Елена Антонова - Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
– Тоже мне, – буркнул он. – Вот смотрите.
Через минуту все откинулись и посмотрели друг на друга.
– Ничего не понимаю, – вынужден был признать человек в штатском. – Тут даже по прямой шестьдесят километров. Даже если ехать со скоростью сто пятьдесят, это как минимум полчаса. Но прямой дороги нет. Самая короткая дорога – восемьдесят километров. Чтобы за пятнадцать минут… – он задумался. Потом просиял:
– Ну точно американский шпион, – сказал он.
Теперь все стало понятно. И как его не заметили постовые, и как он преодолел восемьдесят километров за пятнадцать минут. Американский шпион, что тут удивительного! И, совершенно счастливые, участники специального секретного совещания стали разрабатывать план действий.
Марина сидела в шезлонге, углубившись в «Доктора Живаго». Такая мелочь, как то, что книга будет издана несколькими годами позже, – пока Пастернак, наверное, и не подозревал, что он ее напишет, – Сергея нисколько не смущала.
Григорий Иванович успел бегло просмотреть эту книгу утром и был в легком недоумении.
– Вот видите, – поучительно говорил он Сергею, – как советская власть откровенно признается в своих ошибках. Не боятся печатать такие книги у нас. А вы говорите!..
Он все больше убеждал себя в том, что все в порядке у них с властью, и такая свобода мысли радовала его все больше, по мере того как он убеждал в ней себя и окружающих. Большей частью, конечно, себя.
Из дома вышла Маргарита Николаевна с еще одной книгой в руках. Сергей обрадовался: он специально оставил «Страх» Анатолия Рыбакова на столе в кухне, рассчитывая, что кто-нибудь из гостей ее найдет.
– Потрясающе! – сказала она. – Там такое про Сталина! Я открыла как раз на той страничке, где про смерть Орджоникидзе…
Она уселась на скамеечку в беседке и раскрыла книгу.
Сергей усмехнулся. Представить себе, что на даче из всех возможных занятий выберут именно чтение…
– Григорий Иванович, – позвал он. – Погоняем мячик?
Не успели они пристроиться за теннисным столом, как из дома выбежала Катюша.
– Так нечестно! – закричала она. – Сами играете, а мы, несчастные женщины, должны скучать? Поедем все на острова!
«Несчастные женщины» приподняли головы, явно не желая, чтобы их трогали и куда-то тащили от захватывающего чтения.
Катюша улучила момент и шепнула Сергею, что звонил Барсов. Товарищ Воронов распорядился установить в их доме подслушивающие устройства, и надо было предоставить им такую возможность, хотя бы на часок оставив дом.
Вообще, насчет распространения «диссидентской» литературы среди местного населения Сергей очень возражал. Насколько он знал тех людей, которым он эти книжки подсовывал, они начнут широкие дискуссии. Преподаватели, например, запросто могут устроить диспут среди студентов и навлекут на себя гнев партийных бонз. Однако указания Барсова выполнял, надеясь, что он не забудет потом оградить людей от неприятностей.
Получив обещание, что эти книги они получат в подарок, Кирюшины заразились всеобщим азартом: собирали удочки, мячи, упаковывали в невиданные корзинки с отделениями еду, смазывали в лодке уключины, чтобы весла не скрипели. Острова посреди реки действительно были райским уголком с бившим чистейшим ключом, обильными зарослями шиповника и земляники и отличной рыбалкой. Так что времени размещать аппаратуру у ГРУ было больше чем достаточно.
На острове, играя в волейбол, Сергей с Катюшей поглядывали на заброшенную «трансформаторную» будку, которая находилась недалеко от берега между Сосновкой и соседним Сенькино. Будку эту Сергей с Андреем приметили давно и знали, что тяжелая дверь с черепом и надписью «высокое напряжение» вела в довольно просторный подземный бункер. Сейчас возле будки наблюдалось некоторое оживление. Возле нее копошились несколько незагоревших «крестьян», возле которых не было видно ни кос, ни лопат, но зато наблюдались в изобилии наклеенные пышные усы и белые косоворотки. От настоящих крестьян они отличались так же, как павлин от курицы.
Возвращаясь обратно на своем «лендровере», который дожидался их на берегу, Катюша не упустила случая крикнуть в открытое окно копошившемуся в густой траве «крестьянину»:
– Бог в помощь! Вы что там, клад нашли?
Ряженый «крестьянин» злобно посмотрел на нее, неумело вырвал из земли клочок травы, потерял равновесие и от неожиданности с размаху сел на землю. Из машины раздался дружный хохот.
