочества покойного Богомола, сильнейший боец в государстве, побежден в поединке!.. И кем — каким-то Кузнечиком Меном, чужестранцем, бог весть откуда явившимся!.. И как побежден — наголову! Теперь небось на всю жизнь останется калекой!..
Волнение еще не улеглось, когда почтенный Судья, старый Тяутяу, с важностью поднял свой рупор и воскликнул:
— Кто из собравшихся здесь знаменитых воинов желает подняться на Арену?! Кто хочет сразиться с победителем?!
Он повторил свой призыв трижды.
Толпа безмолвствовала, и тогда он возгласил:
— Объявляется Финальный Поединок. Рыцарь Кузнечик Чуи сразится с Рыцарем Кузнечиком Меном!
О небо, я должен драться с Чуи? С моим Братом? Я взглянул на Чуи. Он тоже с недоумением глядел на меня. Неужели мы явились в эту чужую страну после стольких страданий и мытарств для того, чтобы драться из-за пустых Титулов и Наград? Я невольно шагнул навстречу Чуи, протянул к нему руки, обнял его за плечи, и, приблизившись к краю Арены, мы посмотрели вниз, на Большой Луг. Там, под сенью соцветий Май рукоплескали нам тысячи и тысячи зрителей.
Я обратился к ним с речью:
— О досточтимые и уважаемые! Мы с Братом совсем недавно прибыли в ваши края. И поверьте, мы вовсе не собирались добиваться здесь никаких Званий и Наград. Не зря говорят: «На доброе место и птица охотней садится». Вот и мы, узнав про ваш прекрасный обычай, явились к вам на праздник. Так уж случилось — мы и сами этого не ожидали, — герои со Всех Четырех Сторон Света повергнуты впрах, уступив нам с братом право в последнем решающем Поединке определить судьбу почетных Титулов и Наград. Но, простите великодушно, Поединок между нами невозможен! Надеюсь, вы и сами понимаете почему? Победителю Турнира предназначен высокий государственный пост, но, простите нас снова, занять его мы не смеем. Оба мы по натуре скитальцы, жадные до новизны, нам по душе одни лишь Дальние Странствия. Иногда нас может, конечно, пленить красота какого-то уголка и мы остаемся там, но на время, а потом все равно уходим дальше. И у нас нет намеренья остаться где-нибудь навсегда. Мы с братом просим понять нас и простить нам невольную нашу вину.
Не успел я договорить свою речь до конца, как снова начался невообразимый шум: одни требовали, чтобы мы с Чуи сразились, как положено, к этому, мол, обязывают тысячелетние обычаи; другие возражали им. Тем временем на Арену взошли Старейшины здешних племен — дряхлый старец Тяутяу, древний Богомол, почтенный Канькать, старик Каокао, пожилой Ниенг-ниенг.
— Почтеннейшие Рыцари, — обратились они к нам, — вы сами изволили вспомнить о том, что на доброе место и птица охотно садится. Но где же, скажите, где, как не здесь, у нас раскрылись столь блистательно, столь великолепно ваши Дарования и Таланты? Поистине никто на свете не достоин сравниться с вами. Это ли не величайшая честь для нас и величайшее счастье! Ежели вас, о почтеннейшие Рыцари, связывают братские узы и вы к тому же соратники и единомышленники, Поединок меж вами, само собой, невозможен. Но власть над нашей землей и попечение об ее судьбах один из вас должен взять на себя. Таково всеобщее наше желание и таков Закон. Вот уж которое поколение именно так, а не иначе мы избираем себе Правителя. Другого пути нет!
Я отказывался как мог. А Чуи молча стоял рядом. (Только потом я понял, что означало это его молчание.) Пришлось мне в конце концов согласиться.
Не передать вам, какое тут началось ликованье. Обоих нас тотчас поставили Главами государства: меня — Верховным правителем, а Чуи — моим Помощником.
Кто-то в одно мгновение соорудил Паланкин, народ поднял нас и понес на своих плечах под белыми цветами Май. Праздник вылился в торжественное Триумфальное шествие.
Девицы Каокао, подняв свои очаровательные личики, провожали нас долгими восторженными взглядами. Толпа забрасывала нас листьями и цветами, пела и плясала. Все взялись за руки — Канькати с Тяутяу, Каокао с Муомами — и закружились в шумном и радостном Хороводе. Отовсюду из норок и гнезд, с веток и листьев выходил, выбегал, вылетал народ, и все торопились сюда, на Большой Луг, в поля, где соцветия Май белели до самого горизонта.
Дошло до того, что я поднялся на Арену и, ловко изгибаясь, размахивая ногами и крыльями, исполнил одну очень славную песенку. Но счастливее всех явно был Чуи. Только теперь я понял, отчего он молчал, когда я отказывался от власти: он боялся, что меня так и не сумеют уговорить. А едва я дал свое согласие, он сразу пустился в пляс, застрекотал и запел, подбивая на всякие озорные выходки простодушных и робких Канькатей, опасавшихся, как бы Второе лицо в государстве с самого начала не сочло их безнравственными!..
