Александр Ройко - Жизнь щедра на сюрпризы
А далее им предстояло уже очень серьёзно готовиться к своему отъезду. И первой частью этого приготовления должен был стать нелёгкий разговор Андрея с майором Стабровским о принятом решении Морозевичей не оставаться в госпитале на четвёртый год. Разговор, действительно, выдался непростым, но не таким уж и страшным — майор также как и Благомиров, прекрасно понимал значение своей собственной квартиры. Поэтому, он, хотя и расстроился при этом известии Морозевича, но, тем не менее, поддержал его. Видя, что Стабровский понимает его, Андрей решился поговорить и о дате отъезда.
— Да, — улыбнулся майор. — Вижу, что покидать ГСВГ у вас желания то и нет. Но, как говорится, нужда заставляет. Естественно, уехать посреди контракта вы не можете. Есть, правда, пара ситуаций для такого прерывания контракта, но они очень уж серьёзные и в вашем случае не подходят. Но ваше желание мне понятно. Хорошо, постараюсь вам помочь в этом вопросе. Когда вы первый день вышли на работу?
— Седьмого июня 1976-го года.
— Какой день недели это будет в этом году?
— Четверг, — ответил Андрей спустя некоторое время, подсчитав в уме.
— Ладно, доработаете до конца той недели, а потом уедете. Так, теперь мне ещё предстоит "обрадовать" Николая Фёдоровича по поводу вашего решения.
— А мне самому к Благомирову нужно идти?
— Я думаю, что нет. Если же понадобится, то я вам скажу.
Вот так, довольно успешно завершилась беседа Андрея с заместителем начальника госпиталя по АХЧ. Вечером Лера рассказала супругу о реакции своего начальства на её подобное сообщение. Еленушкин за голову схватился, ведь его детский невропатолог, которого он еле разыскал здесь, ещё и года не проработал. И уже собирается уезжать, а он вновь остаётся без врача-специалиста такого профиля.
— Что поделаешь, — грустно заметил Андрей. — Его можно понять, но, увы, ему с этим придётся смириться.
Однако всё оказалось не так-то просто. Вся эта неделя в дальнейшем принесла новую головную боль Андрею. Еленушкин смиряться не очень то хотел, но самостоятельно повлиять на отмену отъезда Валерии он не мог. И тогда он прибегнул к другому методу — к уговорам. Но к каким уговорам! Морозевичам такое и в голову не приходило. Конечно, зав. неврологическим отделением не мог уговорить не уезжать семью Морозевичей. Но он начал уговаривать не уезжать саму Валерию. Муж, мол, пусть уезжает, а она остаётся. И начались дома споры на эту тему Леры с Андреем.
— А может быть, мне и в самом деле не уезжать? — спрашивала Валерия. — Я то и работаю в ГДР всего два года с хвостиком.
— Да это невозможно. По контракту сюда ехал я, а не ты. И поэтому ты должна уезжать вместе со мной, как только заканчивается срок у меня, а не у тебя.
— Я ему об этом говорила. Но Еленушкин сказал, что этот вопрос он решит.
— Да не сможет он его решить. Не в его это власти.
— А вдруг решит? Андрей, но я же в Полтаве не найду такой хорошей работы.
— Почему? Подобную работу ты точно найдёшь. Возможно, только не на таком уровне. Но, если бы ты даже и не нашла, то что? Тогда ты вообще здесь собираешься остаться навсегда?
— Нет, но за это время я смогу получить первую категорию. Еленушкин, вообще, сказал: "Оставайся, и я тебе выбью даже высшую категорию". А в Союзе мне, чтобы её получить, придётся лет двадцать работать.
— Ой, Лера. Да пообещать можно всё, что только угодно. Раскрывай карман шире. Это со стажем в восемь лет ты собираешься получить высшую категорию?
— Ну, я понимаю, что это он загнул. Но первую категорию получить здесь реально.
— А сын, как я с ним буду управляться один?
— Но мы же договорились, что ещё год побудет у твоих родителей.
И такие споры шли каждый день, доходило даже до слёз Леры. Дошло до того, что когда Лера сообщила, что она не может так долго оставаться без сына, то Еленушкин пообещал ей чуть ли не ежемесячные командировки в Союз. И, как не странно, нечто подобное было вполне осуществимо. Дело в том, что из госпиталя часто отправлялись тяжело больные пациенты для продолжения лечения в Москве, в главном военном клиническом госпитале имени академика Н.Н. Бурденко. И для сопровождения таких больных, естественно, выделялся медицинский персонал госпиталя. А, поскольку, назад санитарный вагон отправлялся не сразу, то членам этого персонала можно было выкроить время и слетать на день-другой к своим родным. И как не доказывал Андрей Лере, что это всё разговоры, до конца недели ситуация была непростая. Андрей проконсультировался по этому вопросу со Стабровским, и тот сказал, что это всё чепуха — уехать Морозевичи должны вместе. То же самое подтверждала самой Лере и Инга. Но Лера, конечно, понимая всё это, как бы цеплялась за последнюю соломинку — а вдруг. И прекратились эти споры между супругами только в воскресенье, когда они вечером вместе отмечали третью годовщину пребывания Андрея на территории ГДР.