Вечером довольный Воронов лично уселся возле специально привезенного из Москвы оборудования. Медленно крутились бобины огромных магнитофонов, шуршала проволока. Он допустил к прослушиванию только председателя КГБ. Они ждали откровений.
Магнитофонов было целых два – дорогое и редкое оборудование, которое Москва не пожалела для крамольного, впавшего в немилость города.
Пишущая проволока все шуршала и шуршала, не донося ни единого звука. Видимо, обитатели дачи были в саду. Потом женский голос весело сообщил, что все устали и неплохо было бы поспать. С этим согласилось еще несколько голосов, потом мужской голос – явно Бахметьева – сообщил, в каком месте у него синяк от мяча и какие последствия в интимной жизни ему могут от этого грозить. Председатель КГБ сконфузился и покраснел. Воронов перестал клевать носом. Тишина, которая наступила после этого, разнообразилась храпом. От скуки Воронов пытался определить, кто его издает, и преуспел в этом, сделав вывод, что-либо Кирюшин, либо Бахметьев.
В шесть вечера все стали потихоньку просыпаться. Военные схватили карандаши и оживились.
– Мясо уже замариновалось! – сообщила Марина.
– Сережа! – крикнула Катюша. – Неси кастрюлю в сад. И разжигайте там с Григорием Ивановичем мангал.
– Шифровка? – с энтузиазмом предположил председатель КГБ.
Воронов вздохнул и предложил дежурить по очереди.
Через сутки он заскучал. Ему надоело выслушивать кулинарные рецепты, обсуждения результатов рыбалки и игры в теннис. Однако через четыре дня, когда он совсем потерял надежду и с некоторой тревогой думал о том, что он будет докладывать московскому руководству, он был вознагражден.
Он рассеяно прослушивал рассуждения Маргариты Николаевны о том, как летний отдых способствует хорошей работе в течение учебного года, как вдруг с другого магнитофона, который писал с микрофона в Бахметьевском кабинете, явственно послышался голос Бахметьева.
– Слушаю, товарищ генерал!
Воронов встрепенулся. Бахметьев говорил негромко, но, видимо, он находился у самого микрофона, поэтому слышимость была отличная.
– Подрывная группа полностью ликвидирована, – между тем докладывал Бахметьев. – Настроение населения нормальное. Да, думаю, город уже вернулся к нормальной жизни.
Потом наступила пауза, в течение которой Воронов мог вытереть вспотевший лоб и полностью переварить услышанное. Как подрывная группа ликвидирована? Без его, Воронова, личного активного участия? Между тем Бахметьев заговорил снова, и Воронов обратился в слух.
– Нет, боюсь, не все в порядке, – докладывал Бахметьев кому-то таинственному и, видимо, очень могущественному. – Тут полковник Воронов из ГРУ развил ненужную активность. Как бы он тут не наломал дров. Население беспокоится. Простите, не слышу? Да, ввел комендантский час. Не справился с ситуацией, все делает слишком явно. Посты на дорогах выставил… Не справляется…
Потом голос Бахметьева напрягся, будто ему только что сказали что-то важное.
– Сейчас ликвидировать? А может, дать ему шанс? Скажем, два дня? Все-таки старается человек, хоть и ограничен. Что? Дать сутки? Если сообразит вывести войска? Слушаюсь. Мне ликвидировать лично? Ах, для этого есть специальные люди? Слушаюсь. Но прошу вас дать ему не один, а хотя бы два дня. Вдруг вникнет в ситуацию. Слушаюсь. Служу Советскому Союзу!
И Бахметьев умолк.
Воронов тихо выключил магнитофон. Потом снова включил и стер запись. И пошел будить председателя КГБ, радуясь, что именно он дежурил в этот момент у магнитофона.
А Сергей свернул в трубочку бумажку с сочиненным Барсовым диалогом, надеясь, что он сыграл достоверно, положил ее в карман и усмехнулся.
Эксперимент был закончен. Сергей, измотанный нервным напряжением, был рад. Даже несмотря на то, что Марина была его любовью и его болью. Чужой мир. Другая планета. Без поддержки он сошел бы здесь с ума через неделю.
Прощаясь с соседями, он клял себя за слабость последними словами и снова решал остаться.
Он вернулся в свою «квартиру «П» тридцать первого августа. Обошел всех соседей, которые радостно поздравляли его с началом нового учебного года, и присел попить чаю у Хворовых. Ему было особенно неудобно, что завтра все будут недоумевать, почему он не явился на занятия и исчез, никого не предупредив. Это неожиданное исчезновение тоже было запланировано. Им, видите ли, было интересно, какие сплетни разойдутся в связи с этим.