Андрей в разговоре, вспоминая все обстоятельства их пребывания на территории этой дружественной страны, случайно, как бы в шутку, обронил такую фразу:
— Может быть, ехать сюда три года назад нужно было не мне, а тебе? Ты бы оформлялась сюда как педиатр-невролог и работала бы ты всё время здесь. И всё было бы хорошо. А я бы к тебе приехал.
И эта случайная фраза всё перевернула. Лера на неё сначала как-то, вроде, и не обратила внимания, но когда осознала, то изумилась:
— Андрюша, а, в самом то деле, почему же мы так не поступили?
— Да потому, что три года назад мы никаких подобных нюансов не знали, мы же не знали, что тут имеется такой госпиталь, ну, санчасти, медсанбаты, что-то покрупнее — но не такой же госпиталь. Кто мог это знать.
— Но можно было предположить это и всё разузнать.
— И почему же ты этого не сделала? — уколол её Андрей.
— Я не знала…., - начала Лера, а потом, поняв, что практически повторяет слова мужа, махнула рукой. — А, что, в самом деле, думать и гадать. Как уж сложилось — так и сложилось. И нечего горевать. Всё, я прекращаю своё нытьё по этому поводу. Конечно же, едем вместе, и никаких разговоров. Хотя уезжать и не хочется.
И далее они уже дружно занимались сборами в дорогу. Теперь они знали точную дату выезда и всё распланировали: что и когда сделать, какие купить подарки близким, что нужно купить в дорогу и что ещё можно прикупить самим — ведь они получат ещё вдвоём немалые деньги, которые потратить можно только здесь. Деньги уезжающие, договорившись с финчастью, могли получить раньше, что было вполне обосновано. Покупками решено было заняться Лере, а Андрею нужно было готовить багажные ящики, укладывать вещи и сдавать этот багаж. А до того ящики с вещами ещё предстояло взвесить. Дело в том, что, отправляя багажные ящики, не обязательно было ехать на ту станцию, с которой планировался осуществиться и отъезд их владельцев. Багаж можно было отправить с любой немецкой станции, указав место их прибытия и, получив, естественно, соответствующую квитанцию для их получения. Но вот здесь вступала в действие немецкая пунктуальность. На одного человека разрешалось отправить багажный ящик брутто в 70 кг. Будь это наши приёмщики, то лишние 1–2 кг ничего бы не значили. Но не для немцев — 70 кг и ни на грамм больше. Поэтому и предстояло взвесить наполненные, но пока что не заколоченные ящики ещё в госпитале (Андрей это планировал сделать на складе АХЧ). Ящики Андрей из заготовок сколачивал сам дома и наполнял их на глаз — приподымая полные. С одним ящиком, как потом выяснилось, он немного промахнулся, но зато не доложил другой. Переложил вещи Андрей на складе, там же их заколотил и, попросив на время машину, отвёз и успешно сдал свой багаж. А произошло это уже 5 июня.
Теперь до дня отъезда оставалось всего шесть дней, и в этом случае обратный отсчёт был уже точен. А далее пошли уже дни прощания, как с сослуживцами, так и с самым госпиталем. Но погода как будто бы намеренно препятствовало отъезду семьи Морозевичей. Установились такие тёплые, погожие дни, хотелось сутками пребывать среди этого великолепия природы, и, не то что то, что уезжать куда-то, а даже покидать хоть на время этот лес, кусты, пахучие цветы, щебечущих птичек, резвых белочек. В неврологическом отделении Еленушкин, наконец, смирился с отъездом Валерии, и её очень тепло провели, наговорив очень много хороших пожеланий. Андрей назначил свои проводы на последний рабочий день недели. Собрались сотрудники теплохозяйства, большей частью слесари-ремонтники, на природе за помещением мастерской. Хотя и прошло менее года, но и Морозевич привык к ребятам, да и они к нему. Расставаться не хотелось, но что поделаешь. Конечно, они отметили отъезд Андрея, но большей частью они беседовали. Андрей обменялся с ребятами союзными адресами — переписку вести никто не собирался, а вот навестить друг друга в Союзе было вполне реально (и двоих из них Морозевич таки потом в Союзе навестил). Тем более, что многим из остающихся уже к концу этого года тоже было суждено покинуть ГДР. И настроение у всех было соответствующее, все прекрасно понимали чувства Андрея накануне своего отъезда отсюда. Подобающей этому и была основная тема беседы, в особенности её завершающая часть.
